— Вы слишком многого хотите. Это вздор.

— В таком случае, мэм, могу я спросить, почему вы живете в чудесной комнате, предоставляя всем остальным домочадцам задыхаться в вековой грязи?

Черт, кажется, она не обращается с матерью Томаса, как подобает почтительной невестке, но, ад проклятый, ее до этого довели. Кроме того, сарказм оставляет приятный вкус на языке. Да и эта особа ее ненавидит, хоть улыбайся, хоть рычи. Так что теперь уже все равно.

Мэдлин, держа черное перо, как стилет, объявила:

— Я желаю, чтобы Пендрагон оставался, каким он есть сейчас. Так что притихните и не покидайте свою комнату. Перевяжите голову и ложитесь в постель на неделю. Это должно помочь.

— Чему?

Мэдлин только плечами пожала.

— Пендрагон — чудесный старый замок и заслуживает некоторой заботы, — вспылила Мегги. — Теперь я здесь хозяйка, и все станет таким же чистым и уютным, как ваша комната.

— Здесь все равно почти не бывает солнца. Так что можно не трудиться.

— Но для вас чистота, кажется, имеет значение. Кстати, может, объясните, мэм, что здесь происходит?

Мэдлин на мгновение подняла глаза, но взгляд их был направлен не в настоящее, а куда-то в прошлое, и воспоминания эти явно не были радостными.

— Мне нравятся две стороны монеты: одна светлая, другая темная. Это одновременно и таинственно и как-то успокаивает.

— Вы, наверное, имеете в виду голову двуликого Януса?

Мэдлин склонила голову набок. Мегги подумала, что сегодня ее черные волосы с широкими белыми прядями как-то особенно блестят. И вообще она выглядит настоящей красавицей. Вот она, форма, с которой отлили лицо Томаса, только оно более сурово, линии более скупы, а черты четче оформлены и в его темных глазах не мелькают искорки безумия, если не считать тех моментов, когда он целует Мегги.

— Нет, — возразила Мэдлин. — Не Януса. У Януса два лица доброе и злое. А когда свет и тьма сочетаются, и в том и в другом есть свои добро и зло, не находите?

— Все далеко не так просто, мэм.

— Разумеется. Нет, я не хотела бы, чтобы в Пендрагоне царило зло, но оно приходит в разных формах и обличьях, поэтому стремилась соединить свет и тьму и добилась этого. Оставьте все как есть.

Мегги снова вздохнула и села на стул начала века, с изогнутыми ножками, из тех, что покоятся на львиных лапах с длинными, остро заточенными когтями.

— Не оставлю. Пендрагон отныне — моя забота, и я не позволю, чтобы все гнило и покрывалось плесенью. Если не собираетесь помогать, по крайней мере не мешайте. Жаль, если Томас из-за этого поссорится с матерью.

— О, только не со мной. Скорее, с вами.

— Женщины, — заметила Мегги, глядя в кристально чистое окно, на сад, крайне нуждавшийся в услугах садовника, — хорошо работают. Вскоре придут мужчины, чтобы снять и снова повесить люстру. Все шторы и почти вся мебель будут заменены, и Пендрагон приобретет тот самый вид, что и три века назад, после перестройки. Я этого добьюсь.

— Мне стоит только приказать миссис Блэк отослать их домой, — Мэдлин щелкнула пальцами, — и все будет кончено.

«Только попробуй!» — хотела сказать Мегги, но доброжелательно и с непоколебимым спокойствием пояснила:

— Миссис Блэк на седьмом небе от того, что замок наконец приводят в порядок. Это ее слова, не мои. Может, она почти слепа, но понимает, к чему приводит подобное небрежение. Она даже раздала женщинам свои собственные снадобья для чистки и неусыпно наблюдает, как продвигается процесс.

— Кто-то должен вас остановить!

— Кто-то уже пытался прошлой ночью. Уверены, что это не вы, мэм?

— Нет, я спала и видела чудесные сны. И по правде сказать, в одном из них мне являлся лорд Киппер.

Но Мегги не собиралась обсуждать сейчас этот щекотливый вопрос.

— Ваш сын сделал мне предложение. И он не знал, что у меня такое большое приданое, пока не поговорил с отцом когда просил моей руки.

— Мужчины, включая моего сына, неизменно умудряются пронюхать подобные вещи. Именно это он и сделал: женился на вас, чтобы добраться до ваших миленьких денежек. На что вы намекаете, мисс… миссис? Пытаетесь обвинить моего сына в том, что, получив приданое, он пытался избавиться от вас?

