Он вдруг запустил руку вниз и прижал ее к бугорку между ног. Я собиралась что-то сказать, но некромант не дал мне на это и секунды — сразу погрузил палец между половых складок и провел там. Вместо возмущения я выдала только стон. И с каждым его движением только еще больше задыхалась.

— Открой глаза, — прошептал возле самого уха. — Смотри на меня.

Я попыталась, но его взгляд возбуждал еще сильнее. Потянулась к губам и снова не получила поцелуя, разочарованно выдохнула — вышло самым громким стоном.

— Ну что, теперь нравится, когда тебя дрессируют?

Он издевался, но мне было не до обид. В животе наслаждение уже скручивалось тугим узлом. И на самом излете он вдруг остановился, однако пальцы не убрал. Я, задыхаясь, смотрела на него и не знала, о чем стоит попросить — так, чтобы я потом об этом не пожалела. Еще одно движение — намного медленнее, от которого я чуть не закричала. И снова замер.

— Назови меня по имени, Ольга. И тогда я дам тебе то, чего ты так хочешь, но никогда не признаешься.

Я выдавила сдавленным хрипом, признавая поражение:

— Керин…

Но он медлил, как будто хотел свести меня с ума. Я непроизвольно сама подалась бедрами немного вверх. Улыбка. Похоже, в самом деле дрессирует, но… плевать. Стало окончательно плевать, когда он снова заскользил по клитору, и через несколько движений я сжалась от первой волны оргазма. Потерялась в пространстве и теперь почти не ощущала его поцелуя. А он целовал, вынуждая меня судорожно выдыхать в его рот.

Едва возбуждение начало спадать, как он отпустил меня. Перекатился на бок, оставив на теле ощущение неприятной прохлады. Я тоже повернулась и заставила себя посмотреть прямо, хоть теперь стало неловко. И потому я не знала, что сказать. Почему-то сильно хотелось прижаться к нему и так уснуть, чтобы больше никаких разговоров не было. Утром все ощущения немного сотрутся и будут восприниматься проще. Сейчас же — никаких сил нет на игры и дрессировки.

Он сказал очень тихо и как-то неожиданно серьезно:

— Если хочешь чего-то — попроси. Всегда проси от меня, чего хочешь, и в этом случае будешь получать, если я в силах.

Похоже, что после оргазма прошло достаточно времени, потому как мое чувство протеста встрепенулось и подняло голову:

— Я хочу спать!

И, в полном соответствии с моим желанием, за всю ночь он больше ни разу меня не коснулся. А я ворочалась и не могла улечься. Зачем ему вообще такая огромная кровать, если спит на самом краю? Я слушала ровное дыхание и пыталась понять саму себя. Конечно, мое отношение к некроманту равнодушием не назовешь. Я ненавидела его за то, что со мной сделал, боялась его угроз и вообще считала отвратительным человеком. Но притом не могла не реагировать на его внешность, на его давление, на его поцелуи… и на то, что он со мной делал совсем недавно. Дрессирует? Да, очень похоже. И это отвратительно! Но я слушала его дыхание и невольно улыбалась непонятно чему.

Утром я отмела все ночные волнения, чтобы вдоволь напереживаться о предстоящем эксперименте. Господин Шакка очень быстро позавтракал и пять раз повторил, чтобы я ему не мешала. Как будто я с первого раза плохо понимаю! И опять оставил в одиночестве, точнее в компании своих полудохлых слуг. От скуки и нетерпения я начала думать… Похоже, лишние мысли всегда лезут в голову от скуки или нетерпения.

Некромант вчера был таким… которого сложно уместить в пару шаблонных фраз: «от него крыша едет» и «мое сердце затрепетало». Как-то пусто звучит. Удивительно ли, что за семьсот лет он поднаторел в соблазнении женщин? Дело не в умелости его рук, а именно в самоконтроле: каждый взгляд — выверен, каждое слово — точно в цель, если он собирался вызвать во мне нужные эмоции. Хочет ли он меня на самом деле, или его просто разбирает любопытство? Не являюсь ли я чем-то наподобие трофея в копилочку побед? Было бы неприятно, но мысль эта никак не хотела закрепляться в сознании. Возможно, мне просто не хотелось ее там закреплять. Однако если он испытывает ко мне влечение, то значит ли это, что я ему нравлюсь — хотя бы в этом смысле? И если нравлюсь, то почему же ни утром, ни после завтрака он не притянул меня к себе, чтобы подтвердить свое желание поцелуем? Да уж, мои логические цепочки ведут в никуда и еще сильнее беспокоят.

