– Вполне приличные.

Он тянет свое кольцо в губе.

– Передай старушкам, что концерт будет улетным.

– Обязательно.

Мэйсон уже собрался было уходить, но мама заходит через черный вход, и он останавливается.

– Здраствуйте, – говорит она.

– Мама, это Мэйсон. Мэйсон, это моя мама Сьюзен.

– Здраствуйте, Сьюзен. Рад был познакомиться.

– Взаимно. – Она указывает на потолок. – Кайман, если понадоблюсь, я наверху, мне нужно сделать пару звонков. – С поникшими плечами она доходит до лестницы.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да... м-м-м... Со мной все хорошо.

Я смотрю ей вслед, а затем снова обращаю все свое внимание на Мэйсона.

Он стучит по флаерам на прилавке.

– Увидимся в пятницу, – говорит он и, махнув рукой, выходит из магазина.

Прикусив губу, я смотрю на изображение жабы на листовке. Мне нужна новая одежда или прическа. Что-нибудь действительно незаезженное. Убедившись, что никто не войдет в магазин, я направляюсь в кабинет мамы, чтобы посмотреть, не выписала ли она мне чек. Обычно мама оставляет его в конверте на столе. Сумма небольшая, и я говорила ей тысячу раз, что чувствую себя неудобно из-за того, что она мне платит, но мама настаивает.

В правом ящике находится гроссбух, полный всевозможных квитанций и чеков. Я вытаскиваю его и пролистываю до конца – несколько раз я видела, как мама доставала мой чек оттуда. Там ничего нет. Закрывая книгу, я замечаю вспышку красного среди страниц. В самом низу страницы написан долг в 2 253,00 доллара. Это больше, чем мы тратим в месяц. Я знаю, потому что периодически просматриваю наши счета.

Мое сердцебиение учащается, а чувство вины заполняет легкие, препятствуя дыханию. Я искала здесь свой чек, а ведь мама больше не может мне платить. Мы разорены. Неудивительно, что в последнее время она такая нервная. Означает ли это, что мы потеряем магазин? Всего на одну секундочку я задумываюсь о жизни без кукольного магазина.

Всего на одну секундочку я чувствую себя свободной.

Я смотрю на свое отражение в большом зеркале, висящем в моей комнате. Даже если мне отойти так далеко, насколько это возможно, то я все равно не увижу себя полностью. Моя комната слишком маленькая. Я выпрямила волосы, надела свои лучшие джинсы с черной футболкой и зашнуровала фиолетовые ботинки. Ничего нового. Я борюсь с фактом, что поход на концерт – плохая идея, ведь уже через восемь часов мне нужно будет проснуться и собираться на работу. Знаю, магазин усиливает мое чувство вины, словно я всегда делаю недостаточно, поэтому в сотый раз повторяю себе, что мне необязательно оставаться там надолго, достаточно просто показаться и уйти.

Мама проходит мимо моей комнаты, а потом возвращается.

– Думала, ты уже ушла.

– Нет, если хочешь, могу остаться.

– Кайман, я в порядке. А теперь иди гулять. Ты выглядишь замечательно.

По пути к «Скрим Шаут» я осматриваю окрестности. Старый город выглядит как декорации к вестерну. Все фасады магазинов сделаны из вертикального сайдинга или красного кирпича. У некоторых магазинов даже есть маятниковые двери в стиле дикого Запада. Тротуары вымощены круглыми булыжниками. Не хватает лишь столбов, к которым ковбои бы привязывали своих лошадей. Вместо этого широкая улица и места для парковки машин. Океан находится всего через несколько кварталов отсюда, но в тихую ночь я могу его услышать, плюс, я всегда чувствую его запах. Делаю глубокий вздох.

Через два здания от нашего магазина располагается танцевальная студия, и я удивляюсь, увидев там горящий свет поздно вечером. Широко открытые окна позволяют рассмотреть все так четко, как в кинотеатре. Там девушка – примерно моя ровесница – танцует перед огромными зеркалами. Грациозные движения ее тела доказывают, что она занимается танцами вот уже много лет. Удивительно, почему некоторые, кажется, с самого рождения знают, чем хотят заниматься, другие, как я, даже не имеют представления. Вздыхая, я продолжаю путь.

