Я подняла голову, глядя на него.

— Не пришло ли время поговорить? — Спросила я.

— Нет, — ответил он, потянулся к гостиничному телефону на столе, схватил трубку и приложил ее к уху. Затем заявил: — Мы готовы заказать ужин.

Затем, не говоря больше ни слова, он положил трубку.

— Довольно неожиданно, — произнесла я ему.

— У меня нет времени и желания заводить дружеские отношения с человеком, которого я время от времени буду видеть во время нашего пребывания здесь и больше никогда не увижу. Ты отдохнула. К тебе вернулся прежний цвет лица. Ты сидишь у меня на коленях без трусиков. Мы потеряли девять дней и воссоединились вчера, но ты почти все это время спала. Я хочу, чтобы ты поела, и ты будешь есть, сидя рядом со мной без нижнего белья. Потом хочу кормиться сам, пока я буду внутри тебя. Тебе нужна твоя сила. На данный момент это все, на что у меня есть время.

Я моргнула, наполовину возбужденная (хорошо, полностью возбужденная), когда из ниоткуда в комнату вошел мужчина в шикарной гостиничной униформе.

Люсьен крепко обнял меня обеими руками и посмотрел на него снизу вверх.

— Ужин, сэр? — подсказал дворецкий.

— Спасибо, — ответил Люсьен и приступил к делу. — Французский батон. Паштет из фуа-гра с трюфелями. Два филе миньон с кровью с беарнским соусом. Обжаренный картофель. Зелень. Роллы. Бутылка красного Бордо. За тем два шоколадных крем-брюле и бутылка «Moет».

Пока я спала, мне показалось, что Люсьен ознакомился с меню, было ясно, что он настроен на французскую кухню. Это было хорошо, так как все блюда звучали великолепно.

— Да, сэр, — пробормотал дворецкий.

— Крем-брюле и «Моет» принесите через полчаса после основного, а затем не беспокойте нас.

Он кивнул, пробормотав:

— Как пожелаете, — и вышел из комнаты.

Ладно, это все еще было круто, но нельзя сказать, что обслуживание в президентском люксе не было совсем крутым.

С этой мыслью мы встали, Люсьен продолжал обнимать меня, выводя из комнаты. Я едва успела обнять его за плечи, когда мы снова оказались в лежачем положении. Я на диване, Люсьен частично на мне и на диване. Его голова была поднята, глаза смотрели на меня, он поднял руку, провел пальцем по моей щеке, а затем обвил их вокруг моей шеи.

— Ты вспомнил о беарнском соусе, — прошептала я.

— Конечно, — прошептал он в ответ. — Нам есть что отпраздновать, хотя и с опозданием.

Я почувствовала, как у меня начало щипать в носу.

Затем прошептала:

— Они, вероятно, приготовят его лучше, чем я.

— Несомненно.

Я ухмыльнулась, затем стала серьезной, попросив:

— Скажи, что любишь меня.

Его рука скользнула вверх по моей шее, подбородку, прижавшись к щеке, голова наклонилась ближе.

— Я люблю тебя, милая.

Ужин звучал великолепно.

Но его слова звучали еще лучше.

Я вздохнула, обняв его, и повернулась на бок. Люсьен подвинулся вместе со мной, так что мы оказались лицом к лицу, в объятиях друг друга.

— Почему ты не признался мне раньше? — Спросила я.

— Потому что не мог, — немедленно ответил он. — Потому что я даже себе не признавался. Даже, когда произнесла эти слова. И раньше. И в течение двадцати лет. Если бы я признался в этом самому себе двадцать лет назад, я бы не выбрал тебя, зная, что не отпустил бы тебя. И когда мы были вместе, я не признавался сам себе, потому что не отпустил бы. Я уже и так бросил вызов правилам Доминиона, чтобы ты была со мной. Они обязаны были согласиться на мои требования. Они у меня в долгу. Но они никогда не позволили бы мне взять тебя в качестве пары. Если бы мы это сделали, они начали бы охоту за нами, в конце концов нашли бы и вынесли Приговор. Я должен был защитить тебя от этого ужаса. — Его глаза стали странными, и я поняла почему, когда он закончил: — Но, похоже, я не смог защитить тебя от всего.

— В конце концов, все получилось, как ты хотел, — успокаивающе прошептала я, сжимая его руку.

