Ее сердце гулко забилось. Но Мегги продолжала молчать.
— Во время нашей первой встречи ты отрывала от юбки липкие пальчики брата. Очевидно, кто-то дал ему конфету, чтобы удержать от проказ во время проповеди.
— Верно. Мое новое платье! Бедняжка Рори, он так переживал, что расстроил меня! Да-да, он попытался слизнуть пятно с юбки!
— Да, а ты расхохоталась и прижала его к себе, и тут меня как громом поразило.
Мегги вдруг захотелось заплакать от счастья. Спрыгнуть с кровати, сказать, что лучше его нет на земле человека, что она будет с ним до самой смерти и что он принадлежит ей. Сейчас и навсегда. Но это означало — сказать прямо в эти прекрасные темные глаза, что она его любит. А ведь она не станет лгать, особенно в таком важном деле. Мегги твердо знала одно: она хочет его и хочет, чтобы он был счастлив с ней. Томас — такой же хороший человек, как ее отец и дяди. Мало того, в постели между ними пробуждается безумная страсть. Но иное… то лихорадочное волнение, пережитое, когда она впервые увидела Джереми после долгой разлуки, та умопомрачительная боль при виде его улыбки… нет, с Томасом она никогда не испытывала ничего подобного. Да и ни с кем другим, кроме Джереми.
Но с другой стороны, когда Джереми сегодня вошел в гостиную, Мегги не почувствовала привычного неудержимого, тревожащего возбуждения, от которого кружилась голова и подташнивало. Ничего. Совсем ничего.
— Спасибо за то, что напомнил мне о той чудесной минуте. И еще за то, что написал отцу и сказал про солнце, которое бросило тебе на голову горсть своих лучей.
— Не за что, дорогая. Я был совершенно искренен с тобой. Но как ни неприятно мне это говорить, все же тебе следовало бы вернуться с ними. Собственно говоря, я и пришел, чтобы убедить тебя.
— Хорошо, не так я глупа, чтобы рисковать головой. Может, в следующий раз, на мою беду, начнется отлив. Так и быть, я сделаю, как вы хотите.
— Не верю! — воскликнул он, вытаращившись на нее. — Ты никогда не согласишься оставить меня.
Мегги рассмеялась.
— Наконец-то! Давно бы пора это понять! Ты совершенно прав: я не покину тебя. Но неужели не понимаешь, как мне легко соглашаться с тобой? К тому времени, как я достаточно окрепну для путешествия, все так или иначе разрешится.
— Еще одно твое качество: ты редкостная оптимистка.
— Нет, Томас, послушай! Человек, который все это устроил, независимо от того, мужчина это или женщина, сейчас вне себя. Боится разоблачения. Подумай сам: ни одно из покушений не удалось. Я жива, мало того, сюда прибыли еще три моих защитника, которые не спустят с меня глаз. Я сердцем чувствую: что-то должно произойти, и очень скоро, просто потому, что неизвестному больше нельзя медлить. Он должен все закончить, иначе его планы провалятся. А теперь иди ко мне, если, разумеется, поклянешься, что в гостиной в данный момент никого не убивают.
— Все может быть, в зависимости от того, насколько азартны твой отец и моя мать во время игры в вист.
— О Господи! Твоя мать-партнер Джереми?
— Да.
— Тогда они выиграют — у моих родителей нет ни малейшего шанса. Знаю я, как они играют: смеются, показывают друг другу карты, обмениваются сплетнями, Это ужасно бесит настоящих игроков.
— Что-то мне все это не нравится. Мать относится серьезно только к двум вещам; к своим дневникам и висту. А как насчет Джереми?
— Бьет наповал. Надеюсь, Шарлотта хорошо играет, — откликнулась она так небрежно, словно Джереми был всего лишь обычным знакомым, приятелем, в крайнем случае, дальним родственником. Томасу почему-то стало очень спокойно.
— Хорошо, что нас там нет, верно? — хмыкнул он.
— Очень! — с улыбкой подтвердила жена.
Томас еще раз окинул ее взглядом, поднялся и скинул одежду. Оставшись обнаженным, он снова подошел к кровати. Правда, при этом думал о том, где искать завтра Дженни, следует ли начать поиски как можно раньше, каким образом заставить убийцу обнаружить себя и можно ли остановить это безумие.
— Вот это да!
