Путь в гору оказался на удивление легким. Гнало в спину Рарога нетерпение скорее увидеться с Любором и вызнать наконец, что ему надо такого, что он не просто его за живое решил взять: семье пригрозить, всему Кременью, если понадобится — а оторвал с мясом то самое, что и так кровоточило уж сколько седмиц. И только едва корочкой зыбкой подернулось, как понял Рарог, что Грозе он нужен, что она не может тоже от него оторваться теперь и ради него даже изменила вечному своему холоду. Точно угадал княжич, куда бить больнее. А может, и рассказал кто?

В Оглобиче оказалось ветрено и шумно. Справные избы теснили бревенчатыми боками к середке улицы. Порой даже попадалась под ногами мостовая, что для веси и вовсе диковина. Правда была она старой и местами вросла в глину, но еще помогала пути больше, чем мешала. Стучал где-то внизу, у подножия холма едва слышный молот в кузне. Погавкивали собаки, еще взбудораженные с утра. Уже выходили люди на лядины после отгремевшего недавно Ярилиного дня. Насиделись без работы, нагулялись — хватит. Не особо скрываясь, Рарог прошел до гостиного двора, что тоже был тут, как и положено крупной веси, через которую купцы частенько проходят, останавливаются сил поднабраться перед трудным, хоть и недолгим путем через пороги.

Он прошел в харчевню гостиного двора Оглобича, где княжичу как будто и не место вовсе. И тут же его с двух сторон едва не вплотную подперли два крепких ратника. Словно только и ждали.

— Повезло тебе, Рарог. Как раз ждут, — и повели дальше, не спуская взглядов и держа руки к оружию поближе.

Из поварни тянуло наваристой похлебкой. Сновали кругом подавальщики: юркие мальчишки, видно, сыновья хозяина, не так уж давно надевшие порты. Они с любопытством посматривали на каждого, кто входил в харчевню, отмечая острыми наметанными взглядами, и ловко проскакивали между посетителями. В нутре так и заворочалось все от проснувшегося голода. To, что удалось перехватить по дороге в лодке, уж и забылось.

Да сейчас было не до того, чтобы набивать брюхо.

На удивление, Любор не слишком выделялся среди редких гостей двора, что сидели тут. Оделся не иначе с плеча какого-нибудь простого кметя, хоть и пояс, и оружие до сих пор выдавали в нем воина. Да и к лицу, коли приглядеться, можно было бы распознать старший род, уж больно черты точеные и нос с легкой горбинкой и вздернутыми крыльями, какой присущ мужам его крови.

— Здрав будь, — Рарог подошел к нему ближе, нарочно по имени не называя.

— Поздорову, Рарог, — не стал увиливать княжич.

Но и вставать не стал, руку протягивать для пожатия, а значит, не другом быть хочет, требовать что-то станет — то дело известное. Рарог тому не расстроился сильно — таких друзей ему вовек не надо. С теми, кто близко к княжескому столу сидит, лучше вообще не сталкиваться лишний раз: он уж по Владивою то понял.

— Грозу верни, — вот так просто и уронил Рарог, садясь напротив княжича.

А тот приподнял брови свои светлые, улыбнулся, словно требование такое очень забавным ему показалось. И Рарог сам понимал, что другому не быть. Он нынче даже без ватаги своей, а значит, против пока ничего Любору поставить не может.

— А ты мне сначала то вернешь, что мое — там и я тебе, — спокойно ответил Любор. — А может, и еще больше тебе предложу, чем девица. Помнится, ты со своей ватагой в конце цветеня с русинами столкнулся на Волани близ Волоцка. Хорошо вы их помяли, посекли и потопили даже. Там ларь один приметный тебе должен был попасться, да вы его по косорукости своей утопили. Так вот ларь тот мне нужен сильно.

— Твой, значит, — хмыкнул Рарог. — Не думал…

— Мой — так будем считать, — подтвердил княжич. — Ведь неприятно, когда твое у тебя забирают? Верно?

— Очень неприятно. И я людей твоих перебить, верно, должен был там, на берегу, когда они Грозу в струге связывали. Да ей скажи спасибо, что не стал.

— Правильно, что не стал, — Любор все ж нахмурился, поняв, что такое и впрямь могло случиться. To, что Рарог тогда безоружный был, не значит, что беспомощный.