И все же я дождалась, когда господин Шакка сам позовет меня. Марушка, вошедшая в спальню, даже договорить не успела его приглашение кабинет, а я чуть не снесла ее с ног.

— Все получается?

Некромант стоял полубоком и не повернулся ко мне.

— Да. Успокойся, волнение только помешает.

— Я не волнуюсь!

— Слышу. И через восемь комнат слышал, как ты ходила в спальне туда-обратно. Даже гака в клетке столько ненужных звуков не производит.

— Преувеличиваете! И все от скуки! Вы можете понять, что я человек действия? Меня в неизвестности держать — это хуже, чем вашу гаку в клетке!

— Зачем ты постоянно повышаешь тон? Садись уже в кресло и расслабься.

И только я удобно разместилась, как от очередной фразы снова подскочила:

— Ольга, из-за чего ты волнуешься сильнее: из-за того, что увидишь своего Дмитрия Александровича, или из-за того, что не сможешь ему смотреть в глаза после вчерашнего? Или, может, ты предпочла бы плюнуть на эксперименты и вернуться вместе в спальню?

— Что?!

— Зачем ты постоянно повышаешь тон? Садись, садись, я пошутил.

Я ничего не ответила, лишь покраснела. Да и о чем здесь спорить? Он, хоть и прав в чем-то, но осознанно выводил меня из себя. Так что я не доставлю ему подобного удовольствия! Господин Шакка подошел, наклонился и упер руки в подлокотники, оказавшись в смущающей близости. Оценил мое напряжение и добил улыбкой вкупе с бархатным тоном:

— Ну что, расслабилась?

Я отвернулась и опять сдержала негодование. Выдавила:

— Когда мы уже начнем?

— Уже начали. Итак, клятва.

Я повторила полностью так, как он говорил — что вернусь сама до полуночи. Господин Шакка и сам не знал, насколько эффективно это заклинание в моем мире, но я и без клятвы не надеялась окончательно сбежать — не зря же он так долго готовился! А вот после начались более странные просьбы. Он взял мою ладонь и приложил какой-то зеленый камень к указательному и среднему пальцам.

— Это уже магия смерти, она посильнее. Если в твоем мире существует смерть, то должно сработать, хотя, возможно, не сразу. Насколько я понял, в том месте, где ты окажешься, люди умирают нередко — то есть сама сила смерти и поможет.

Я поморщилась и перебила:

— Это еще зачем? Я умру, если не вернусь сама?!

— Сказал бы, что так, но это для другого. Ты должна будешь коснуться Дмитрия Александровича и произнести — можно очень тихо — одно слово: «Ха-а-ашиф-ф». Повтори, чтобы не забыть.

— А… он не пострадает от этого? Что вы задумали?

— Только узнать о нем хоть что-то. Разве тебе самой не интересно?

Я пожала плечами:

— Да я все думала и думала об этом. Мы всего двух двойников в подтверждение имеем, а если подобные исключения бывают часто? И Дмитрий Александрович самый обычный человек! Видите ли, господин Шакка, в моем мире только обычные люди и бывают!

— Вот и проверим.

— Вы ведь понимаете, что его в больнице может не быть? А меня вряд ли отпустят на поиски любимого реаниматолога!

— Тогда попробуем в другой раз.

— Я точно не принесу ему вреда этим вашим хашифом?

— Нет. И ты неправильно произносишь. Длинная «а» и долго затихающая «ф».

Потренировали и это. Затем некромант уложил меня на стол и зашептал заклинание, отвязывающее сознание от тела. Я хоть и дрожала, но сумела взять себя в руки и сосредоточиться на процессе. Успокоиться и нырнуть. Успокоиться и…

— Ну, привет, старушка дряхлая моя!

— Оля? Оля… Оля!!!

Тайишка закричала последнее вслух, и это само по себе означало, что за время моего отсутствия она вполне научилась справляться с моим телом. Сама же себя одернула, а потом просто радостно завизжала внутри: