— А мы, стало быть, снова на рожон лезем, — вздохнул кто-то за спиной.

— Мы теперь на службе княжеской, — Рарог развел руками. — Да и разве можем позволить, чтобы кто-то другой тут воды занял? Устье Волани перекрыл?

— Да шли бы они… Русины эти, — крепко выругался Другош. — Вконец нынче смелыми стали.

— Вот и я о том.

Женщинам освободили отдельный шатер, чтобы ничем их не стеснять. День нынче был жарким и даже к ночи еще хранил застоявшееся на прогалине, окруженной густым бором, тепло Ока, что освещало ее до самого заката. Признаться, Рарог немало встревожился вестями, что принесла с собой беглая жена княжича Любора. Хоть он, то и дело узнавая о том, как приходят к стенам Долесска все новые большие лодьи, полные люда, вовсе не похожие на купеческие, и сам о том стал догадываться. Постояли бы ватажники еще в укрытии подле города, уж стало бы и вовсе понятно. Да время уже не терпело: Грозу хотелось забрать, да и донеслись до ватаги слухи, которыми полнилась уже вся округа, что к Белому Долу сам Валидивой идет на своих больших стругах. Значит, будет литься кровь. А коли варяги того ждут, то еще неведомо, чьей прольется больше.

И еще больше теперь Рарог тревожился за Грозу, которая неведомо зачем за мужем увязалась: пусть и сам просил об этом. Да думал, время спокойное — и вон как повернулось. Верно, опаска за отца ее в путь толкнула. Белый Дол пострадал сильно, а воеводу, говорили, и вовсе ранили страшно. Когда бы Лисица на месте усидеть могла, коли такое творится? Да скорее воды Волани вспять повернут.

Проворочался он с боку на бок едва не полночи, да все ж уснул. И показалось, скоро уж начала заниматься заря, сочась тусклым золотистым светом между деревьями, стелиться помалу по воде, словно бы кипящей, укрытой туманом. Осветились стены шатра, разбавился ночной сумрак. И помалу зашумели ватажники в стане.

Скоро отбыли. Нашлось место на струге Рарога женщинам. Они уселись у носа, под медвежьей головой — да так и просидели почти неподвижно до первой стоянки. Чувствовали, видно, отовсюду не слишком-то добрые взгляды мужчин, которые на них теперь уж как на ведьм злых поглядывали.

— Ты бы высадил их где, — посоветовал Делебор.

И, помнится, такое уже слышал Рарог не раз. Да только в то время сидела тут, вот так же теснясь к носу, Гроза. Совсем еще тогда незнакомая, но притягательная такая, что можно было полдня просидеть, просто на нее глядя. А сейчас Рарог рад был бы и одним глазом ее увидеть.

Чем ближе подходили к Белому Долу, тем заметнее волновалась княжна. Чаще она обращала взор в даль за кормой струга, словно боялась, что вот-вот их догонят. Да вряд ли ее мужу сейчас есть дело до улизнувшей из Долесского детинца супруги. Но боялась она, верно, и встречи с отцом. Тот право теперь полное имел ее прогнать: она свой род против его воли на другой променяла да еще таких дел наворотила по дороге, на которые не каждый решится.

Они много говорили о чем-то с Драгицей: только она, кажется, хранила полное спокойствие. Словно бы чувствовала, что выполнила все, что ей было предначертано. Может, наставница и сподобила Беляну на решение вернуться к отцу и просить теперь его милости.

Прямой дорогой до Белого Дола не пошли. По широкой протоке вышли к рукаву, еще пригодному для хождения на лодьях. А там уж, выйдя на Волань, чуть ниже по течению от острога, ссадились на берег. Сразу отправились выглядчики узнавать, пришло ли княжеское войско к стенам захваченной крепости. Или еще в пути где задержалось. И скоро ватажники вернулись. Даже не успели еще остальные развернуть удобное становище, в котором, возможно, придется остаться надолго. А вместе с ними пришли и гриди из дозора Владивоя. Князь тоже стерег покой своего войска, которое замерло среди густого сумрачного ельника всего лишь в нескольких верстах ближе к Белому Дому, за небольшой излучиной.

И, видно, успели соратники побывать и в княжьем стане, потому как сразу же к Рарогу направились. С легким удивлением кмети посмотрели на Беляну, которая вместе с наставницей уже хлопотали вокруг только разведенного огня. Но сейчас им были нужны вовсе не они.

