Много думала.

И так не научилась быть счастливой.

В этом ли дело? Нет… если бы всем несчастным давали второй шанс… мне повезло? Почему? Глупый вопрос. Потому что… мироздание знает лучше. И если я здесь, то…

…то надо выбросить из головы всякие глупости и заняться делом.

Лавку открыть.

…отпустить Шину. Я вижу, как она постепенно отдаляется, и понимаю, что никогда-то мы не были близки. Ни с кем не были, но Шину зависела от меня куда меньше, чем другие.

И она не верит.

Она помнит слабость мою и никчемность. Разорение. И голод. Шину, в отличие от прочих, доводилось голодать…

Я тронула воду пальцем, и по лицу моему пошли круги. Впрочем, отражение вскоре выровнялось, а по краям чаши побежали огоньки. Красиво…

…именно Шину я собиралась назначить своим доверенным лицом. И распорядительницей дома. Ею вполне может быть и замужняя женщина. А Шину знает цену деньгам.

У нее опыт.

И привычки правильные. И… и отражение хмурится. Значит, ошибка?

…она не станет возиться с другими.

Почему только здесь я поняла это с кристальной ясностью? Храм все-таки… и дух богини рядом. А Шину… нет, она не плохая. И не хорошая. Просто женщина с непростой судьбой, привыкшая заботится о себе.

Как я…

…та прежняя я тоже терпеть не могла слабых. Ей казалось, что слабость — это что-то вроде болезни, причем заразной. И стоит посочувствовать кому-то, как всенепременно ее подхватишь.

…я выживала слабых.

Доводила до слез, до истерик, до срывов. И увольняла со спокойной душой. В бизнесе нет места тонкой душевной организации. Мне казалось, что я права. А теперь…

…расплата?

Наказание?

И мой личный ад? Но… нет, в аду души мучаются, а я не чувствую себя несчастной. Напротив, жизнь моя обрела смысл. Раньше, там, дома, его не было. Точнее, мне казалось, что смысл имелся… заключить контракт, обойти конкурентов, сорвать очередной куш… провести переговоры и доказать всем вокруг, что я не утратила хватки.

Железная женщина.

Я воспринимала это за комплимент, особенно потом, после развода. Я заставила себя стать еще более железной, чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло, что мне доступны простые человеческие эмоции…

Вода вздрогнула.

И снова.

Дождь?

Слезы.

Я не плачу. Там, дома, я запретила себе плакать, а здесь… Иоко вечно лила слезы, если не внешне, потому как слезы злили и матушку, и мужа, то в душе. Она была именно тем типом человека, который я от души презирала: балованная с одной стороны и с другой — совершенно беспомощная.

И вот я…

Мы…

Здесь. Я коснулась воды, стирая слезу на призрачной щеке.

…для кого это шанс? Для обеих… ее душа ушла, так мне сказал дракон. И я ему поверила, ведь драконы мудры, но… вдруг да не совсем ушла? Вдруг то, что осталось, вовсе не память тела и эхо разума, как я себе представляла, а нечто гораздо большее. Мне стоит попросить прощения.

За что?

Ни за что. Просто так. Я… я постараюсь сделать так, чтобы ты, если вдруг обернешься, выпадешь из круга перерождений, увидела, что все это не зря…

— Спасибо, — я судорожно вздохнула, и вздох этот прокатился по храму, тревожа и пыль, и солнечный свет, и белые одеяния статуи.

Здесь ее изобразили старухой.

Лицо из черного камня. Длинный нос. Глаза навыкате. Нижняя губа свисает, и видны кривые темные зубы. Ее уродство столь велико, что само по себе завораживает. Но для меня сквозь эти резные черты проступают другие…

…она смотрит на меня.

Улыбается.

Она протянула руку, и я вложила в нее подарок.

— Не уверена, что поступаю верно, — я присела у ног статуи. — Но… спасибо… за то, что помогла понять… мне не хватало этого. Еще дома не хватало… я всегда пыталась быть сильной. Самой сильной, самой умной… самой первой… меня этому учили. А вот быть собой — нет… значит, Шину стоит отпустить… нет, я ее не держу, но были мысли… и кто тогда? Юкико? Она точно не справится… Кэед… подозреваю, что те письма, которые она читает и злится, тоже неспроста. Куда ей лавку-то? А вот школой руководить ей бы понравилось… тип характера соответствующий, когда она, конечно, забывает о том, что стоит выше прочих.

