Основной единицей ирокезского общества являлся род. Каждое племя делилось на несколько родов, названия которым давались по наименованиям родовых тотемов — волк, медведь, черепаха и т. д.

Род выбирал сахема — родового старейшину, руководившего жизнью рода в мирное время. Поскольку господствовал материнский счет родства, сахемом мог быть лишь брат или сын родоначальницы.

Таким образом, на основе первобытно-общинного домашнего хозяйства родовой строй достигает в эту эпоху расцвета. Основной хозяйственной и общественной клеточкой, как мы видели, выступает матриархальный род. Типичны для родовых деревень наблюдавшиеся у ирокезов «большие дома», в которых часть рода живет, ведя хозяйство не отдельными— парными — семьями, а совместно со всеми близкими родственниками по материнской линии. Так вновь подтверждается более ранний характер рода, общины перед отдельной семьей. Внутри разросшегося племени образуются фратрии как объединения расчленившихся матриархальных родов. Появляются и первые союзы племен.

Частые военные столкновения между племенами сопровождались грабежами и захватом пленных, которых или убивали (иногда поедали), или усыновляли для пополнения убыли в собственных рядах.

Очень важна мысль Энгельса, что «…с наступлением варварства мы достигли такой ступени, когда приобретает значение различие в природных условиях обоих великих материков… Вследствие этого различия в природных условиях население каждого полушария идет с этих пор своим особым путем, и пограничные столбы, обозначающие отдельные ступени развития, становятся разными для каждого из обоих случаев»[30].

Открытия Миклухо-Маклая показали нам реликтовое общество исхода низшей ступени варварства на берегу Маклая в Новой Гвинее. Здесь в силу развития межродовых мужских промыслов зарождается эквивалентный межродовой обмен. Мужчина начинает принимать более активное участие в женском огородничестве, не только очищая каменными топорами почву от леса, но и подымая целину путем вскапывания земли тяжелыми землекопалками на месте посева.

Увеличение хозяйственной роли мужчины ведет к зарождению обычая патрилокального (т. е. по месту отца) поселения супругов. Это подготовляет к переходу от материнской линии счета родства к отцовской и к наследованию имущества детьми не от матери, а от отца.

Общий подъем производительности труда укрепляет не только общинную, но и личную собственность. Накопление личных запасов создает предпосылки личного обмена. Первые зачатки индивидуального обмена, выросшего на базе получившихся излишков продукции, ведут к первым зачаткам нетрудовой частной собственности.

Наши исследователи (особенно Крашенинников и Штеллер) в 30-х гг. XVIII в. наблюдали на далекой Камчатке живых представителей ступени низшего варварства в лесной полосе. Это — ительмены (камчадалы). У них был родовой строй и, что особенно важно, с хорошо сохранившимися остатками матриархата. Хотя никаких следов даже первобытного огородничества у ительменов не обнаружено, но почетное, самостоятельное положение женщин у низших варваров могло существовать и при полном отсутствии даже самого начального земледелия.

Орудия труда (каменные и костяные) камчадалов, описанные Крашенинниковым в XVIII в., — типично неолитические. Из камня и кости делали топоры, ножи, копья, стрелы, иглы, ланцеты. Топоры у них делались из оленьей и китовой кости, также из яшмы и привязывались ремнями к кривым топорищам. Ножи они делали из горного зеленоватого или дымчатого хрусталя, остроконечные, наподобие ланцетов, и насаживали их на деревянные черенки.

Несмотря на такое сходство каменного и костяного инвентаря камчадалов с неолитическими находками нашей лесной полосы, с так называемой ямочно-гребенчатой керамикой, как раз глиняной посуды Крашенинников у них не обнаружил. Но пятидесятник Владимир Атласов[31], который был у камчадалов до Крашенинникова, глиняные сосуды застал. Это же подтверждают и археологические раскопки, производившиеся на Камчатке. Надо думать, что общение с русскими (и частично с японцами) вытеснило из обихода камчадалов керамику. Однако на основании сходства каменных и костяных орудий, а также и благодаря наличию керамических остатков в раскопках мы можем считать камчадалов реликтом общества, жившего на стадии низшего варварства, по своему быту и хозяйству вполне аналогичным нашим древним предкам, обитавшим в лесной полосе нашей родины. То, что осталось для нас навсегда темным в общественной жизни этих наших предков, мы можем поэтому восполнять данными из жизни тех народов, которые являлись в свое время реликтом далекого варварства.

