Взгляд охотника скользнул по побелевшему от страха лицу юной пленницы. Хороша… Жаль, что запрещено ее трогать.

Подъехавшие следом солдаты спешились и окружили беглянку.

Девушка растерянно моргнула и потянулась к висящему на поясе кинжалу.

— Не будь дурой! — оскалился Гарбон.

Девушка затравленно огляделась.

— Будешь царапаться — я тебя ударю! — громко сказал Гарбон, пытаясь перекричать заходящихся оглушительным лаем собак.

Девушка сделала шаг назад.

— Алалле! — темный вихрь вылетел откуда то сбоку.

Стоящий рядом с Гарбоном воин захрипел и рухнул на колени. Ощерившаяся сука взвизгнула, когда лошадиное копыто ударило ее в бок. Перекувырнувшись через голову, собака растянулась на земле и заскулила. Это было последнее, что успел заметить Гарбон. В следующий миг его тело содрогнулось от пронзительной боли и глаза затянуло кровавой пеленой.

…

— Живо! Прыгай в седло!

Артемисия растерянно замерла, пытаясь понять, что происходит. В следующий миг кровь из распоротой артерии перса окатила ее лицо. Девушка зажмурилась и отшатнулась.

— Быстрее! — вопил Телемах, с трудом удерживая испуганного коня.

Свесившись с жеребца, он рубил воздух, пытаясь достать стальным острием до бешено лающих собак.

Отерев глаза, девушка уцепилась за повод и сунула ногу в болтающееся стремя.

Два оставшихся в живых воина лихорадочно дергали свои кривые кописы, одновременно пытаясь поймать разбежавшихся в испуге лошадей.

Наконец Артемисия оказалась в седле.

— Хо! Хо! — спартанец ударил пятками вороного коня. Тот сорвался в галоп. Кобыла Артемисии устремилась следом.

Они мчались мимо высоких стройных сосен. За спиной спартанца висел круглый, обитый медью щит. Стоящее в зените солнце играло в его блестящих обводах, заставляя девушку жмуриться и отводить взгляд. Усыпанная прошлогодними иголками земля мягко пружинила, заглушая тяжелый топот копыт.

Артемисия оглянулась. Погони не было.

Мчащийся впереди Телемах сбавил темп и перешел на рысь. Кобыла Артемисии резко замедлилась, так что девушка едва не вылетела из седла. Она неуклюже задергалась, пытаясь попасть в такт семенящему аллюру персидской лошади, и вцепилась в длинную гриву. Когда-то ее учила ездить верхом сама госпожа Пандора! Но Артемисия так давно не сидела в седле… Кто бы мог подумать, что ей это когда-нибудь пригодится?

Телемах свернул вправо и снова перешел на галоп. Так они и ехали, постепенно углубляясь в чащу соснового леса, которым поросли высокие холмы, преграждающие путь к далекому морю.

…

Через пару часов Артемисия уже не чувствовала ног. Кони все чаще спотыкались, петляя по узкой, усыпанной камнями тропе, которая все круче и круче забирала наверх. Наконец ехать верхом стало невозможно. Телемах остановился. Настороженно огляделся, успокаивающе похлопал по шее уставшего коня и спрыгнул на землю.

Артемисия со стоном сползла со своей кобылы, сделала шаг и тут же поскользнулась на крутом склоне. Из под ее сандалии выскользнул камень и покатился вниз. Она невольно вскрикнула. Телемах хмуро покосился на нее и начал расстегивать подпругу своего коня. Артемисия последовала его примеру.

Ослабив подпругу, Телемах взял коней под уздцы и, осторожно ступая, спустился вниз, на небольшую поляну. Девушка спустилась за ним. Она сняла со спины ненавистный мешок, болезненно поморщилась, коснувшись натертого до крови плеча, и села на землю.

— Будешь? — спросила она, протягивая Телемаху почти опустевший бурдюк.

Тот молча взял воду и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков, потом так же, не говоря ни слова, вернул Артемисии бурдюк.

Девушка полезла в мешок и вытащила лепешки и остатки сыра. Спартанец взял протянутую еду и не глядя принялся жевать.

— Спасибо, что спас меня.

Опять тишина. Но Артемисия не могла удержаться от расспросов.

— Почему ты вернулся?

— Это мой долг.

Девушка вспыхнула:

— Долг? О чем ты говоришь? Утром ты меня бросил!