Мацухито… с ней не понятно.

Слезы.

Вздохи… и все-таки ей хватает смелости ускользать из дому. Она думает, что я ничего не знаю. Шину… молчит, как и остальные, значит, чем бы не занималась Мацухито, это неопасно.

Кем бы.

И мне стоило бы взглянуть на ее ухажера, хотя бы затем, чтобы увериться, что человек он неплохой…

Араши?

Ветер в голове и…

Разве об этом думают в храме? Почему бы и нет. Молиться я все равно не умею, но вот спросить…

— Проклятый колдун не отступится?

Качнулись белые одежды, хотя ветра здесь не было.

Конечно, нет. И глупо было бы ждать иного. Но что ему нужно на самом-то деле? Деньги? Сдается мне, что, отмеченный печатью мертвого бога не бедствует.

И ладно, одна попытка.

Другая.

Но коль жертва оказалась упряма… или дело не в его желании, но в сделке? Матушка решила избавиться от меня раз и навсегда, наняла колдуна, а тот решил принести клятву?

Неразумно.

Я вздыхаю.

И вздох этот катится, катится, наполняя храм до краев. К нему присоединяются голоса людей, которым случалось бывать здесь. Эхо объемно. Оно оглушает, путает, подавляет. И стоит на мгновенье закрыть глаза, как я теряюсь в толпе.

…нет.

Это призраки и тени, которые остались при храме. Они слетаются сюда в надежде, что Дзигокудаё заберет их, оборвет нить существования.

Но правда в том, что они сами держатся за жизнь, и раз так, то богиня не в силах помочь.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я у ребенка.

И он шепчет, а я понимаю…

— Твоя мать тебя не потеряла, — я касаюсь призрачной головы, которая неожиданно плотна. — Она придет и отыщет тебя… она приходит часто…

Я беру мальчика за руку.

И веду к стене.

Я касаюсь темных иероглифов, которые вспыхивают ярко.

— Здесь она написала твое имя… прикоснись…

…этого хватает.

Он рассыпается серебряной пылью, пополняя узор храма. А остальные обступают меня. Их желания разнятся, но при этом просты и понятны. Кто-то закопал в огороде пять золотых монет, но не успел рассказать сыновьям. Кто-то хочет, чтобы восторжествовала справедливость, и мне надо лишь сказать имя убийцы. Кто-то боялся оставить детей без присмотра, но те давно выросли…

…выслушать.

И дать слово, если я уверена, что смогу выполнить обещание. Очередной донос написать несложно, как и о золоте сказать… а вот наказать бывшую жену за блуд — это уже не ко мне… и призрак недоволен. Он воет и потрясает кулаками, которые отнюдь не бесплотны.

Но дуновение ветра, и призрак растворяется.

А его место занимает следующий.

Их так много, что я теряю счет.

И время здесь течет иначе, но усталость никуда не девается. Видящая… шепоток расползается, как круги по воде… видящая, видящая… видя…

…а потом я оказываюсь на берегу.

Я вижу этот берег впервые. Каменистый. Неприветливый. Серое море. Грязная пена. Гладь и небо в рытвинах. Солнце какое-то далекое, сизоватое, будто великолепная богиня брезгует подойти ближе. Вдруг да соленые капли коснутся ее роскошных одеяний…

…камни.

Камней много.

Темные, зеленоватые, покрытые лишайником, они громоздятся в кучи. И разваливаются на куски. Во время прилива море забирается за границу их, а после отступает, оставляя в трещинах гнилые хвосты водорослей.

Я оглянулась.

Развалины городской стены. Низенькой, поскольку, хоть камня вокруг изрядно, но он мало пригоден для строительства. Эту стену лепили, склеивая наспех сизым раствором, и он, истончившись за годы существования, терял силу. Камни выпадали, но стена держалась.

За ней ждал туман.

Белесый.

Густой.

Такой, пожалуй, ложкой черпать можно. Но дурная эта затея. Туман был не то, чтобы живым… скорее он не был обыкновенным. Я чувствовала нечто, полусонное и голодное, но терпеливое…