— Не все варяги — викинги, — без особой надежды на то, что его услышат, попытался вразумить дочь Владивой.

— Они могут стать ими в любой миг. И даже если Уннар получит меня, это не убережет людей в твоем княжестве, коли он вдруг решит напасть.

Владивой усмехнулся, глядя в решительное лицо дочери. Странно: Обеслав больше в мать пошел. Он не был мягким, конечно, но был спокойным и рассудительным. Он вполне мог создать и свое княжество, да вот только сражаться за земли не желал. Коли надо было защитить свое — он любому в глотку вцепится. А вот позариться на чужое… А Беляна все чаще являла норов, что достался ей от Владивоя. Уж до чего была девицей светлой и приветливой всегда — а вон как поворачивалось. И не хотелось думать, что тому причиной стал он.

— О том, что будет после, мы судить станем, когда ты женой Уннара станешь, — оборвал Владивой все пререкания, что еще могли надолго задержать их за этим столом. — В тебе сейчас упрямство говорит. И своеволие которые ты не к месту решила показать.

Беляна рот открыла было — что-то еще сказать, но Владивой взмахом руки остановил ее. И дочь нахмурилась опасно — в тот же миг захотелось все ее плотной стеной кметей обложить, чтобы и пальца просунуть не могла прочь, пока до Белого Дола сам Уннар не доберется. Тут, пожалуй, Драгица снова оплошать может.

Больше Беляна с отцом ни о чем говорить не стала. И в сторону его не глядела, пока заканчивал он спешную обедню, нарочно ее от себя не отпуская. А когда она все же ушла, так и не притронувшись к еде, до того стало паршиво на душе, словно собственную дочь он в лесу оставил привязанной к дереву — на потеху лешему и зверью, охочему до крови. Странно. Ведь уверен был, что поступает правильно, что так нужно: и союз с варягами, что живут теперь почти под боком. Гораздо больше, чем очередной залог добрососедства с Долесским княжеством. Хоть и между ними, еще при отце Владивоя, случалась порой толкотня за земли. Да все как-то стихло со временем.

И, повинуясь острому предчувствию недоброго — стоит только еще немного помедлить — Владивой тут же отправил нарочного к Уннару, который, возможно, еще невесту дожидался.

После встречи с дочерью хотелось увидеть наконец Грозу. Владивой понимал, конечно, что вряд ли встреча с ней утихомирит душу, заставит успокоиться и подарит отдых. Скорей всего, станет только хуже. Но невыносимое желание это просто выжигало его изнутри. И он отправил за ней чепядинку, которая при виде князя совсем оробела и как будто не сразу поняла, чего от нее хотят. Только мгновение помедлив, похлопав ресницами, кивнула и кинулась было выполнять поручение, но остановилась:

— Так она в Белодолю уехала нынче прямо с утра, — вспомнила, как будто извиняясь. — Большухе помогает. Сейчас там разруха такая после нападения русинов. Работы много.

Владивой вздохнул, пытаясь прогнать разочарование, что пронеслось раздражающей волной по телу. Когда бы Гроза на месте сидела, так и камни посыпались бы с неба. Такую неугомонную девицу еще поискать надо. Он отправил чепядинку восвояси, а сам покинул терем, который вдруг показался ему слишком душным. Хорошо топили, видно, не скупились. То ли всегда так, то ли князю угодить хотели, чтобы, не дай боги, не озяб. Во дворе было упоительно свежо. Владивой поднялся на стену, кивками отвечая на приветствия редких стражников. Все казалось ему, что гридьбы здесь мало по сравнению с Волоцком. Да то дело привычки, а здесь он собирался задержаться.

Он встал, оперевшись на нижнее бревно бойницы, чуть высунулся за границу стены — и лицо ощутимо хлестнул смелый ветер. Зарылся невесомыми пальцами в бороду и волосы у висков. Уже подступал вечер, Око все ниже спускалось к окоему, утопая, словно в дегте, в темном ельнике, который сам был словно острог суровый, заступа от людского мира для всех, кто пожелал бы в нем укрыться. Казалось, что вот сейчас все эти могучие лохматые стражи выдерут корни из земли и двинутся вперед, топча избы, словно хрупкие грибы-дождевики. Не слишком доброе место, лес этот. Да все ж с теми, кто под его боком жил, он вражды не водил. Вон, женщины, что из Белодоли бежать вынуждены были, переждали в нем до того, как все успокоилось, и вернулись обратно в свою весь, так и не дойдя до горящей Любшины. Получается, уберег лес, показал неприятеля, идущего по реке, и не выдал ему.

