— Гроза! — воскликнула сквозь короткую глухоту Беляна, которая уже тут же оказалась.

Схватила за плечи, встряхнула легонько. А после на колени рядом опустилась, поглаживая по спине. Гроза не хотела смотреть на нее, не хотела даже взглядом выдать, что сейчас с ней творится: не доверяла она больше подруге, хоть и понимала многое из того, что та сделала.

— Ты что же?.. — начала было Беляна. И в голосе ее послышалось смущенное придыхание. Будто и сама она с трудом решилась на столь сокровенный вопрос. — От отца?..

И Гроза уж рот открыла, чтобы огрызнуться, сказать, что не ее это дело, да прислушалась к возникшей вдруг в стане тишине — резкой, словно камнем обрушилась. Подскочила резво и к ларю кинулась. Откинула крышку и единым махом выдернула из ножен меч.

— А ну, стой! — гаркнул кто-то

— Тихо-тихо, не шумите. И все будет хорошо, — вдруг донесся сквозь смутную, но нарастающую возню голос, от которого все так и подпрыгнуло в груди. — Никому вреда не причиним. А будете кидаться — придется.

Но кто-то все ж налетел: видно, кмети, что сидели недалеко от лодьи, следя, чтобы никто не подобрался с воды. Короткий лязг, удары стали о сталь и кулаков в тело. Грохот по земле и пыхтение в пылу борьбы. Ругань отборная, от которой даже на языке горько делается — и снова еле разборчивая возня.

— Принесло же тебя нужным ветром, — беззлобно проворчала Драгица, как все немного стихло.

Гроза подошла ближе к пологу, и Беляна встала тоже, цепляясь за ее руку. Она-то, видно, голоса не узнала. И в толк пока взять не могла, кто так тихо и решительно пожаловал в княжеский стан. Да, видно, числом немалым, раз приструнить смог целый отряд, оставленный здесь Владивоем. Отталкивая держащую ее княжну, Гроза бросилась к кошме и, откинув ее тут же едва не повалилась в пахнущие кровью и землей объятия.

— Уходим, Гроза, — короткий приказ.

Теперь им некогда выжидать. Она кивнула, поднимая взгляд на Рагога и кинулась хоть какие-то вещи собрать, на ходу срывая с себя убрус вместе с колтами. Хватит уж, набылась княжеской женой. Вытерпела многое, выждала невыносимо долгие дни и с ума не сошла. Пока она набивала заплечный мешок тем, что могло быть нужно, Беляна стояла в стороне, наблюдая за ней ошарашенно, но не пыталась мешать. Вновь зазвучали голоса мужчин в стане. Кажется, обсуждали ватажники успеют ли уйти до мига того, как вернется сюда хоть малая часть войска Владивоя.

Наконец все вещи были наспех собраны — и Гроза вновь повернулась к терпеливо ожидающему ее Рарогу. Он улыбнулся едва: уставший, встревоженный. Даже дыхание его, чуть сбитое и частое не могло еще успокоиться. И пестрело его лицо пыльно-кровавыми разводами, уже схожими цветом с его глазами. Он стоял, сжимая в руке окропленный кровью меч. Не думать лучше, сколько он жизней нынче забрать успел, да все ж верилось, что все оправданные. Хотя как можно оправдать любые убийства? Особенно те, что случились по чьей-то страсти до чужого добра. И пусть Рарог не был в том виноват, а кровью той, что осталась на его одежде и коже, невольно доказывал, что всему ценой может стать человеческая жизнь. Или многие их десятки.

Гроза вложила ладонь в его руку, горячую и шершавую.

— Бывай, княжна, — напоследок бросил Рарог Беляне, прежде чем выйти из шатра.

— Береги Грозу, — ответила та едва слышно: закрылся на пути ее слов полог.

Ватажники повернулись все в их сторону: оказалось, что и впрямь пришло их достаточно. И все разгоряченные еще, словно бы после бега не отдышавшиеся. Был тут и Другош — вечно ворчливый, но, кажется, уже смирившийся с тем, что Гроза заняла место прочное в жизни Рарога. Был и Калуга, невероятно возмужавший с того дня, как довелось встретить его первый раз. И все они так и подались в сторону стены леса, стремясь скорее скрыться в ее тени. Никому сейчас, верно, не хотелось встречаться с людьми князя: уж после того, как они помогли умыкнуть его жену.

