Черт! Еще пара поцелуев, и я торможу свои губы, съезжая ими на Сонину щечку.

— Отпустите меня… — она шепчет истерично и испуганно. — Или я закричу!

Я скольжу руками по ее фигуре вниз и сжимаю талию. Как это отпустить то!

— Соня… — на языке вертится дикий набор из матов и ещё каких-то слов извинений, совершенно мне несвойственных. А сейчас нужно что-то говорить, чтобы не выглядеть на всю голову шибанутым… — Нет, — ухмыляясь, качаю головой. — В этом от тебя тоже толка не будет. Никакой инициативы. Никаких перспектив.

Отпускаю ее. Отхожу на насколько шагов в сторону и открываю деверь. Соня продолжает вжиматься в стену и тяжело дышать.

— Черт с тобой, — стараюсь говорить как можно небрежнее. — Возвращайся на рабочее место. Будем считать, что инцидент исчерпан.

Соня несколько раз открывает и закрывает глаза.

— Можно мне водички?

— Здесь самообслуживание, — жму плечами.

Она подходит к кулеру, наливает стаканчик воды и, отпивая из него мелкими глотками, идёт к выходу.

Это становится интересно. Неужели мне сейчас прилетит?

— Не вздумай, — отрицательно качаю головой, когда она равняется со мной.

— Идите вы, — сверкает глазами и все-таки выплёскивает мне воду в район ширинки, — самообслуживайтесь!

Срывается с места, дергает ручку и выбегает за дверь.

Находясь в шоке о того, что сейчас произошло, впечатываю кулак в дверной косяк и ухожу к столу.

«Боится говоришь? Ничего эта зараза не боится! Ты зачем вот сейчас ее оставил? Чтобы любоваться?»

Поправляю штаны и констатирую факт, что вода ничерта не помогла остыть. Куда б себе ещё налить, чтобы перестать творить фигню?

Ну или уже черт с ним, если так накрыло, то забирать девчонку не пошлыми телодвижениями, а красиво?

Ты ещё помнишь, Северов, как это делается «красиво»?

Открываю окно, впуская в кабинет морозный воздух, и подкуриваю сигарету, зябко ведя плечами. Мне надо это обдумать. Хотя бы до вечера…

Соня

Я мысленно умоляю бесконечную толпу покупателей не заканчиваться, чтобы не отвечать на вопросы своей коллеги. Достаточно с меня ее долгих сочувствующих взглядов.

А ещё очень боюсь, что факт моей близкой и не самой приличной связи с начальством, может как-то подорвать наши с Аней только что зародившиеся добрые отношения.

— Сонь, — она все-таки ловит меня возле кассы, — все нормально? Зачем вызывали?

— За внешний вид ругали, — отвечаю шепотом. — Что только белый верх и чёрный низ носить можно.

— Серьезно? — Распахивает глаза моя коллега. — Надо должностную инструкцию перечитать.

— Тебе то что читать, — улыбаюсь ей. — Ты всегда, как положено выглядишь.

— Это потому что больше надеть нечего, — фыркает она. — Да и покупать смысла особого нет. Зимой и летом одним цветом, как говорится. Вот закончу институт, отсюда уволюсь и буду только платья носить. Красные в белый горох.

Мы тихонько смеёмся, расходясь до своих покупателей.

— С наступающим вас, — подаю фирменный пакетик с лентой пожилой паре, которая решила обновить обручальные кольца спустя пятьдесят лет брака. — Приходите к нам ещё через столько же!

— О, это мы обязательно, — они снисходительно улыбаются и, прощаясь, выходят из магазина, уже о чем-то жарко споря.

Я убираю палеты с кольцами обратно под стекло и замечаю, что меня до сих пор потряхивает после общения с Северовым.

Запоздалые волны стыда безжалостно накатывают, заставляя плавать в горячей рефлексии.

Наверное, правильным будет уволиться.

Я неосознанно дотрагиваюсь до губ, которые до сих пор горят от поцелуев Сергея. Сердце срывается в трепет.

Признаваться себе в том, что мне (теперь уже без всякого сомнения) нравятся поцелуи этого мужчины, не хочется.

Потому что он хам, мужлан, пошляк и далеко не самый законопослушный человек. Да и вообще, он сказал, что ему не понравилось меня целовать!

