Я не плакала. Я даже не была уверена, что у меня остались слезы. А может быть, их просто не хватало, чтобы выразить ту пустоту, которая была во мне сейчас. Даже ярость отсутствовала. Я просто чувствовала… ничего.

В лодочном домике было холодно и темно, когда я вошла внутрь, и я пожевала губу, пробираясь к верхнему уровню, где я сидела, когда приходила сюда раньше.

Я начала шагать по деревянному полу, но остановилась, заметив Данте, сидящего в одной из гребных лодок, прислонившись спиной к борту и покачивающегося на воде в центре огромного помещения. Шум волн и ветер снаружи скрывали от меня биение его сердца и мое собственное сердце заколотилось в панике, когда я заметила его, задаваясь вопросом, слышал ли он что-нибудь из телефонного звонка, который я только что сделала. Что я сказала? Что-либо разрушительное? Что-нибудь о Гарете?

— Что ты здесь делаешь? — потребовала я, не двигаясь с места.

— Разве ты не рада меня видеть, bella? — спросил он, заложив руки за голову. — В конце концов, это ты пришла на мое место.

— Дело не в этом, — ответила я, поправляя в руках толстый черный пакет с уликами. Я еще не открывала его. Мне не хотелось рыться в вещах Гарета в офисе ФБР, и я не была уверена, что справлюсь с этим сегодня. Но я оторвала этикетку с его именем, которая была приклеена к передней части. Я выбросила ее в мусорное ведро в участке еще до того, как ушла.

Взгляд Данте упал на сумку и он поднялся на ноги. — Кто? — спросил он, его тон был мягким, поскольку он явно понял, что я держу в руках. — Я сам получал много таких пакетов. В Клане слишком много людей умирает молодыми, — объяснил он.

Я открыла рот, потом снова закрыла его. Я не хотел лгать ему, но и правду сказать не могла.

— Хуже всего было, когда мне пришлось забирать вещи отца, — продолжал он, как будто я сама спросила. — Моя мать… ей потребовалось много времени, чтобы смириться с тем, что с ним произошло. Он был ее Элизианской Парой, вожаком ее стаи, отцом их десяти детей, центром ее мира. Un vero amore (п.п. одна настоящая любовь). И я пошел вместо нее, чтобы забрать тот мешок.

Данте потянулся ко мне, и я подалась вперед, чтобы взять его за руку, позволяя ему притянуть меня ближе. Я шагнула в лодку и она покачнулась под моим весом.

Основание лодки было пустым, но Данте застелил его толстыми одеялами, и я опустилась внутрь, прижавшись к нему, когда он притянул меня ближе. Я задвинула пакет с вещами Гарета за спину и положила голову на грудь Данте.

— Могу я показать тебе кое-что, Элис? — спросил он через мгновение.

— Хорошо, — вздохнула я, потому что боль во мне все еще держала меня в плену, и я хотела, чтобы он изгнал ее.

Он поднял руку, которая меня не держала и направил порыв воздушной магии в сторону верхушки лодки, так что мы начали дрейфовать в сторону отверстия, ведущего к озеру. Мы проскользнули сквозь завесу плакучих ивовых ветвей, закрывавших выход и они лениво прошелестели над нами, пока мы плыли.

Я задрожала от прохладного воздуха и Данте натянул на нас одно из одеял, создав небольшой кокон для нас двоих, пока мы дрейфовали в центре озера.

Чем дольше он меня держал, тем ровнее становилось мое дыхание, и я закрыла глаза, сосредоточившись на ровном стуке его сердца под моим ухом.

— Я потерял больше людей, чем могу сосчитать и мое сердце хранит столько шрамов, что иногда я удивляюсь, как оно вообще умудряется биться, — вздохнул Данте. — A morte e ritorno. Но из смерти действительно нельзя вернуться.

— Как ты думаешь, они ждут нас за завесой? — спросила я, этот вечный вопрос всегда преследовал меня. Был ли Гарет все еще где-то там, каким-то образом? Или он просто ушел? Лучший человек, которого я знала, навсегда потерян из-за жестокого поворота судьбы.

— Aspetterei per sempre quelli che amavo.

Дрожь пробежала у меня по позвоночнику от его слов, хотя я их не понимала.