Неожиданное восклицание немедленно заставило его вспомнить о том, что он стоит обнаженный перед собственной женой, которая потрясенно уставилась на темный треугольник волос внизу его живота. Он опустил глаза. Ничего удивительного: его плоть затвердела, подобно персиковой косточке, которую Барнакл швырнул сегодня в вестибюле, на радость Мисс Криттенден, немедленно бросившейся следом. Наблюдая за кошкой, дворецкий удовлетворенно заявил хозяину, что миледи наверняка одобрит новый метод тренировки.
Томас отступил, но это мало чему помогло. Непослушная плоть затвердела еще больше. Правда, он был ужасно доволен, что жена восхищается его телом.
Вожделение его росло с каждой минутой. Еще немного, и он взорвется.
— Ты нездорова, Мегги, — едва не плача, пробормотал Томас. — Выброси из головы похотливые мысли! Надеюсь, тебе будет легче взять себя в руки при мысли о том, что твой отец и одновременно викарий сейчас сидит в гостиной.
Он ни на миг не поверил той ангельской улыбке, которая озарила лицо жены.
— Ты прав. Но можешь хотя бы обнять меня?
О да, он, разумеется, мог обнять ее. Черт возьми.
Когда она устроилась у него под боком и ее теплое… нет, жаркое дыхание опалило его кожу, Томас вдруг почувствовал, как нежная ручка скользит по животу.
Боже, Боже…
— Мегги, тебе сейчас не до этого.
— Лежите тихо, милорд, — велела она, и он снова едва не разрыдался, услышав эти волшебные слова.
Нет, он должен быть благородным и остановить ее! Усилие едва не прикончило Томаса, но он все же выдавил;
— Ты еще слишком слаба, ты…
— Это всего лишь рука, Томас. Я буду осторожнее.
— Хорошо…
— Я подумываю о том, как воспользоваться твоим беспомощным положением, — объявила она. И воспользовалась.
Засыпая, Томас впервые размышлял о том, что, возможно, это его мать желает смерти Мегги. Кому лучше знать, как не ему! Сколько раз он сталкивался с ее ослиным упрямством и приступами ярости! Она может быть злой и расчетливой. И мыслит совсем не так, как остальные люди. Доходит до крайности и в словах, и в поступках. Но почему она настолько ненавидит Мегги, чтобы убить?! И если так, кого она наняла, чтобы выстрелом сбить жертву с обрыва?
Ответа нет.
* * *
К концу следующего дня Дженни так и не нашли. Никто не верил, будто она убежала в Дублин, чтобы не выходить замуж. Все были уверены, что она уже мертва. Все были убеждены, что ее убили.
Постепенно становилось ясно, что местные жители считали убийцей Уильяма Малкома, который скорее всего выманил Дженни из дома, прикончил и спрятал труп.
Поскольку Мегги была еще слаба, Томас на руках снес ее в гостиную, где его мать разливала чай. Мэдлин заметно присмирела и каждые несколько минут сокрушенно повторяла:
— Вчера мне шла ужасная карта, иначе вы, викарий, никогда не выиграли бы.
— Совершенно верно, — вот уже в третий раз учтиво соглашался Тайсон, одаривая хозяйку самой светской из своих улыбок. Мэри Роуз, наспех заколовшая свои чудесные рыжие волосы на затылке, так, что масса локончиков обрамляла встревоженное лицо, мерила шагами комнату, словно переняв привычку у Томаса, который теперь предавался ей еще чаще, с тех пор как начались неприятности. Время от времени Мэри Роуз поглядывала на падчерицу, все еще немного бледную. Несмотря на то, что плечо по-прежнему болело, та наотрез отказывалась принимать опий. Вид у Мэри Роуз был самый что ни на есть отчаявшийся. Томасу было хорошо знакомо это чувство.
Зато у него наконец появилась идея. Мэри Роуз повернулась к вошедшему в гостиную лорду Кипперу.
— Барнакл, похоже, отлучился со своего неизменного поста у двери, — объявил он с порога, — и я взял на себя смелость войти.
— Добро пожаловать, Найлз, — приветствовал Томас. — Ты как раз к чаю.
Лорд Киппер открыл было рот, явно собираясь сказать что-то забавное, но осекся и воззрился на Мэри Роуз, стоявшую спиной к окну. Яркий солнечный свет струился в комнату, зажигая ее волосы красным пламенем.