— О нет! Это единственное, в чем я уверена. Томас так же благороден, как мой отец и дяди, иначе я никогда не вышла бы за него. Нет, мэм. Ваш сын защитит меня. Я ему не безразлична!

Конечно, это не любовь. Томас не сказал еще ни слова о любви. Но ведь и она тоже промолчала!

— Видите ли, — продолжала Мегги, — по моему мнению, здесь происходит много такого, чего я не понимаю. Возможно, вы увидели во сне не только Киппера, но и то, как бьете меня по голове? Таким образом вы, наверное, пытались остановить меня?

— Я вовсе не желаю вашей смерти, маленькая идиотка, ни во сне, ни наяву. И я не видела снов с лордом Киппером. Вы дура, Мегги Шербрук.

— Теперь мое имя — Мегги Малком. Странно. Раньше я и не замечала этой аллитерации 9. Только представьте; теперь я Мегги Малком. Неплохо звучит, правда?

— По-моему, просто смехотворно.

— Предположим, вы действительно видели во сне, что ударили меня. Скажите, почему вам так хотелось причинить мне боль? Чтобы вбить немного ума?

— Будь это я, уж поверьте, все сделала бы как надо. Это, вероятно, миссис Блэк. Говорю я, она хотела, чтобы все оставалось, как было. Да, это она желает немного утихомирить ваш пыл.

— Что значит «как надо»? Ударила бы достаточно сильно, чтобы убить?

— Убирайтесь, Это не ваше дело.

— Не хотелось бы умирать раньше времени, мэм.

— В таком случае не суйте носа куда не просят, Вы еще не беременны?

Мегги едва не свалилась со стула.

— Понятия не имею. Мы женаты совсем недавно.

— Но до свадьбы вы знали моего сына не менее трех месяцев!

Вот это удар!

— Томас — джентльмен. Он никогда бы не соблазнил меня до свадьбы, — осторожно заметила Мегги.

— Так или иначе, мой сын нуждается в наследнике. Если он скончается, не оставив потомства, его место займет Уильям, а этого я не перенесу. Докажите, что вы чего-то стоите, и позаботьтесь о будущих детях.

— Уильям. Его мать Либби. Ничего не понимаю. Разве граф Ланкастер развелся с обеими женами?

— Да, гнусная скотина. У него в мозгу сидела какая-то ужасная болезнь: он отчаянно хотел жену, которая была бы верна ему. Я не изменяла мужу, поскольку придерживалась старомодных принципов, но и это не помогло. Болезнь разъедала его, пока он не впал в твердое убеждение, что я ему изменила. Тогда он женился на Либби, и все началось сначала. — Мэдлин презрительно фыркнула. — Думаю, мне повезло — старый ублюдок мог бы жениться в третий и четвертый раз, и все разведенные жены собрались бы вместе, в этом замке.

— Никогда не слышала о такой болезни.

— Мне говорили, что его мать обманывала отца и никто не мог сказать наверняка, законный ли он ребенок. Сознание этого разъедало его душу. На его месте у меня хватило бы сил преодолеть это, но он был слаб. Не можете представить, сколько тысяч он потратил — в основном на взятки, — чтобы добиться разводов. Все эти лорды посмеивались над ним у него за спиной, набивая карманы его же золотом. Теперь вы видели Уильяма. Я хорошо отношусь к Либби, но ее сын — жалкий тип. Из него выйдет отвратительный граф Ланкастер и хозяин Пендрагона.

— Да, я видела Уильяма. И с изумлением увидела сразу двух жен, живущих под одной крышей.

— Почему нет? Старый негодяй оставил нас с детьми и почти без денег. Он был вне себя от злости, когда его младший брат Эдвард приютил меня и Томаса. Либби, естественно, тоже явилась сюда, когда муж выкинул ее на улицу вместе с Уильямом.

— А теперь у Либби начнется роман с лордом Киппером?

— Либби — единственная женщина в этих местах, которая не была любовницей Найлза, — улыбнулась Мэдлин. — Мне так кажется. Хотя с Найлзом ни в чем нельзя быть уверенной. Правда, восхитительный мужчина? Вам, разумеется, хотелось бы взять его в любовники, но вы не глупы. Подождете, пока не подарите моему сыну наследника.