— Значит, до Ледного собралась? — поймала ее в тот же день в сенях. — Коли варяги где-то тут крутятся, они быстро тебя споймают. Раз уж надо тебе туда, подожди, как Любор за мной приедет, а там мы тебя проводим надежно. И дальше, куда пойти пожелаешь: в Белый Дол или в Ждимирич к жениху. Домаслав тебя примет. Род у него большой и сильный: они сумеют тебя от Ярдара оградить.
Гроза только головой покачала.
— Боюсь, не захочет теперь такую невесту Домаслав. Он все говорил, что не верит, будто я вилой стать могу. А теперь вот только в это верить и придется.
— Не решай за него. Дай ему решить, — укорила княжна.
— Сначала мне нужно до Ледного озера добраться.
На том и договорились, что не станет Гроза лезть на рожон и торопиться в дорогу одна: ведь вряд ли кто-то добровольно решится ее до озера сопроводить, зная, что за ней варяги, может, до сих пор надзирают. Потому продолжилось ожидание хоть каких-то вестей от Любора. Приезда его или отказа приехать за Беляной. И хотелось отцу тоже передать, что Гроза жива, что не убили ее, что не сгинула в чаще, разодранная на куски каким зверем. Да только в Белом Доле ее скорее всего искать станут, потому любая связь с ним сейчас — опасна.
И как ни хотелось покинуть поскорее приветливое и надежное, словно укрепленный город, Кременье, что так ласково и открыто встретило двух беглянок, а от приглашения отпраздновать Ярилу Сильного не откажешься, не оскорбив при этом старейшин да и всех, кто здесь живет. Беляна тревожилась, конечно, ожидая, что со дня на день за ней приедет Любор, а уж тот задерживаться здесь не пожелает. О том, чтобы вернуться в Волоцк, под присмотр и защиту князя, она теперь и не помышляла. И отчего-то страшно было видеть, как рвет княжна последние связи со своим родом. Как идет до конца по той тропке, что рассыпается за спиной — не вернешься.
Но скоро девушки увлекли Грозу и Беляну в подготовку к празднику большому, когда славят Ярило, что набирал в эти дни самую большую силу. Когда ласкает он молодые всходы — и они буйно идут в рост. Пришлось отвлечься от тяжких дум: тут уж волей-неволей в стороне не окажешься.
Незаметно подступил день самый важный, самый разудалый. Гуляния нынче будут едва не более буйные и долгие, чем на Купалу. Да только по праву нынче парни молодые на нем главные. И в Кременье уже давно выбрали на этот год Ярило, который будет принимать от люда всю благодарность и многие обряды исполнять, что нужны для славления молодого бога.
Нынче честь эту первый раз возложили на Таномира, сына Вегласа. Тут-то Гроза и подумать успела, что он теперь совсем жених нарасхват будет у девиц весь день да и после него. И не посмотри, что не так давно детскую рубаху на порты сменил. И как гордился Веглас сыном до того, а теперь возгордился еще больше. И все говорил, что снова справедливость богов обратилась к его крови. После нескольких лет забвения.
Что то значило, Гроза размышлять не стала. У каждой семьи своя история, что порой тянется через многие годы, а истоки ее и вовсе утопают в дремучих далях времени.
Как и положено на Ярилу Сильного, с утра светило выкатилось ясным жарким шаром на небосклон — только и радоваться. И ни облачка ни одного не было с рассвета самого: Гроза видела, потому как сама проснулась нынче ни свет, ни заря и сразу, едва косу прибрав, отправилась за водой к ближнему колодцу. Да там и простояла долго, наблюдая, как Око поднимается между тонких, натыканных частоколом стволов сосен. Как пронзает лучами туманную пелену, что устилает корни, путается в траве, уже поднявшейся далеко от земли. Как загораются темноватой зеленью иголки в кронах и листочки молодые на березах, что тут и там стояли между дворов: совсем молодые, только набирающие толщину веток, и старые, которые видели, верно, еще густой лес вокруг себя, прежде чем появились на берегу Широкого ручья первые люди.
