— Не думаю… Разве сознание не умирает вместе с телом? Его опосля воскресить можно, но вначале оно умирает!

— Много ты знаешь о некромантии!

Она фыркнула:

— Зато кое-что знаю о смерти, — потом добавила примирительно: — Я не могу быть уверенной, Оль, но есть вероятность, что жить нам с тобой теперь вместе. И очень недолго.

В мыслях наступил такой раздрай, что в висках заломило. Но я всеми силами пыталась не впадать в истерику.

— Тогда придется выживать, Танюх. И ты со мной. Потом вернемся и прибьем этих отморозков! Оторвем им все, чтобы нечем больше было некромантить!

Она как будто хихикнула, но потом рассуждать принялась:

— Зря ты так. Если тебя и сможет кто домой вернуть, то только некромант. Настоящий, опытный. А не вот это вот… они ж ученики просто. И похоже, не самые прилежные.

— Ну все, план утвержден. Выживаем, потом ловим первого попавшегося опытного некроманта и заставляем его нас расселять. Хотя судя по предыдущему опыту, очнуться мы можем в какой-нибудь свинье или табуретке… Эдакая неудачная реинкарнация.

— Зря ты так! — повторила подселенка. — Некроманты хорошими бывают. И очень сильными, — я не могла ни опровергнуть, ни согласиться, потому слушала дальше. — Меня в детстве некромант спас! Я сейчас тебе расскажу… все равно до нашей гибели делать нечего. Мне года два было, и заболела я сладкой болезнью. Это такая напасть — неизвестно откуда появляется и лекарствам не поддается. От нее сначала в туалет часто бегают, потом сильно худеют. Человек ест, ест, а все равно худеет. Если у старика случится, то он и годами так жить может, а когда у ребенка или молодого — все, пиши пропало. Ничего не поможет.

— Ты сейчас диабет описала. Первого типа. И лечится он инсулином.

— Магией он лечится! Но на ведьму такого уровня у маманьки денег не было. Она мне уже и рубашку сшила, в которой хоронить, и ревела, ревела… И тут в нашу деревню некромант столичный пожаловал. Сам в дом постучал, ночлега попросил. Матери к тому моменту было все равно, а он ей и говорит, что может меня излечить. И гляди-ка, излечил. Я уже через пару дней с соседской ребятней скакала. Мать в ноги ему кланялась, все барахло из дома собрала… ну, хоть чем-то заплатить. А он не взял ничего и заявил, что я сама в будущем ему долг верну. Вот такой добрый человек!

— Танюх, у тебя приоритеты сбиты. Он тебя в должницы записал, герой дня без галстука.

— Не надо так, Оля! Ведь с того дня ни о каких долгах и речи не шло. Жила я своей жизнью преспокойно… а два года назад маманька померла. Змея ее укусила. Я тогда собрала пожитки да в столицу пошла. Устроилась в услужение, чтоб с голоду не помереть. Хорошая у меня барыня была, она меня потом во дворец и пристроила. В прошлом месяце я стала прислуживать седьмой принцессе…

Поскольку молчунья моя, которая оказалась очень даже говорливой, вдруг замолчала, я подтолкнула продолжать:

— Принцесса, как я понимаю, уже хорошей не была?

— Да как сказать, — Тайишка тяжело вздохнула. — Не очень умная восьмилетка... избалованная малость. Ее в академию пристроили — может, хоть чему-то здесь научат. Тут иногда детей принимают, если есть подозрение на таланты к колдовству или некромантии. А в принцессе магия вряд ли есть, но взяли, поскольку высокородная особа. И уж больно родственники хотели от нее отдохнуть.

— По блату, значит.

— По блату, — вздохнула Тайишка. — И вздумалось ентой блатной принцессе меня на лошади научить кататься. Как будто оно мне понадобится. А у нас коня никогда дома не было, и у соседей… бедно жили. В общем, я наверх-то залезла, а когда лошадка понеслась, я кувырнулась через ее голову, да в землю и воткнулась. В принципе, это и есть моя краткая история до сего момента.

— Слушай, Танюх, — запоздало удивилась я. — А почему мы с тобой на одном языке думаем? И ты мои слова без объяснений понимаешь!

— Так мы ведь не словами думаем… образами… А может, и словами. Но голова-то моя, мои слова и используем.

