Гроза погладила Рарога ладонями по щекам, пытаясь успокоить тревоги, что сейчас ощутимо пожирали его. И он все же согласился узнать, что скажут хозяева. Зашел в сенцы бани, а Гроза дальше побежала.

Хозяина дома не оказалось: он вместе с сыном ушел на несколько дней на промысел. А Лилка приняла Грозу с радостью и удивлением немалым. Пришлось спешно все объяснять и просить не гнать. А уж они с Рарогом надолго не стеснят.

Бортничиха нахмурилась поначалу. И показалось: прогонит. Но все ж вздохнула, качая головой, а после и Грозу по макушке погладила.

— Будь тут Бачута, он не пустил бы вас. А я не могу отказать. Хоть и понимаю, что ты опасное дело задумала. Можете в бане остановиться. Даже растопить можете, если зазноба твоя дров наколет. Только, коли чего, я знать не знала, что вы там засели.

Гроза закивала рьяно и бросилась было бортничиху обнимать, но та строго остранилась, словно все ж немного осерчала. Да то и понятно. Узнай Владивой вдруг, что она помогла беглецам, то уж ей больше не будет княжеской милости и мед в детинец от нее никто принимать не станет.

Еще раз поблагодарив Лилку, Гроза обратно побежала, ловко перепрыгивая через ямки и корни, что торчали из земли поперек дорожки. Оказалось, Рарог уж и сам обо всем догадался. Он был теперь во дворе, раздетый по пояс, и уверенными точными движениями раскалывал широкий березовый кряж на ровные поленца. Гроза так и замерла, схватившись пальцами за ближнюю сосенку, не в силах больше и шага сделать. Находник еще не заметил ее, не услышал шагов за мерным стуком топора, а она глядела в его широкую спину, и при каждом взмахе его рук сердце будто подпрыгивало. И падало вместе с блестящим оголовьем колуна, бросая по телу горячие волны. Гроза покусала губу, едва унимая сбившееся дыхание, и все ж подошла.

— Нам можно остаться, — бросила еще издалека. — Но только до завтра.

Рарог замер на миг с поднятыми руками и обернулся. Гроза приблизилась еще. Не удержалась — провела ладонью по мягким перекатам его мышц — от лопатки до пояса. Дурман странный будто бы заволакивал голову. Раньше-то она на парней и мужчин даже самых пригожих, которых в дружине всегда было предостаточно, смотрела спокойно. А сейчас и хотела бы взгляд отвести, а никак не получалось.

Рарог расколол последнее полено на два и опустил топор на землю.

— Пойдем. Баню хоть растопим, раз уж можно. А то холодает.

Гроза не тревожилась, что он может захворать — тело крепкое, закаленное. Да лучше бы ему и правда прогреться хорошенько: тревожно бледной была его кожа, не теплела все никак толком, даже от работы. Скоро они впотьмах отыскали лучины и зажгли в хитро закрепленных на стене светцах, а после развели огонь в каменной печи.

— Сначала ты сходишь, как натопится, — пробормотала Гроза, копаясь в своем заплечном мешке, вынимая небольшой мех с колодезной водой. — А там уж я.

И вздрогнула, выпрямившись, как обхватили ладони Рарога ее плечи.

— Хорошо, — шепнул он ей в затылок — и дыхание его просочилось сквозь волосы до кожи и растеклось теплом. Широкая ладонь прошлась вниз по спине и ниже, остановилась, легонько сминая бедро.

Гроза прижала мех к груди, едва заставляя сладко замершее сердце снова биться. Рарог коснулся изгиба ее шеи губами, скользнул рукой вперед и легко расстегнул сустугу навершника, продолжая обжигать кожу едва ощутимыми поцелуями. Мягко он сжал грудь Грозы через ткань — выдохнул резко и жарко:

— Хочу, чтобы моей была… Чего хочешь ты?

Мех с грохотом упал на пол. Гроза повернулась к Рарогу — и тут же попала в плен туманного взгляда. Словно рассвет пасмурный, золотой зарождался в его глазах, чуть прикрытых, ловящих слабые отсветы огоньков. Она опустила взор, провела ладонями по сильной груди вверх, очертила пальцами ключицы. Лишь глянула несмело — и прохладные губы завладели ее ртом — только руками широкую шею обвить осталось и держаться. До того пьяно закачало пол под ногами.