Опомнилась Гроза вовремя, чтобы успеть принести два тяжелых ведра в избу до того, как хозяйка примется утренню готовить. А в груди стоял до сих пор воздух этот сияющий, влажный и тугой от тающего под напором светила тумана. И запахи сдобренной росой травы будоражили голову, отгоняя тяжкие мысли дальше и дальше, оставляя лишь радостное предвкушение праздника. Уж гуляла она на Ярилу Сильного и когда в Ждимириче жила, и в Волоцке — уже будучи подругой княжны, а потому в самой гуще всего веселья.
И сейчас невольно они с Беляной снова оказались на виду. И парни — даже им слышно было — много говорили о девушках приметных и непростых: по всему видно. И приударить за ними хотелось многим. Да Гроза уж настроена была сегодня хоть палкой отбиваться, а никого к себе не подпустить ненароком. И без того еле волочит груз этот: проступков страшных, коим оправдания нет, и чужих чаяний, что неизменно на нее возлагались мужчинами, стоило только несколько раз в их сторону взглянуть.
В избе Вегласа, как только все проснулись, завязались хлопоты. Как-никак в этот год Ярила у них обитает в облике младшего сына. Крутились все во дворе парни, что пришли поддержать друга перед долгими обрядами, которые и силы из него вымотают, и праздника, посчитай, лишат едва не напрочь. Потому как внимание к парню нынче будет такое рьяное, что не отмахнешься, не выпьешь пива лишка, не сбежишь прогуляться с какой пригожей девушкой.
Крутились во дворе и девицы, как будто мимо проходя, да задерживаясь в ожидании, как начнется с выходом Ярилы из сеней самое праздничное буйство. Пока люди еще не успели испить браги, и вокруг было не так и шумно. Но с каждым мигом, кажется, словно пожар вокруг разгорался. To и дело слышались с разных сторон песни. Нынче никто не работал, все восславляли Ярое Око и просили тепла для полей и людей, которым тоже без света его порой тоскливо живется. Особенно в краях, что лежали к северу ближе, окутанные то и дело налетающим с моря сырым дыханием.
Пестрило перед глазами от праздничных рубах, от любовно вытканных поясов и шелковых лент, которыми обшивали края одежды. Только для того ведь их и покупали: цена за такую ткань на торгах непомерная.
Гроза с Беляной тоже вышли во двор, как закончили помогать Ярене с хлопотами. Встали к сеням поближе, и поморщиться хотелось от звонкого девичьего гомона, которым праздник будоражил кровь не меньше, чем парням.
— В семье Вегласа второй уж сын Ярило, — заговорила вдруг рядом с Грозой девица, имени которой та еще и не знала, кажется. Уж больно много их повстречалось за эти дни, а поговорить толком ни с кем не довелось.
Сквозь гвалт людской слова девицы прозвучали на удивление ясно. А та даже и мимо смотрела как будто. Верно, окажись на месте Грозы кто-то другой, она сказала бы то же самое.
— А где ж старший сын? Женился уж? — поинтересовалась она из любопытства.
Сколько дней прожили у Вегласа в доме, а о другом сыне и не слышала до сих пор ни слова. Как будто умер он, и поминать лишний раз его не хотели. Девушка, задумавшись было, встрепенулась и покосилась на Грозу с опаской. Огляделась воровато.
— Так изгнали его несколько лет назад. Говорят, подкидыш он лесавкин. Потому-то и получились другие знаки на нем, когда он в волхвы будущие посвящение проходил. У Слепого ведь рука твердая. Он знает точно, что на ком чертить. А тут…
Девица махнула рукой, и Гроза нахмурилась, маясь от колкого подозрения, что вцепилось в нутро и завертелось, раздражая, кажется, каждую мышцу.
— А как звали его? — понизила она голос почти до шепота, поняв, что о старшем сыне Вегласа тут говорить много нельзя. Словно лихо какое кто призвать опасался.
— Измир его звали, — вздохнула собеседница, показалось, с сожалением. — До чего парень был хорош собой. И нрав у него был такой, что вокруг него все так и собирались. Истинный Ярило. Несколько лет он им был. Пока не случилось вот…
Гроза уже плохо слышала ее торопливый рассказ, словно девица пыталась скорее все поведать, чтобы никто заметить не успел. Так и колотилось имя это, только один раз в видении услышанное, где-то в темени. Тяжелым камнем застревало в мыслях. И знаки те на руке Рарога ясно вставали перед взором. Как будто и знакомые, но и искаженные, отчего смысл их терялся.
