— Тихо-тихо старик, — примирительно поднял руки Нико, — я же шучу, ты блин что, меня не знаешь?

— Шутит он… — успокоившись проворчал кузнец.

— Диармайд, я чувствую твою кровожадность, я и так скоро умру, добивать меня не нужно, — без капли злости или тревоги ухмыльнулся старик, — я тебя не выдам. Клянусь дочерью. Держи, подарок от меня, — старик бросил Диармайду кольцо из белого металла, — пространственное кольцо, там хватит места, чтобы хранить твоё копьё. Оно старое, но на нём столько скрывающих конструктов, что его даже в Ватикане не заметят.

Диармайду пришлось приложить усилия, чтобы не засмеяться.

— Орнамент на кости, кстати, нанесла моя дочь, она невероятно талантливый резчик, — немного самодовольно сказал Абель.

Диармайд провёл рукой по бугристому узору из цветов и завихрений, приятный, округлый, детализированный. Диармайд надел кольцо и почувствовал, как оно впитало часть его магической энергии, соединившись с его телом. Он подбросил копьё в воздух, и оно растворилось в чёрной дымке, исчезнувшей в кольце.

— Я до самой смерти не расстанусь с твоим творением старик, — Диармайд едва заметно поклонился мастеру, принимая работу.

— Желаю тебе найти мир, перерождённый, — поклонился ему в ответ Абель, — а если не найдёшь — прославь мою работу.

Чем ближе Диармайд находился к экватору — тем незаметнее для него был приход весны. Он скучал по родной Ирландии, хоть и помнил её больше из чужих воспоминаний, чем из собственных. Поздняя ночь. Мокрая звезда затаилась между облаков, улыбаясь с небосвода, она светила мягким серебристым светом, открывая взгляду парк, убравшийся в пёстрые, весенние цвета. Ярко-красные листья кустов колыхались от лёгкого ветерка. Цветы примул, рассаженные вдоль пешеходных дорог, искрились всеми цветами радуги. Запечатанные бутоны магнолии отбрасывали длинные странные тени.

Рука Диармайда дёрнулась, чёрный туман превратился в копьё. Он отвёл правую руку в сторону, держась за древко посредине.

— Ой-ой, какие мы грозные, — елейным голосом сказала Элизабет. Девушка не отшатнулась от копья ни на миллиметр, хотя оно по самое острие было напитано маной. Чёрно-глянцевая поверхность покрывалась изморозью, а холодный белый туман повторял очертания копья, пульсирующего в такт биения сердца мага.

— Ты пыталась подкрасться? — сухо спросил парень, крепче ухватившись за древко копья.

— К тебе? Нет — это бессмысленно, я бы даже сказала: почти невозможно. Ты слишком много перенял от Диармайда. Любопытно — как ты проводишь черту своей личности? Где заканчивается он и начинаешься ты? Или эта черта настолько размыта, что ты и сам этого не знаешь? — Элизабет стояла неподвижно, она даже не смотрела на парня, вглядываясь в парящую над облаком луну, — Ты двигаешься как он, говоришь его голосом, но при этом — твой тон пустой, мёртвый, твой взгляд жестокий и иногда, чересчур внимательный, а когда ты заносишь руку, чтобы убить, у тебя ещё меньше сомнений чем у него. А Диармайд которого я знала не был добряком, хоть он и умел ценить жизнь, в отличии от тебя.

— Черта… когда-то я мог ясно её провести. Когда-то я видел её также ясно, как и тебя. Жизнь Диармайда для меня была учебником, документальным фильмом, пособием, благодаря которому я выжил. Я думаю… и это мои мысли, я чувствую — и это мои эмоции. Для меня они ясны и понятны, и я точно знаю — они продукт исключительно моего подсознания. Но я не знаю, мои ли это мысли, или мне просто так кажется…

— Мне любопытно… — впервые Элизабет повернула голову к Диармайду, притронувшись кожей к лезвию копья. Бритвенно-острая кость не оставила на ней и следа, — а в твоей голове есть ещё чьё-то сознание?

Диармайд насмешливо фыркнул, убирая копьё.

— Нет. Есть только я и мои демоны, я понимаю о чём ты говоришь — я видел на скотобойне как знакомые мне ребята теряли разум, особенно после посещения «комнаты удовольствий».