«Скрим Шаут» забит местными жителями. Я замечаю пару человек из школы и киваю им. Вряд ли можно назвать это сценой, она больше походит на неустойчивую платформу. Возле нее размещены разномастные столики, а линия бара тянется вдоль одной из стен. Тут так много народа, что мне приходится искать Скай.

– Привет, – произносит Скай, когда я подхожу к ней. Ее волосы сегодня ярко-розовые, и рядом с ней я чувствую себя невзрачной.

– Привет. Сегодня столько людей.

– Знаю. Это круто. Похоже, ты понравилась Тику, потому что он о тебе спрашивал. – Она кивает на дверь возле сцены, где, видимо, готовится группа.

– Мы действительно должны его так называть? – Я еще не решила, какое впечатление произвел на меня Мэйсон. Но почему-то я нахожусь здесь, а не сплю в своей постели.

– Да, должны, Кайвман.

– Пожалуйста, только не ты, Дай.

Она смеются.

– Это ужасно, правда? Хотя я каждый раз смеюсь, когда ты называешь Генри Тодом.

– Кстати, как дела с Тодом?

– Хорошо.

Скай безумно преданная. Генри придется совершить действительно что-то отвратительное, чтобы она порвала с ним. Но он этого не сделает. Если не брать в счет умение придумывать плохие прозвища, то Генри славный.

Я оглядываюсь на сцену в ожидании группы.

– Думаю, сегодня он тебя покорит, ведь он собирается отжигать на сцене для тебя.

– Конечно, – улыбается она. – А ты вот-вот влюбишься в Тика, потому что его голос сладкий, словно мед.

И она права. Частично так и есть. Как только он начинает петь, я не могу отвести свой взгляд. У него мягкий, но хриплый голос, и вся атмосфера в зале заставляет меня качаться с толпой под бит, но смех Скай рядом выводит меня из транса.

– Я же тебе говорила, – говорит она, едва я обращаю на нее внимание.

– Что? Я просто слушаю. Не слушать было бы невежливо.

Она снова смеется.

Когда выступление заканчивается, Мэйсон спрыгивает со сцены и вместе с остальными парнями растворяется в «гримерке». Генри подходит к нам первым, и они со Скай начинают целоваться прямо передо мной. Твою мать. Почему мне тоже сейчас хочется с кем-нибудь поцеловаться? Мне же было комфортно одной. Я уже привыкла. Так что же изменилось? Слегка кривоватая улыбка Ксандера мелькает в моих мыслях. Нет. Я отгоняю образ прочь.

Почти убедившись, что, взяв образец слюны Скай на анализ, результаты покажут ДНК Генри, я говорю:

– Окей, достаточно.

Скай отстраняется, хихикая, а Генри притворяется, что только что меня заметил. Отлично.

– Как жизнь, чувиха? – интересуется он, затем наклоняется к бару и просит холодной воды. Забрав заказ, мы пытаемся найти свободный столик, но так как все занято, то просто стоим в углу и разговариваем.

Вскоре появляется Мэйсон и приобнимает меня за плечи. Его футболка пропитана потом, что вызывает у меня отвращение.

– Привет, Кайман. Ты пришла.

– Как видишь.

– Понравилось выступление?

– Конечно.

– А ты привела с собой старушек? – Он осматривается, будто это действительно могло бы произойти.

– Почти. Они отказались в последнюю минуту. Думаю, из-за группы металлистов, играющих в центре сегодня ночью.

– Какая группа? – спрашивает Генри, и Мэйсон начинает смеяться.

– Это была шутка, придурок, – говорит он.

– Не называй меня придурком.

– Тогда не веди себя так.

Генри делает недовольную гримасу, и Скай вмешивается:

– Ты не придурок, малыш. – И они снова начинают целоваться.

Нет, вы серьезно?!

– Хочешь что-нибудь выпить? – интересуется Мэйсон, сопровождая к освободившемуся столику.

– Да, пожалуйста.

Я располагаюсь, и он возвращается с двумя бутылками пива, протягивая мне одну. Я поднимаю руки.

– Я не пью. Мне семнадцать.

– И? Мне девятнадцать.

– Мама говорит, что до моего совершеннолетия она имеет право меня убить. – Она всегда говорит, чтобы я все сваливала на нее в щекотливой ситуации. Пока срабатывает.