Я все же задремала. Хоть проспала полдня и никак не хотела пробуждаться, но все равно чувствовала себя в достаточной степени уставшей, чтобы вздремнуть прямо во сне. Тайишка тоже помалкивала, создавая такую необходимую тишину в голове. Я прижалась к холодной стене, завернулась поплотнее в грязный плед и закрыла глаза.

И почти сразу расслышала голоса:

— А вы не можете ее этими штуками… Ну, я в сериале «Скорая помощь» видел! Током ее — ты-дыщ — и она очнется!

— Вышвырните этого дебила из машины! Кто его вообще сюда пустил?!

— Я сам…

Зрение возвращалось не сразу. Сквозь белесую пелену я видела силуэты каких-то людей, слышала прямо рядом с ухом раздражающее пиликанье, ощущала тряску. Кое-как повернула голову и разглядела сидящего в углу «Газели» Костю: глаза навыкате, цвет лица зеленоватый — ни разу в жизни его в подобном состоянии не заставала.

— Игорь Владимирович! — женский голос справа. — Смотрите!

Надо мной тут же наклонился пожилой мужчина, пришлось повернуться к нему. Ни тени радости — только полная сосредоточенность:

— Как там давление, Свет?

— Сто на семьдесят.

— Пульс, сердцебиение?

— Все в норме, Игорь Владимирович!

— Сколько еще ехать?

— Минут десять, — и куда-то в сторону, громче: — Сашуль, поднажми! Пациентка наша очнулась, представляешь?

— Ох, Светка, нечасто в этой машине такие отличные новости звучат!

Мужчина наклонился ниже и нахмурился еще сильнее. Выставил перед моим носом ладонь:

— Сколько пальцев видишь? Что помнишь? Наркотики принимала?

— Два, — ответила я уверенно. — Не принимала.

— Тихо, тихо, дочка, — его обращение, вопреки внешней сосредоточенности, на самом деле успокаивало. — Не кричи, не дергайся. Не вздумай пытаться встать.

— Я упала в обморок? — промямлила, но при этом ощущала такую радость, что готова была танцевать. И ведь чуть было не поверила, что оказалась в каком-то артхаусном мире! Вот ведь!

— Не обморок, дочка, кома. Природу пока не выяснили, все показатели в норме. Ничего, сейчас в реанимации полную диагностику сделают, но ты не дергайся — возможен рецидив. А теперь давай про наркотики честно, сэкономь нам время.

— Не было никаких наркотиков… — я посмотрела на улыбчивую девушку справа, будто призывала ее в свидетели. — Даже алкоголя не было. Я просто уснула.

— Очень, очень плохо… — врач недовольно качал головой. — Мы на всякий случай проверим, конечно, но лучше бы ты врала.

— Лучше бы я была под кайфом? — не поняла я.

— Да. Тогда была бы ясна причина. А то у меня все варианты закончились. Три часа, дочка, три часа в коме, пока твой хахаль догадался позвонить в скорую. Ты гипоксией не страдала? Головокружение есть? Руки немеют?

Он задал еще несколько вопросов, на которые я с удовольствием отвечала. Какое это оказывается наслаждение — ехать в реанимацию в компании таких отличных людей в белом. Все, как говорится, познается в сравнении. Я и Косте рукой помахала — в моей благодарности не было ни капли фальши: парень все же спас меня, как я и рассчитывала. Пусть даже три часа раздумывал. А то неизвестно, сколько бы я еще в этой самой коме отлеживалась.

Я даже попыталась приподнять голову, чтобы улыбнуться всем в полную силу, но неулыбчивый Игорь Владимирович тут же нажал мне на плечо:

— Лежи смирно, дочка. Или обратно хочешь? Береги силы.

Обратно я уж точно не хотела. Потому смирилась и даже глаза немного прикрыла, чтобы продемонстрировать послушание. И тут же вздрогнула от голоса в голове:

— Это некроманты в твоем мире? Какие интересные!

Тайишка?! Это было слишком. Для любой психики есть точка «слишком». Вот до нее еще можно терпеть и храбриться, но после — уже все, аллес капут. Истерика копится, назревает и только ждет момента прорыва. Так и я, как любой другой человек, после этой точки уже ничего с собой не могла поделать. Заорала в полную глотку, попыталась вскочить.