Рарог слегка подтолкнул Грозу и осторожно уложил на застеленную раздобытой у Лилки тканиной лавку. Она вновь подалась вперед, ловя его губы, что еще пахли речной водой, вцепилась пальцами в его чуть влажные волосы. Смяла в кулаках, пока он не зашипел от боли, отстраняясь. А после навалился с удвоенным пылом, врываясь в рот языком, нещадно сминая ладонями ее бедра через поневу и рубаху. Но первая волна безумия схлынула — и движения Рарога стали ласковее и медленнее. Заскользили руки, еще хранящие стылость реки, вверх по лодыжкам, до колен и выше, выше — задирая подол.

— Не останавливайся, Измир, — простонала Гроза ему в губы, прихватила нижнюю своими, чувствуя, как голову ведет от собственной смелости.

— Я и не смогу, — он усмехнулся, сверкая зеленоватым теплом в глубине глаз. — не смогу, Лисица, хоть убей теперь меня.

Они смотрели друг на друга неотрывно, а Гроза водила и водила ладонями по его гладким плечам. И наглядеться не могла, поверить не могла — а до всего остального и дела не было. Они качнулись навстречу друг другу одновременно, смыкая губы, сплетая дыхание. Неспешно теперь скользили ладони Рарога по оголенным ногам. По талии, не торопясь развязывать пояс поневы. Но тот все же ослаб, и чуть шершавый лен рубахи пополз по коже вверх, а Гроза только выгибалась, чтобы скорее освободиться от него. Прижаться к телу Рарога своим — так тесно, как только можно.

Прохлада выстывшей в воде кожи его объяла, заставляя покрыться мурашками.

— Заморожу, — виновато посетовал он. — Долго пришлось плескаться. Не отогреюсь никак.

— Я согрею.

Гроза разгребла кончиками пальцев его волосы от висков. Провела по щекам, то и дело касаясь губ его короткими поцелуями. Вниз, по шее, по груди, что вздымалась так часто, взбудораженно. И от вида тела его сильного, напряженного в готовности броситься на нее всем пылом, внизу живота теплело все ощутимее, саднило от тяжести, что нарастала, растекаясь по бедрам, которыми хотелось сильнее Рарога сжать, чтобы поделиться с ним своим жаром.

Гроза пробежалась пальчиками по его животу, и губу прикусила, решаясь последовать дальше, вдоль дорожки темных волос. Рарог чуть запрокинул голову, выдыхая медленно, как будто цедил помалу удовольствие, боясь захлебнуться в нем, когда она распустила гашник его портов, стянула с бедер вниз. Зажмурилась на миг, душно краснея от нахлынувшего смущения, и обхватила пальцами освобожденную твердую плоть, провела от основания вверх и обратно, лаская. И куда только разум ее подевался? Когда бы подумать она могла, что так остро захочет коснуться мужчины, ощутить его силу, силу его желания. Да только тело собственное едва не криком кричало о том, что все правильно, того оно и жаждет.

Уж перестала чувствоваться стужь, струящаяся с кожи находника. Он сбросил порты совсем, раздвинул колени Грозы и накрыл неожиданно горячей ладонью ждущее естество. Обласкал кончиками пальцев, заставляя извиваться и двигаться ему навстречу, вбирая, оставляя на твердой мужской ладони свою влагу. Грудь отяжелела под касаниями дразняще-жадных губ, кожа словно тлеющей в мягком жаре берестой обратилась. И осыпалась под прикосновениями Рарога, обнажая все скрытое внутри.

— Моя нежная Лисица, — пробормотал Рарог, касаясь языком ямки между ключиц, вжимаясь каменной твердостью между ног.

Гроза надавила ладонями ему на пояс, боясь даже слово сказать, чтобы не разрушить томление, которым была пронизана вся насквозь. Он толкнулся внутрь мягко, не торопясь, прислушиваясь к каждому ее звуку, к каждому отклику тела. Замер, давая осознать, смял губы своими, глубоким поцелуем отвлекая от капли смятения, что еще подрагивала в груди — и вошел до конца. Гроза только всхлипнула прерывисто от того, как обдало сильным тянущим жжением все внутри, застонала, цепляясь за мерно качающиеся бедра Рарога.

— Тихо-тихо-тихо, — его шепот сплелся с дыханием. — Сейчас… Сейчас легче будет.

— Все хорошо.