— Я бы вечно ждал тех, кого любил, — тихо произнес он. — Открой глаза.

Я сделала, как он велел, и повернув голову, увидела, что на нас смотрят небеса. Небо было усыпано тысячами звезд и все они наблюдали за нами со своих недосягаемых мест.

Боль в груди ослабла, когда я посмотрела на них, и я поняла, что хочу рассказать ему о Гарете. Мне нужно было говорить о нем, признать его в моей новой реальности, хотя я не смогла бы рассказать ему все.

— Мой брат умер, — медленно вздохнула я. — И я начинаю думать, что это произошло из-за меня.

Данте крепче прижал меня к себе, но он ничего не сказал, ни противоречий, ни банальных заявлений о сочувствии, ничего, чтобы ослабить эмоции, которые боролись во мне. Он просто обнял меня под звездами и позволил мне сказать ему то, что я хотела и утаить то, что мне было необходимо.

— И я только что узнала, что моя мама… что она… предлагала продать меня, чтобы оплатить свои долги, — я не знала, почему я говорю ему об этом, но мне просто нужно было кому-то рассказать, нужно было произнести это вслух, если я хотела иметь хоть какой-то шанс принять это сама.

В груди Данте раздался глубокий рык и он повернулся лицом ко мне так, чтобы смотреть на меня, а за его спиной ярко сияли звезды.

— Hai la forza di tutte le stelle e lo spirito di un guerriero, amore mio. Non hai bisogno di nessuno. Neanche tua madre. Ma tu hai me (п.п. У тебя сила всех звезд и дух воина, любовь моя. Тебе никто не нужен. Даже твоя мать. Но у тебя есть я), — он посмотрел в мои глаза, и потребность быть ближе к нему поднялась во мне с яростным отчаянием, когда страсть его слов обрушилась на меня.

Я не могла поцеловать его из-за новых правил, которые они с Райдером установили для нас, но я могла показать ему свои чувства другим способом.

Я прикоснулась к его щеке, отбрасывая барьер, сдерживающий мою магию и призывая свою силу слиться с его.

Данте мгновенно опустил свои стены и чистый, электрический жар его силы разлился по моему телу потоком эйфории. Я задыхалась, моя спина выгнулась дугой, когда он стал заполнять каждый уголок моего тела, а Данте застонал, наклонившись, чтобы прикоснуться своим лбом к моему.

Я не была уверена, как долго мы оставались прижатыми друг к другу, когда наша магия струилась между нами, но когда Данте снова лег рядом со мной и наши силы медленно покинули меня, я обнаружила, что необработанные края моего сердца болят немного меньше.

— Мы можем остаться здесь на ночь? — прошептала я. Это была не его кровать, так что мы не нарушим никаких глупых правил, если останемся.

— Sto cadendo sotto il tuo incantesimo (п.п. Я подпадаю под твои чары), Элис. Мы можем делать все, что ты захочешь.

Я улыбнулась, когда он снова притянул меня ближе, и я позволила своему взгляду устремиться к звездам, черпая силы в комфорте его рук. Это не исправило ничего из того, что я потеряла. Но, по крайней мере, сейчас я чувствовала себя немного менее одинокой. 

Я смотрел на воду в обсидиановой чаше для гадания в кабинете Арканного Искусства. Этот класс был, пожалуй, самым очаровательным в кампусе. Туннель за обсерваторией Капеллы вел глубоко под озеро. Спускаясь по серебряной лестнице, вы попадали в Сферу арканов. Идеально круглый стеклянный пузырь у основания озера Темпест.

Вода была темного и глубочайшего синего цвета, а дно озера заросло высокими сорняками, тянувшимися к поверхности почти на полмили над нами. Сквозь стеклянные стены почти не проникал солнечный свет — вся конструкция предназначалась для усиления небесных сигналов, проходящих через атмосферу, что облегчало улавливание предсказаний. Каждый фейри в Солярии мог научиться делать простые предсказания с помощью таких предметов, как кристаллы и чаши, но для таких как я, обладающих даром Зрения, это место было блаженством. Хотя мои видения никогда не было легко вызвать, здесь они всегда были яснее. И профессор Мистис иногда разрешал мне использовать это место для дополнительных занятий.