Телемах ничего не ответил. Он вытащил меч и принялся оттирать его от засохшей крови. Артемисия ощутила какое-то странное чувство. Кажется, на запретном языке было подходящее слово для этого… Как же там? Ах да! Дежа вю! Словно всё это уже было с ней…

Она с вызовом посмотрела на полирующего лезвие спартанца. Но тот даже не повел бровью.

— Так почему ты бросил меня тогда?! — повторила она.

— Нам нужны были свежие лошади… — нехотя объяснил Телемах.

— И что? — возмутилась она. — Как это связано?

Наконец спартанец к ней повернулся. Артемисия вздрогнула, когда заглянула в холодные равнодушные глаза. На его лицо падала тень высокой сосны, и его голубые глаза казались почти серыми. Телемах молчал.

Девушка напряженно ждала ответа, но тут ее посетила догадка:

— Ты прогнал меня, чтобы я не мешала?

Отвернувшись, Телемах достал точило. Раздался металлический скрип.

— Ответь мне! — потребовала девушка.

— Дальше для коней нет пути… — задумчиво произнес спартанец.

— Ты не отвечаешь на мои вопросы! — нахмурилась Артемисия. — Как я могу доверять тебе?!

— Можешь не доверять, — равнодушно ответил Телемах.

— Нет! Объясни! Я хочу понять!

— Не хочешь…

Артемисия осеклась. Ее вдруг осенило.

— Ты дал мне шанс спастись, если с тобой что-то случится?

Телемах поморщился и встал:

— Нет. Я просто охотился на живца.

Девушка растерянно смотрела на него, не зная, что сказать.

Но, похоже, спартанцу не нужны были ее слова.

— Дальше пойдем пешком, — бросил он и закинул за спину свой щит.

1

Вокруг стояла такая плотная, непроглядная темнота, что казалось, ее можно резать ножом. С приходом ночи море разгулялось. Триера подпрыгивала на волнах, словно испуганный кролик. Пришлось убрать два нижних ряда весел и закрыть отверстия кожаными заглушками. Траниты, сидящие на верхнем ряду, уже несколько раз менялись с зигитами и таламитами. Однако люди уже давно выбились из сил. Флейтист продолжал играть, но его некогда веселый пересвист давно сменился тяжелым тоскливым стоном.

Алкон стоял, опершись на фальшборт, и с тревогой прислушивался к завыванию ветра. Если волны станут еще сильнее, придется идти к берегу, но это опасно в подобной темноте? Может, лучше убрать весла и лечь в дрейф, отдав штормовой якорь? Алкон бросил взгляд на прикрепленную к фальшборту вертушку флюгера, прикинул истинный ветер и скривился. Плохо…

Скудный свет масляного светильника выхватил из ночного мрака лицо кормчего. Навалившись всем телом на рулевое весло, Симий впился глазами в темноту по правому борту, выглядывая тусклые огоньки на вышках светового телеграфа, линия которого тянулась вдоль берега. Да… Без подобной поддержки идти ночью было бы полным самоубийством. Алкон представил, сколько масла сожгли за эту ночь телеграфисты, и озадаченно крякнул. Сотни людей не спят сегодня по всей Элладе, для того чтобы его корабль смог совершить этот ночной переход.

Он повернулся к матросу:

— Скорость?

Тот подхватил аккуратно смотанный лаг и повернул колбу песочных часов. Отточенным движением швырнул лаг по левому борту и начал громко считать скользящие между пальцами узелки:

— Эна… Дио… Трэс… Тессера… Пенте… — матрос повернулся к капитану. — Пять с половиной узлов!

Капитан кивнул, покосился на стоящий перед рулевым компас, затем перевел взгляд на укрытую овчиной стойку хронометра. Стрелки жутковато мерцали в темноте холодным мертвенным светом.

— Запись в вахтенный журнал, — отчеканил Алкон. — Четыре часа утра. Скорость — пять с половиной узлов. Курс востоко-северо-восток. Истинный ветер — восемнадцать узлов строго на север.

Вахтенный козырнул, четырежды ударил в рынду и склонился над штурманским столом, прижав ладонью трепещущие на ветру страницы журнала.

Угасающий звон поплыл над кораблем. Гортатор пошел по проходу, протискиваясь между лошадьми, беспокойно переступающими с ноги на ногу.