— Ольга, — сказал так тихо, что я едва могла расслышать. — Ты ведь в самом деле даже и не думаешь о том, что останешься в моем мире.

Ответила так же тихо, чтобы не нарушить это странное напряжение:

— Конечно. Я живу надеждой. Я говорю, дышу, еду с вами за демонами или ругаюсь с Марушкой только потому, что у меня есть надежда. Странно, что вас это удивляет.

— Не удивляет.

— Тогда почему вы об этом заговорили?

— Жду не дождусь, когда избавлюсь от тебя, — все так же пронзительно тихо.

На этот раз я пропустила мимо его сарказм, потому что видела сейчас его таким, как никогда раньше:

— Кажется, вы что-то совсем другое хотели сказать.

— Нет.

И вдруг обхватил меня за плечи и потянул на себя, перетаскивая к себе на колени.

— Что вы делаете?

Руки у него настолько сильные, что даже без резких движений полностью подчиняют. Он уже держал меня за бедра, усадив на себя лицом к нему, сам немного запрокинул голову. Я смутилась от интимности позы и уперла ладони в его грудь. Он молчал, все с той же серьезностью смотря на меня, потому пришлось повторить, но вышло чуть хрипло:

— Что вы делаете?

Он скользнул рукой по спине вверх и надавил на лопатку, вынуждая наклониться к нему. Я замерла в миллиметре от его губ, понимая, что сама уже не сдержусь от поцелуя. Но некромант вдруг еле заметно улыбнулся:

— В тебе столько жизни, Ольга. Кажется, я начинаю понимать свой азарт. Я просто соскучился по жизни.

Я не предпринимала попытки отстраниться, шептала прямо в его губы:

— Осторожнее, господин Шакка. Как бы вам ко мне не привязаться.

— Не волнуйся, я привык терять людей. Потому давай не будем тратить время?

— А как же полная капитуляция?

— Отложим до окончания поездки.

— Ее не будет.

— Договорились.

И последним движением руки он заставил меня сократить расстояние между нами. И несмотря на то, что он сам спровоцировал и эту двусмысленную позу, и поцелуй, получалось так, что я целую его. И мне было плевать. Пальцы зарывались в темные волосы, я сама напирала языком и прижималась. Захотелось податься вперед бедрами, еще сильнее усилить близость. И именно от меня зависело теперь, во что перерастет этот поцелуй. Эта мысль и заставила меня с сожалением оторваться от его губ, улыбнуться и прошептать:

— Вы все делаете специально. Как будто вы сейчас уязвимый, а я главная.

Он улыбнулся в ответ:

— И зачем мне это надо?

— Заставляете меня признать, что я сама хочу вас целовать, а не вы меня принуждаете.

Керин дотянулся до моей губы кончиком языка, слегка задел и тут же убрал, словно дразнил. И это, черт возьми, работало. Рот сам непроизвольно открылся, ожидая новой ласки, но я заставила себя немного отстраниться, чтобы ответить ему тем же.

— Ты слишком много думаешь, Ольга, — улыбка лукавая, и в глазах заплясали огоньки.

Он провел ладонью по животу и вверх, по груди, не задерживаясь, но заставляя меня вытянуться вверх. Дыхание хоть и сбилось, но я поддержала ироничный тон:

— Вы бы предпочли, чтобы я не думала вовсе?

— …и любишь протестовать.

— Очень люблю.

На конце фразы я снова слегка изогнулась, когда его пальцы прошлись обратно, на этот раз на секунду остановившись над соском. Хоть плотная ткань и смягчала ощущения, но такая игра все равно распаляла. Керин, по всей видимости, тоже наслаждался происходящим:

— Протестуешь против себя же. Очевидно же, что наши желания хотя бы в одном вопросе полностью совпадают. Жаль, что здесь очень неудобно будет его реализовать, потому придется потерпеть.

В подтверждение своих слов он взял меня за талию и двинул вперед, потом чуть назад и снова — совсем с небольшим нажимом, но вынуждая почувствовать, как напряжен его член. От этого я на мгновение потерялась в ощущениях и выдала стон. Шакка смотрел пристально, и во взгляде ни капли самодовольства, только интерес — что я буду делать дальше. Я наклонилась и погрузила язык в его рот и теперь сама скользнула бедрами вперед, ощущая его возбуждение. Игра на грани фола. Если она затянется на все путешествие, то в конце концов мы попросту сведем друг друга с ума.