У костра лежало трое дозорных, но не мертвые, кажется, оглушенные только. Обе наставницы сидели тут же в сторонке и молча приглядывали за всем, что деялось вокруг них. Драгица отчего-то выглядела довольной, а вот Варьяна — растерянной и злой. Уж достанется и ей от князя, хоть тут уж она ничем помочь не могла. Против ватаги находничьей, перед которой приникли к земле даже кмети, она точно ничего не сумела бы сделать.

Отряд Рарога пропал в чаще почти так же бесшумно, как появился оттуда. Гроза держалась за руку любимого, все еще не веря, что это наконец с ней происходит, что она снова уходит с ним от того, что раз за разом казалось непреодолимой судьбой. С которой, как ни скрывайся, все равно выйдешь на одну дорожку.

— Подальше отойдем, и я все объясню, — на ходу шепнул Рарог, мельком глянув на Грозу.

— Не надо ничего объяснять, — она крепче сжала пальцами его ладонь. — Я пойду с тобой туда, куда скажешь.

Он поддернул на плече ее дорожный мешок, глянул серьезно и даже чуть сумрачно. Да разве можно сейчас ожидать от него радости? После всего, через что он прошел за этот день. Одна опасность миновала, оставив на теле его еще слегка кровоточащие — Гроза заметила — порезы. А теперь другая в спину гналась: не так уж много у них времени. Наверняка из стана сейчас же, как скрылись напавшие, отправится до Белого Дола нарочный. Для кметей гнев князя едва ли не страшнее будет, чем опасность нападения варягов.

Неважным казалось, что уже ночь наступает. Рарог вел вперед уверенно — за собой, окольными путями до стругов. Тут же на один погрузились все, кто вызвался скорым путем предводителя увести подальше от князя и его людей. Пока суд да дело — по реке можно много верст пройти — и в том лишняя препона в том, чтобы Владивою после Грозу догнать. А то, что он захочет это сделать, и сомневаться не нужно.

Тихая ночь стояла, как будто после боя все затихло насовсем. Словно все вокруг отдыхало, приходило в себя после всего того, что тут творилось. Гроза сидела под боком у Рарога на кормовой скамье и просто слушала, как ровно он дышит, чувствовала движение его мышц, когда он чуть шевелился. Не хотелось его ни о чем расспрашивать. Не хотелось вообще ничего говорить, потому что неважно. Сейчас, в этот миг, когда уносит их все дальше река, когда ватажники притихшие споро гребут, невзирая на большую усталость, когда плещет вода о борт и луна едва пробивается через быстро бегущие по небу облака — ничто не важно, кроме того, что она снова рядом с любимым.

Мужи меняли друг друга на веслах и то и дело заваливались спать. Гроза тоже засыпала порой, но вздрагивала, боясь выпустить Рарога из объятий, очнуться — и вновь не найти его рядом. К утру добрались до Любшины — там и распрощались с ватагой. О чем-то говорили они с Рарогом в стороне — Гроза не вмешивалась. И Другош как будто наставлял его, а то, может, и уговаривал ватагу не оставлять — в ней надежнее. Но все ж мужи вновь погрузились на струг и отбыли обратно. И оставалось только искать лошадей, чтобы до Кременья добираться. Не хотелось в веси многие заходить на пути, потому и решили сушей ехать. Верно, такого от них меньше всего ожидать будут: на реке отыскать попытаются.

К счастью, нашлись на гостином дворе и лошади: один каурый мерин, больше похожий на крепкую кобылу, и другой — пегий — гораздо крупнее и злее. Да выбирать не приходится. Какие вещи были — на седла закрепили. Отдохнуть хотелось тоже после неверного и обрывистого ночного сна, да лучше бы из Любшины скорее убраться. А там уж, как за околицу выехали да еще вглубь леса несколько верст, тогда и спешились, развернули стан и оба уснули едва не на полдня.

День за днем они ехали, торопясь, стараясь не останавливаться надолго. И чем дальше, тем сильнее Гроза жалела о том, что ватажники Рарога проводили их только до Любшины. Но, как он разъяснил, не винясь, но желая, чтобы она поняла, что ради своей женщины можно из ватаги уйти и попытаться вновь вернуться в свой род. Поговорить со Слепым, показать ему знаки на руке, которые так заметно изменились. Под защитой сильного рода лучше, чем под защитой ватаги без племени, где, как ни крути, каждый сам за себя. И соратники его не могли не понимать, что, помогая Рарогу, они невольно навлекают на себя гнев князя. А сейчас у них еще была возможность под предводительством Волоха сохранить с ним хоть что-то вроде дружбы.