— Да, — ответил Люсьен не очень уверенно.

Я решила сменить тему на гораздо более радостную.

— Почему они так внезапно изменили свое решение о бессмертных, что вы можете брать себе в пару нас?

— У них были на то свои причины, — неопределенно ответил он.

Надо сказать, я была не в настроении принимать такой расплывчатый ответ. В моей жизни стало очень много странного и расплывчатого, не говоря уже о серьезном расплывчатом (другими словами, то, что скрывали от меня).

— Кажется странным, — пробормотала я, — сколько проблем они создали, а сколько горя причинили пятьсот лет назад, а потом, пуф, — я махнула рукой в воздухе, — все неважно. Разрешено совокупляться со смертными. Нам все равно.

Люсьен ухмыльнулся, затем уточнил:

— Хорошо, любовь моя, как насчет того, что у них были очень веские причины пересмотреть свое решение.

— Война? — прошептала я.

— Да, и это тоже.

— Этьен рассказал мне об их планах и...

— Не беспокойся об этом.

Не беспокоиться об этом? Он что ненормальный?

— Люсьен, то, что он мне сказал, довольно страшные вещи. Они не говорили это прямо, но мне показалось, что конкретная цель — ты. Как я могу не беспокоиться об этом?

Его руки сжались. Голос стал низким и твердым, когда он повторил:

— Лия, любовь моя, не беспокойся об этом. Ты же знаешь, я смогу сам о себе позаботиться. Что я должен сделать, так это лучше заботиться о тебе.

Это было мило, очень мило. Тем не менее я внимательно изучала выражение его лица.

Затем заметила:

— Ты же не собираешься мне ничего рассказывать, не так ли?

— Не сейчас. Мне нужно встретиться с членом Совета, обсудить кое-что, если они согласятся, то я тебе расскажу.

У меня было такое чувство, что другого выбора у меня не было, кроме как оставить все как есть. Поэтому я оставила все как есть и снова сменила тему.

— Ты все это время не кормился, — прошептала я, и его руки снова сжались.

— Тебе не нравится, если я кормлюсь от кого-то другого. Мне не нравится питаться ни от кого, кроме тебя. Поэтому я не кормился, пока не нашел тебя.

Боже, это было так мило.

— Спасибо, — тихо произнесла я, Люсьен наклонился ко мне, чтобы прикоснуться губами к моим.

Когда он снова отстранился, я выдержала его взгляд.

Я не хотела начинать этот разговор, но должна была. Мы начинали вечность вместе. Нужно было кое-что прояснить.

— Ты многое скрывал от меня, — тихо сказала я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали как обвинение.

— Было дело, любимая, мне жаль, — ответил он.

— Почему? — Поинтересовалась я.

Люсьен вздохнул и притянул меня ближе.

— Во-первых, я не говорил тебе об ограничениях на физическую близость и совместную жизнь, потому что хорошо тебя изучил. И, зная тебя, понял, что борьба будет долгой и изнурительной. Мне не нужно было, чтобы у тебя было больше боеприпасов, если можно так выразиться, чтобы справиться со мной.

Это, я должна была признать, было правдой.

— Во-вторых, я не рассказывал тебе о Мэгги, потому что она к нам не имела никакого отношения.

— Да, но это часть тебя, часть твоей жизни, — напомнила я ему. — И я влюбилась в тебя. Но даже если бы это было не так, мы ведь жили вместе. Ты знал обо мне все, и, наверное, чувствовал, что я хотела узнать о тебе все.

— Думаю, чувствовал, милая, но напомню тебе, что мы жили вместе очень короткое время, и лишь малую часть этого времени у нас были нормальные отношения. Не могу сказать, если бы мой отец не вмешался, рассказал бы я тебе о ней или нет. Но вполне вероятно, что со временем бы рассказал. Ты права, я хотел, чтобы ты была частью моей жизни на долгие годы, а это означало бы, что ты будешь рядом с моими друзьями и семьей. Существовала высокая вероятность, что кто-то из них мог проговориться. Секреты имеют свойство выходить на поверхность, честно говоря, когда ты узнала о Мэгги, я бы хотел, чтобы ты узнала о ней от меня.

— Я верю тебе, — тихо сказала я, и это вызвало улыбку Люсьена.