— Как скажете, Александр Платоныч, — с сомнением отозвался Рустам. — Вот только пулей в башку всем привычнее будет.

— Верь в меня, Рустам, — усмехнулся я.

И прежде чем выйти в дверь и спуститься вниз, в стольную залу, я подошел к окну, выходящему на зелень парка, над кронами которого различались в утренней дымке пасторальные холмы доставшейся мне долины. Можно спорить, моя она или же ещë нет, но это всë досужие споры, а я всë уже решил. Я понял, что мне нравится эта земля, эта долина. Я бы хотел жить здесь вечно, и даже после смерти.

В каком-то смысле, мое желание уже исполнилось.

Эта земля моя. Я её никому не отдам. И я наведу здесь порядок. Потому что порядок здесь — это я.

Я спустился вниз, и с помощью Ангелины начал надевать на левую руку уцелевший доспешный наруч. Утвердили здоровенный наплечник с высоким вертикальным ребром на ключице и широкими ремнями, пропущенными под мышкой и вокруг шеи надежно закрепили на теле. Потом сверху вниз, собрали весь наруч: сегментные наборы на плече, налокотник, вплоть до самой перчатки, скрепляя детали стальными шпильками, крючками и винтами со шляпками в виде листиков винограда.

Френч, конечно, не поддоспешный колет, но сойдет. Жаль, кирасы к наручу не нашлось, но постараюсь справиться и так.

Крутанул в плече увесистым собранным доспехом, посгибал в локте, вроде всë двигается как надо, не сковывая движений, и не так тяжело, как могло бы быть.

Степан подал мой двуствольный обрез, проверенный и заряженный картечью. Я сунул его в кобуру на бедре. Очки на лоб, мотоциклетную крагу на правую руку. Ангелина с заметным усилием подняла меч со стола и подала мне. Всё, я готов…

Безумный Макс в доспехах, с обрезом двустволки и двуручным фламбергом. Преследует на мотоцикле волка-людожора. Посмотрим, что из этого получится.

— Выдвигаемся, — приказал я, передо мной открыли двери на галерею, и я вышел из дома на свет.

Тётка Марго ожидала меня около своего мотоцикла. Окинула меня взглядом с головы до ног, задумчиво покивала:

— Выглядишь опасным.

— Да я и есть опасный, дражайшая тетушка, — констатировал я.

— А ты не будешь двигаться слишком медленно? — прищурилась тетка Марго.

— Это обманчивое впечатление. В доспехе не двигаются медленнее, — улыбнулся я. — В них устают быстрее, это да. Но я парень тренированный, и фехтовал на мечах, и играл в университетской команде в державную лапту примерно в таком же обвесе.

— Это в которой игроки друг друга по башкам битами бьют? — надменно скривила бровь Маргарита Герхардовна.

— По шлемам. И только если по мячу промахнутся, — усмехнулся я. — Но, действительно, промахиваются. И часто…

— Разберешься в механизме? — спросила тетка отдавая мне руль.

— Я на таком ещё в детстве научился ездить, — усмехнулся я, усаживаясь на кожаное сиденье, и не соврал ведь ни грамма.

Действительно, мотоцикл был первым моим личным средством передвижения, что в этой жизни, что в предыдущей. В предыдущей, правда, был не понтовый «Харламов-Давыдов» ручной сборки, а обычный серийный кашляющий «Урал», ну, да какая теперь разница — я прирожденный мотоциклист.

— Весь в тëтку, — вздохнула Маргарита Герхардовна, когда я лихо оседлал мотоцикл.

Завелся и, агрессивно газанув с места, поставил его на заднее колесо, проехался вокруг двора, не уронив меча, зацепленного витиеватой гардой за наплечник.

— Видимо, это у нас семейное, — согласился я. — Ну, что ж, господа, план утвержден, все знают свой маневр. По машинам!

Выкатили машины из гаража, Рустам и его вахта загрузились в «Антилопу-Гну», Степан и его мужички в его задорную пролетку, так напоминавшую внедорожник. Тётка села на сиденье позади меня со своей чудовищной винтовкой в обнимку, а Ангелина со своим отделением оставалась на хозяйстве, удерживать базу от любых поползновений и обеспечивать надежный тыл.

Бабы, собравшиеся у окон второго этажа и за спиной Ангелины на лестнице, вдруг взвыли, заголосили разом:

— Господа! Родимцы! Защитники наши! На кого ж вы нас покидаете!