— Здрав будь, Рарог, — зычно приветствовал десятник Твердята, которого тот и не узнал издалека да в тени еловых лап. Посмурнел он, загорел под светом Ока еще пуще да бороду свою и без того густую, отпустил длиннее. Словно бы силу копил для сражения нарочно.

— И тебе поздорову, Твердята, — кивнул Рарог, отходя чуть в сторону от своего еще не собранного шатра. — Ты как это в лесу тут оказался?

Десятник хмыкнул его притворной непонятливости.

— Владивой просит, чтобы бы явился к нему в стан. Говорить хочет, — не стал он пускаться в великие разъяснения.

— Так уж и просит? — Рарог прищурился.

Махнул Другошу, который уже ближе подобрался и слушал во все уши. Тот сообразил тут же: пошел до струга за оружием. С голыми руками Рарог не собирался в стан Владивоя идти. Уж получал от него под ребра и кулаков, и железных наконечников стрел. После такого веры ему никакой не было, как ни мало было раньше. Да вот порой приходится с врагом, который немало смерти тебе желал, вновь и вновь сходиться, чтобы общее дело сделать. От напасти избавиться очередной, что без счета на головы сыпятся в последние луны. А после вновь разойтись по разным берегам и точить друг на друга клинки. В том есть, верно, особая соль. Не только в любви и стремлении к жизни, но и в опасности, во вражде с сильным противником, от которого не знаешь порой, чего ждать.

Кмети повели его и троих соратников обратно. Скоро показалась под ногами и тропка, нахоженая, видно, совсем недавно, лишь тогда, как появились здесь воины и пришлось к веси соседней прокладывать дорожку. Проступил на широко открытом берегу стан — сразу видно, что княжеский: шатры добротные, лодьи стоят вдоль берега большие, на два десятка пар весел. Со сложенными парусами, изогнутыми шеями водных змеев на штевнях. Досочки все одна к одной — на таких ходить большая честь. И как Рарог ни любил свои струги, а тут и сам проникся желание к кормилу одной из них сесть.

Гриди сразу, как один, все начали головы в сторону гостей нежданных поворачивать. А Рарог все озирался в надежде хотя бы мельком Грозу увидеть, ведь она, должно быть, где-то здесь.

Но скоро скрылись все в княжеском шатре — не успел хоть краем глаза углядеть свою Лисицу — аж в груди сухим комком разочарования все сжалось.

— Здрав будь, Рарог, — сразу, как шагнул он под полог, встретил зычный возглас Владивоя. — Да ты и так здоров, всем бы такими быть.

И усмехнулся жестко одним уголком рта.

— А ты очень хотел то исправить, князь, — не остался в долгу Рарог.

— Я тебя предупреждал, что будет, если мое брать, — развел руками Владивой. Кажется, совсем беззлобно, но взгляд его продолжал хранить угрозу. — Но мы нынче о другом поговорим. О том, зачем ты тут.

И следом за Рарогом вдруг вошла Беляна. Не хотел пока он княжну с собой брать, да сама следом увязалась, видно. Князь так и выпрямился, будто оглоблю проглотил. Брови его сошлись, сминая темную складку, а кадык-то над воротом добротной рубахи дернулся: не ожидал дочь увидеть. Может, совсем уж никогда.

— Он по моему наитию здесь, — проговорила Беляна твердо. — Потому что я к нему пошла с недобрыми вестями. Теперь вот тебе расскажу, если хочешь послушать.

Князь позабыл, кажется, о Рароге: подошел к дочери и обхватил лицо ее ладонями. А Беляна аж вздрогнула всем телом и вдруг всхлипнула жалобно, хватаясь за руки отца, как за спасение какое. И показалось, что сейчас тот напомнит ей обо всем, что она натворила по своему разумению, но ни слова упрека не сорвалось с губ князя. Он притянул дочь к себе и она обхватила его за пояс, вжимаясь в грудь.

— Любор идет с войском на подмогу Ярдару Медному, — забормотала она глухо. — Много их там. И русины тоже есть.

— Значит, встречать будем, — просто ответил князь. — Останешься в моем стане. Тебе и подруга тут есть, если говорить с тобой захочет.