— Ты ненавидишь Ватикан и Тамплиеров, но при этом сделал так много чтобы заполучить меня в союзники. Ди, тебе ведь известно, что я дочь основателя ордена Тамплиеров. Дьявол, да я и сама была длительное время в его составе.

— Срок давности уже давно прошёл… — пробурчал он, — не знаю, не виню тебя, и всё. Вот так работает мой мозг, смирись и прими это, — ухмыльнулся парень, — а может всё дело в том, как ты жила. Просто твоя клетка, куда более осязаемая чем моя. Я заключён в том, что со мной случилось раньше, а ты не можешь сбросить оковы собственного тела, пускай оно и невероятно могущественное.

— И красивое, — добавила Элизабет, — ты не уточнил, что оно невероятно красивое.

— И это тоже, — кивнул парень.

Девушка зависла, с удивлением глянув на Диармайда и они оба рассмеялись, глядя друг другу в глаза.

— Ты долго ждал завтрашнего дня… волнуешься? — Элизабет залезла на лавочку с ногами, обняв свои колени.

— Предвкушаю, — уточнил Диармайд, — для меня Ватикан всегда был чем-то сродни цитадели зла, а завтра, я проникну в её самое сердце. Папский дворец — форпост, охраняющий вход в бесконечную сеть катакомб. Многие сплетничают про библиотеки и сокровища, спрятанные там.

— Нет там ничего такого великолепного… я бывала там. Просто старые тоннели, бесконечные ряды шкафов со старыми фолиантами и реквизированные у древних родов сокровища, бесполезные, естественно. Всё, имеющее полезные свойства, давно находится в руках паладинов, точнее теперь уже в руках Тамплиеров, если говорить про наше время, — Элизабет опустила подбородок на колени вспоминая прошлое.

— Когда-то там было не продохнуть от рыцарей креста, сейчас даже те, кто остался — приглядывают за марионетками, имитирующими работоспособность Ватикана. Сейчас всё в руках Верховного Магистра Матиаса, даже кабинет управления Ватикана и мастера-паладины. Хотя — что говорить, те кто был верен папе — мёртв, остались только предатели.

Диармайд рассмеялся, прикрыв ладонью глаза.

— Ты говоришь ничего ценного, и вспоминаешь целые тоннели стеллажей с книгами, украденных после мирового поветрия. Для меня это одна из самых ценных вещей на свете. Знания… знания спасают жизнь чаще чем деньги. Ради них рискуют жизнью и тратят миллиарды. Тебе, видевшей истоки целых стран, кому эти знания доставались благодаря возрасту или силе не понять, какую ценность они имеют для меня.

Элизабет повернула голову, взглянув на Диармайда с прищуром.

— Не думай, что я просто ничего не делала и получала все даром. У меня тоже не сахарно-медовая патока в жизни была, видела я и горе, страдала. Я пережила всех своих друзей, любимых, дьявол, я даже собственную дочь пережила. Видела, как страны, в которых я выросла, изменялись настолько, что я их не узнавала. Замок, где я провела своё детство, какой-то придурок разнёс огненным шаром, а летнее поместье матери развалилось, поддавшись течению времени. Ты не представляешь, как больно заходить в дом, и видеть провалившийся потолок в комнате, где жила моя миленькая Луиза. Не думай, что всё досталось мне даром, я страдала куда больше чем ты, мальчик. Проживи с моё, желай собственной смерти, потеряй всё на свете множество раз, пробудь в ночной тьме сотни лет и даже тогда ты не сможешь осознать все ужасы, пережитые мной, — голос Элизабет стал хриплым, прерывистым, в глазах девушки плескалась невероятная тоска. Диармайд видел похожий взгляд в своём отражении, особенно в вечера незваных воспоминаний, когда призраки прошлого тревожили его.

— Можешь говорить что угодно, но я тебя понимаю. По крайней мере, мне так кажется.

Элизабет фыркнула, глядя парню в глаза. Змеиные зрачки ловили свет, расширяясь и делая глаза Диармайда похожими на рыбьи, она не выдержала и прыснула со смеха.

— Сходи к своей мамочке… она волнуется. Мелисса уже подобрала тебе фрак на завтра. Ты уверен, что хочешь пойти со мной? Сделаешь ошибку — и я попрощаюсь со своим лекарством.

— Если не получится — ты не станешь мне помогать. Не знаю… мне кажется, что я должен пойти. Считаешь, что это плохая идея? — всё же спросил Диармайд, задумавшись.