Ох… тихонько приседаю к нижним ящикам, чтобы продышаться.

Уходить отсюда совсем не входило в мои планы, потому что с добавкой процента от продаж, зарплата в этом месяце должна быть очень приятной. А у меня пушистые нахлебники и ремонт… И Аню подводить не хочется. Или я просто ищу повод остаться?

Как только поток покупателей становится чуть меньше, она сбегает в подсобку писать какие-то шпоры к экзамену и выходит только чтобы отдать деньги инкассаторам.

В десять часов мы с ней закрываем магазин и выходим из здания торгового центра.

— Тебе в какую сторону ехать? — спрашивает она меня.

— На Кутузовский, — я плотнее натягиваю на голову капюшон, потому что ветер продувает уши даже сквозь шапку.

— Совсем в другую сторону, — искренне огорчается моя коллега. — Думала, сможем подвезти тебя. За мной парень приехал. — Она кивает головой в сторону машины, заклеенной шашечками и логотипами такси.

— Ничего страшного, — успокаиваю ее. — Туда часто маршрутки ходят.

Мы прощаемся до после завтра, и Аня запрыгивает в машину.

Я плетусь на остановку, с грустью думая о том, что в интернате теперь появлюсь не раньше часа ночи. Придётся будить охранника.

Конечно, это не дело, что взрослый человек живет рядом с детьми. У них там режим. Ну вот и какие у меня варианты?

Делаю шаг на дорогу и дергаюсь назад от неожиданности, чуть не падая в сугроб.

Передо мной, шурша шинами об лёд, останавливается машина Северова.

Не понимая, что происходит, начинаю заранее паниковать. Потому что ещё ни одна наша с ним встреча не прошла спокойно для моей нервной системы.

Передняя дверь открывается.

— Садись в машину, Соня, — велит хмуро.

Я мотаю головой и отступаю на несколько шагов назад.

— Я прошу тебя, садись. Просто подвезу, — продолжает он на меня давить своими бархатными, властными интонациями.

«Сейчас — бежать, а завтра — увольняться!» — предупредительно воет сирена в моей голове. Нельзя оставаться с Северовым ночью один на один.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, кто может мне помочь. И, как на зло, рядом нету ни души. Все прохожие забились под козырёк остановки и прячутся от ветра, а те, что только выходят из торгового центра, сразу прыгают в свои машины.

Маршрутка! Доходит до меня очевидное решение.

Так быстро я ещё никогда не бегала.

И да, кажется мне в след неслись мужские маты. Но мне то что? Главное, что маршрутка по пути!

Чувствуя себя килькой, захлопываю дверь. Согнувшись в «три погибели», нахожу в рюкзачке деньги и передаю за проезд.

Пока доезжаю до Кутузовского, успеваю немного успокоиться и даже в какой-то момент обозвать себя дурой, за то, что, как форменная истеричка, сбежала от начальника, не дав ему сказать и слова.

«Да ладно!» — тут же сама прерываю разбушевавшееся самокопание, — «он сегодня и так наговорил достаточно.»

Заходя во двор дома, с опаской осматриваю припаркованные машины, держа в голове то, что Северов знает мой адрес. И не понятно даже точно, что испытываю: радость или разочарование от того, что не нахожу знакомого чёрного внедорожника и его хозяина.

Коты встречают меня уже более благосклонно, Маруся даже лезет ластиться. Сразу понятно, что была домашней. Быстро насыпаю корма пушистой ораве, убираю туалеты и немного греюсь возле батареи, пытаясь набраться побольше тепла. Так не хочется снова выходить в холодную темноту.

Тяжелый стук в дверь заставляет меня насторожиться. Почему-то первый человек, визит которого я предполагаю в это время, это противная соседка. И я не спешу выходить в прихожую.

Но стук повторяется и становится ещё громче.

С опаской подхожу к двери. Прислушиваюсь, жалея, что нету глазка, и открываю замок.

Скольжу глазами вверх по лакированным ботинкам, брюкам из мягкой шерсти и чёрному пальто, чувствуя, как моя нижняя челюсть буквально отвисает.

На обшарпанном пороге моей скромной, вонючей квартиры стоит шикарный Северов с не менее шикарным, чем он сам, букетом красных роз. Ойкнув, пытаюсь захлопнуть дверь, но он успевает подставить ногу.