Крашенинников очень добросовестно описывает труд, быт, религию ительменов. Мы узнаем, что труд ительменов был определенно разделен между женщиной и мужчиной: «Летнее время мужчины трудятся в ловле рыбы, в сушении ее, в перевозке от моря к своим жилищам, в припасе собакам корму, костей и кислой рыбы, а женщины между тем чистят изловленную рыбу»[32]. Кроме того, женщины собирают разные травы, ягоды, коренья в пищу и для лекарств.

«Зимой мужчины занимаются охотой за соболями, лисицами, а женщины наибольше трудятся в сучении ниток на сети и т. д. Женщины же готовят и пищу, которая в основном состоит из рыбы, сушеной, вяленой, перемешанной часто с травами и ягодами. Так, излюбленное их блюдо — это селога. Она делается из различных кореньев и вареной рыбы. Кушанья из кислых ягод и сараны весьма приятны, потому что и кислы, и сладки, и сытны; но приготовление еды, особенно жидкой, делалось ужасно грязно, ибо баба, которая никогда свои руки не мывала, потолокши коренья в поганой чаше, разбивает оное по локоть обнаженною грязною рукою, которая потом бывает как снег бела в рассуждении тела»[33].

У камчадалов не было еще ни примитивного земледелия, ни скотоводства, если не считать собак, которых они держали главным образом как гужевую силу (впрягали в сани).

Горшки, приготовленные жителями Новой Гвинеи для обмена.

Камчадалы жили родами. Крашенинников указывает, например, что «всякий острожек[34] ту реку, при которой живет, почитает за владение своего рода, и с той реки на другую никогда не переселяется… на всякой реке живут огородники, которые происходят от одного прародителя… на промыслы звериные ходят камчадалы по своим же рекам»[35].

Жили камчадалы в жилищах, состоящих из нескольких юрт и балаганов, с входом через отверстие в потолке, которое одновременно служило и окном и дымоходом. Живет в этом острожке (или по-камчадальски — в атынули) несколько семейств ближних родственников.

«Между различными племенами у камчадалов бывали неоднократные военные сталкивания; они часто между собою воевали, так что году не проходило, в котором бы сколько нибудь острожков разорено не было. Главное намерение браней их состояло в том, чтобы получить пленников, которых они в тяжкие работы употребляли…», но с вожаками враждебного племени поступали очень жестоко: «С пленниками мужского пола особенно знатнейшими удальством своим поступали они с обыкновенным всем тамошним народам бесчеловечием. Жгли, резали, кишки из живых мотали, вешали за ноги и всякие делали надругательства, торжествуя при том о победе над неприятелями…»[36].

Предки ительменов жили оседло, деревнями. Но они не знали еще земледелия, как и доисторическое население лесной полосы, оставившее после себя находимую археологами ямочно-гребенчатую керамику.

Несмотря на расовые различия и различные варианты производства папуасов и ительменов на одном и том же уровне развития производительных сил, русские ученые Миклухо-Маклай и Крашенинников открыли тот же процесс разложения матриархата. Крашенинников показывает, что у ительменов жених «отрабатывает» невесту и приводит ее в свой острожек (укрепленную деревню). Подобно тому, папуасы берега Маклая платят за невесту зачаточный выкуп (среднеазиатский калым) в виде двух глиняных горшков. Наследование у ительменов идет от отца, а не от матери. Правда, оно так мало («состоит в одной перемене платья, в топоре, в ноже, в корыте, в санках и собаках»), что «больший сын всем после отца своего владеет, а другим ничего не достается».