— Хоть одного моего ратника все ж убил. Но дальше я не хочу кровь проливать. Не хочу, чтобы кто-то пострадал, твои люди или мои. А уж тем более Гроза.

— Потому что невесте твоей подруга? — не преминул уколоть Рарог. — Что будет, как узнает Беляна, что ты в плену ее товарку держишь?

— Кто ж сказал тебе, что она не знает? — развел руками княжич. — Серчает на меня, конечно. Да простит.

И столько уверенности в голосе княжича прозвучало, словно и мысли одной о том, что Беляна может и не простить, в голове его не мелькнуло. Да уж княжна свою любовь доказала больше некуда. Где только ни мотало ее, от кого только она ноги ни уносила. И все для того, чтобы добраться к нему, пока он, как княжичу и положено, сидел в Долесске и ждал. Ее, или пока она позовет. Может, после всего его уверенность в том, что Беляна простит ему даже похищение Грозы, была оправданной.

И Рарог чувствовал, что Гроза где-то здесь. Что она рядом, спрятана, может, связана, и оттого хотелось обернуться охотничьей собакой и обнюхать все вокруг, чтобы найти ее. А после — как найдется — перегрызть Любору глотку. Жаль только, не дали ему ни Велес, ни Чернобог таких умений.

— Что будет, если я не смогу отыскать тот ларь, а уж больше того — достать его со дна Волани? — он поднял на Любора тяжелый взгляд. Аж у самого в голове словно свинцом налито.

— Я отдам Грозу ярлу Ярдару Медному, — пожал плечами княжич. — Кажется, он скоро начнет сам искать ее, чтобы воздать за гибель сына.

Может, это было еще хуже, чем смерть. Вряд ли Ярдар станет убивать ее. Скорей всего, просто продаст в рабство кому-то в Свеаланде или в южных землях. За такую, как Гроза, любой вельможа отдаст хороший ларь серебра — Рарог в том и не сомневался. Он отдал бы. Но собирался отдать больше, если потребуется.

И отчего-то хотелось высказать Любору все, о чем он успел догадаться. Все, в чем успел его обвинить: и в связи с русинами, и в нечистых играх против отца своей же невесты. И в предательстве той уж в том, что не хочет беречь ее чувства, причиняя боль тем, кто ей дорог.

Но он не стал открывать своих мыслей: иначе они могут обернуться против него. Пусть лучше Любор думает, что Рарог — лапоть сношенный, которому только и дай, что добро чужое забрать и между ватажниками разделить, а после пропить половину в первой же харчевне. Пусть думает, что ничего его с князем Волоцким не связывает — и больше того, враги они, ведь слухи о том, что Рарог теперь у него на службе, до княжича, кажется, еще не дошли.

— И где же я найду тебя после?

— В Долесске, — Любор чуть прищурился, рассматривая его лицо и, верно, пытаясь понять, какие мысли крутятся в его голове. — Человека своего пришлешь в детинец. Там уговоримся, где встретимся. Проста, на свадьбу не зову. Думаю, ты не успеешь вернуться в срок.

— Увидим, — Рарог покачал головой.

— Тогда я буду ждать от тебя вестей. И лучше тебе с русинами больше не связываться. Не пытаться их остановить и обчистить их лодьи. А там, мы, может, поговорим и о том, чтобы перестать быть неприятелями. За службу я умею щедро платить.

— Там видно станет, — вновь туманно ответил Рарог.

Княжич окинул его долгим задумчивым взглядом, словно решал в этот самый миг, не стоит ли зарубить на месте, а после просто встал и вышел из-за стола. Пока они говорили, может быть, Другош и Зденешко успели хоть что-то выяснить, что-то найти, хоть какие-то следы Грозы. Ведь если где-то ее держат, значит, есть и те, кто охраняет. Потому Рарог тоже не стал засиживаться. И даже квас, принесенный ему проворным подавальщиком, допивать не стал, потому как в горле словно камень застрял и ничего в него не лезло. И он уже начал думать над тем, как искать будет тот ларь треклятый, ведь хоть и помнил, где стычка та с русинами случилась, а как отыскать на нескольких верстах глубоко лежащего под водой дна один- единственный ларь, который, может, уже и тиной занесло — разуметь пока не мог. Да и чего таить — дело то гиблое. Проще новое серебро раздобыть. Может, золото. Да только бы знать, сколько его там было.