Возбуждение накатывало волнами, но не находило выхода, и тогда я или он прерывали поцелуй и немного отстранялись. Даже успевали поговорить на посторонние темы, чтобы самих себя успокоить.

— Оля, есть вероятность, что это обманка. Министр магии придумал этих демонов, чтобы договориться. Или они ждут нас в засаде.

Я легко рассмеялась:

— Это в его духе?

— Вполне. Поцелуй меня в шею.

Я уже и не думала спорить. Прижалась губами, провела языком вверх, перешла на губы, а когда волна вновь поднялась на невыносимый уровень, со стоном отодвинулась.

— Керин, а что означает «полная капитуляция»?

— Мне кажется, мы оба поймем, когда она наступит.

— Что? Влюбленность? Любовь?

— Нет. Невыносимая тревога, что в твоем мире не окажется меня.

— Ого! Такого никогда не будет! Вы не забыли, что в моем мире есть ваша точная копия?

— Такая уж и точная?

От его улыбки я забыла, что хотела ответить. И пусть я никогда не скажу этого вслух, но Дмитрий Александрович в самом деле похож только внешне, а во всем остальном он был лучше. Но моему распаленному сознанию на миг показалось, что так сильно притягивает как раз это самое отличие — которое и есть не самое хорошее. Но притом я четко разделяла физическое влечение и настоящие чувства, потому… полной капитуляции не будет.

Раз в несколько часов мы останавливались, чтобы размять ноги и перекусить. На втором привале Дорб развел костер, а я отошла за густые заросли. Почему-то вполне естественные нужды вызывают огромное количество неловкостей, но я приказала себе не зацикливаться на этом. И далеко не отходила, боясь столкнуться с гакой. В местных лесах не было ни разбойников, ни обычных хулиганов, но проблем и без них хватало: голодные духи вынуждены были селиться вдали от городов и деревень, где их быстро убивали. В лесу они могли протянуть на мясе животных, но если уж забредал одинокий и слабый путник, то шансов ему не оставляли. Мне, к счастью, повезло, хотя нельзя было сказать, что я слишком переживала: днем гаки передвигаются медленно, почти как обычный человек, а уж на мой крик явится великий и ужасный некромант. Хотелось бы надеяться, что он именно явится, а не равнодушно усмехнется и останется на месте.

Дорб поджаривал в котелке яйца с овощами, а мне почему-то хотелось побыстрее продолжить путь. Хотя голова здорово прояснилась за время прогулки, но появлялась легкое волнение, как только я вспоминала, что мы несколько часов подряд только целовались и разговаривали. Так ведут себя влюбленные подростки, когда гормоны уже затмевают разум, но от секса еще что-то останавливает. И хоть никто из нас подростком не был, но ощущения были еще более сильными, чем я могла припомнить в своем прошлом. Возбуждение на грани срыва и оттого разрывающее изнутри. Если бы он подошел ко мне и взял за руку, то это бы завершило картину, но ничего подобного не происходило — господин Шакка выглядел безразличным. И даже если его желание коснуться меня было зашкаливающим, ничего этого не выдавало. За семьсот лет и не такой выдержке научишься.

И это раздражало. Наверное, мне все-таки подсознательно хотелось увидеть в нем признаки настоящей симпатии. И вдруг я отчетливо поняла, что должна сделать! Подошла сама и взяла его за руку, уверенно переплетая пальцы. Он посмотрел на мое лицо и улыбнулся, потом обнял и прошептал в волосы:

— Если будешь так себя вести, то я могу и не вытерпеть до нашего возвращения домой.

В ответ я только тихо рассмеялась.

Однако наше приятное путешествие было прервано. После ужина мы уселись в экипаж и поехали. Но не успели даже один затяжной поцелуй закончить, как Дорб остановил лошадей и крикнул:

— Господин, впереди гвардейцы, — оказалось, что даже орать можно с полным равнодушием.