— Куда вы! На погибель оставляете!

— Может, здесь останетесь?

И в этом духе. Тут тëтку Марго просто взорвало:

— А ну умолкли все, клуши позорные! Мы не на смерть едем! Скоро с победой вернемся.

Истерички унялись, и колонна охотников смогла отъехать от особняка в приличном настроении.

Быстро добрались до нужного нам перекрестка и разъехались на позиции. Степан — направо, к переправе через реку, Рустам — налево, к лесу, оттуда следовало ждать появления зверя. Живодер активничал от полночи до полудня, и сейчас я надеялся застать его вне логова на кормежке.

Людей из ближайшей округи мы всех укрыли во Фламберге за надежными каменными стенами, и по-быстрому разжиться кормежкой он мог только тут.

Я заглушил мотор и докатил мотоцикл до ближайшего дома, тëтка, с ружьем наперевес, меня прикрывала. Прислонив мотоцикл к стене, я подсадил тëтку с мотоцикла на край крыши, откуда она уже сама добралась до конька.

Минут пять она озирала окрестности через прицел своего ружья, потом отняла глаз от оптики, наклонилась ко мне вниз и тихо произнесла:

— Тут он. На могилах. Копает.

И как полтонны кирпича с души упало. Меня, оказывается бешено тяготила эта неопределенность, верно ли я разгадал поведение животного, не зря ли мы собрались здесь, может он обошел нас и уже подбирается к особняку? Но, нет, он здесь. Значит, всë расчитано верно, действуем дальше, действуем по плану.

— Общий сигнал, — так же тихо ответил я тëтке.

Тëтка поднялась над коньком крыши и замахала белым платком, моим платком, между прочим, между делом присвоила, подавая сигнал. Наблюдатели с обоих флангов должны следить за этой крышей и выдвигаться по сигналу на свои позиции. Степкина партия преграждает путь за реку к Номоконовску, партия Рустама отжимает от леса. Свободный путь остается только к дальнему лесу, вдоль длинной, ровной как стрела дороги. Если всë сложится, он будет уходить по ней. И тогда уже мне время делать свой ход.

Тëтка продолжила наблюдение за зверем, копавшимся во вчерашних могилах через прицел винтовки, а я сел в седло и приготовил мотоцикл к быстрому старту.

— Всë ещë копает, — произнесла тетка, не отрываясь от прицела. — Вижу как земля летит. О! Перестал. Услышал! Выглянул. Могу стрелять.

— Ещë рано, — ответил я, глядя на огромные хромированные буквы Х и Д на бензобаке перед собой. — Только когда побежит.

Я услышал рокот приближающихся автомобилей, фланги сближались.

— Забеспокоился, — произнесла тетка. — Выглядывает. Слушает. Сейчас?

— Ещë нет, — произнес я.

Я оглянулся и увидел ползущую по проселку вдоль леса «Антилопу-Гну» и Рустама с автоматом в кузове, с ногой на крыше кабины, готового ко всему.

Ну, сейчас начнется.

— Выскочил! — бросила тетка, не отрывая глаза от оптики, ствол её винтовки не шелохнулся. — Уходит по дороге!

— А вот теперь — в самый раз, — проговорил я, вытаскивая из-за шиворота отданную мне тëткой цепочку с боевым фиалом, одновременно с оглушительным выстрелом её чудовищной винтовки. Для таких колб на один глоток вообще нужен патронташ на десяток карманчиков, с боевыми коктейлями на любой случай, но у меня такого нет.

Ну, понеслась! Пей, кастуй, руби!

Я выщелкнул пальцем приклеенную воском прозрачную пробку из колбы, и жидкость внутри тут же вскипела.

Игристое вино, носитель образа элемента Воздуха.

Я уловил мимолетный винный аромат и понял — живое. Поднес к губам и выпил тот скудный глоток, что был там внутри.

Ледяной поток обрушился в мое горло, я едва не потерял концентрацию. Еле удержался от крика. Посреди весеннего тепла меня скрутило ледяным холодом.

Держись. Держись. Сейчас первый удар алкохимического отравления пройдет и станет не легче, нет, терпимее.

Да, вот — началось.

Я чувствовал взмахи ледяных крыл призрачного существа за тонкой оболочкой этого мира. Он был рядом, он давил изнутри.