Владивой обвел взглядом тускло поблескивающую туманном закатном свете реку — и наткнулся на струги, что стояли на приколе. Слишком много для этого острога: нарочных речных дружин здесь не было. И как-то сразу вспыхнуло в голове осознание: о том, что Рарог может и правда быть здесь, он не подумал ни разу с тех пор, как приехал. Как-то все другое голову занимало. Да и, признаться, посчитал он, что находники поспешат прочь убраться, как только надобность в помощи их отпадет.

— Здрав будь, князь, — тут же раздался голос за правым плечом.

Знакомый, привычно насмешливый. Владивой повернулся неспешно, хоть и можно было насторожиться, ожидая какой-то подлости в спину. Да не здесь, не под присмотром стражников, что то и дело проходили мимо.

— Поздорову, Рарог, — он окинул находника взглядом. — Думал, тебя тут уж и след простыл.

Выглядел тот совсем как обычно, только уже хорошо затянувшийся порез пересекал шею его сбоку. Зацепило, стало быть, слегка, да не слишком сильно.

— Да меня воевода позвал в Белый Дол погостить, дождаться, как все мои люди, что ранены были в Любшине, поправятся. Иных хорошо потрепало. Только сейчас встают. Но как только они совсем хворать перестанут, так сразу на весла.

Владивой усмехнулся. Чуть подвинулся, пуская ватажника встать рядом и тоже выглянуть в бойницу. Рарог недолго любовался окрашенным потускневшим золотом вечерней зари простором. Посмотрел искоса, ожидая, верно, что князь скажет.

— Пойдем потолкуем, — он махнул рукой и направился к ближней башне. Там и клетушка найдется, чтобы поговорить спокойно.

Ведь время прошло много, пора бы уж Рарогу и решить, встанет ли он на службу или попытается укрыться на знакомых речных дорогах? Хоть сейчас он со своими людьми в остроге, как в клетке, заперт. И, коли не впрямь сокол, то не улетит.

Находник противиться не стал, да все ж обернулся подозрительно на кметей, что следом за ними увязались. Они прошли в темноватую хоромину на втором ярусе башни и дверь, что вела на стену, затворили. Владивой остановился, мгновение раздумывая, присесть на лавку за узкий стол или нет. Отчего-то хотелось рядом с Рарогом стоять: не от уважения большого, конечно. Просто постоянное чувство опасности не давало даже на миг забыться. Тело оставалось в напряжении, готовое сработать мгновенно, если понадобится. Таков уж этот находиник. И улыбается, и таит неведомо что в глубине темных глаз да за приветливой личиной.

Рарог остановился чуть позади, наблюдая то за князем, то за стражниками, которые встали у двери. Владивой прошел мимо него в одну сторону и обратно. Замер напротив, глядя прямо в насмешливые зеленоватые глаза его. Он как будто не боялся ничуть. И во всех своих еще даже не высказанных словах заранее был уверен.

— Наперво поблагодарить тебя хочу за то, что не ушел по своим делам и помог любшанам от русинов отбиться, — Владивой даже улыбнуться попытался, да не слишком хорошо вышло.

Потому что помнил он, почему Рарог вообще оказался в Белом Доле. Да еще и в самом остроге, за одним столом с Ратшей. И как хорошо ни понимал, что помощь находников оказалась очень к месту, что они тоже проявили недюжинную смелость, чтобы отказаться от собственной выгоды и подставить под удар свои животы — а не мог унять злости.

— Дело-то обычное, — с ожидаемой насмешкой пожал плечами Рарог. — Мы русинов хорошо знаем. Знаем, в какие места их оружием тыкать, чтобы подохли быстрее.

Владивой только головой покачал, невольно поражаясь всей глубине его нахальства и самоуверенности. Это даже подкупало, чего таить. Из таких вот, отважных и прущих напролом, получаются самые лютые воины. Только живут они недолго. Зато забирают с собой много чужих жизней.