Мы поднимались все выше, туда, где каменные фермы с черепичными крышами упрямо цеплялись за каждый выступ немыслимых скал. Вокруг них раскинулись сады вековых оливковых деревьев, которые дарили миру золотое чудо оливкового масла. Монахи и парфюмеры веками совершенствовали свое искусство, собирая по склонам благоухающие травы: лаванду, шалфей, тимьян и чабрец, – которые рыцари добавляли в кубки для силы и храбрости.

Я выглянула из окна и под ласковыми лучами солнца вдохнула запах истории, проносившейся мимо. Эти старые виллы за каменными заборами и чугунными воротами предвосхитили викторианскую эпоху. Здесь творили больные туберкулезом писатели и музыканты в надежде излечиться и восстановить силы, а русские и британские королевские дворы вершили историю, точно в кости играя, совершая сделки с железнодорожными магнатами и эксцентричными богачами. А потом пришли «бурные двадцатые», а за ними и тридцатые – времена двоюродной бабушки Пенелопы, когда Коко Шанель подарила миру изящество, а экспатрианты, такие как Фитцджеральд и Хемингуэй, поднимали тост за хорошую жизнь в тесной компании; когда известные артисты заново открывали для себя мир примитивной пещерной графики и лепки. Но несмотря на наслоение веков, та доисторическая эпоха скрылась не так давно. Когда мы въезжали в тоннели, я видела, что это не гладкие бетонные тоннели современной цивилизации Нью-Йорка, а древние готические проходы, вручную вырубленные в скалах.

Когда же наконец мы вырвались из очередного тоннеля на древнюю горную дорогу, я ахнула, увидев открывшуюся взгляду панораму. Прозрачное голубое небо и безграничное синее море ласкали взгляд. В бухточках, заводях, гаванях стояли на якорях и плавали рыбацкие лодки и яхты. Каждый раз, как мы огибали гору, открывался новый вид, и я снова ахала от восторга. Взору открывались холмы со скалами, увитые зеленью и пестревшие черепичными крышами. Я никак не могла решить, какой из видов нравится мне больше. Каждый был достоин открытки.

Я не переставала удивляться:

– О, мой Бог, ты только посмотри на это! Ух ты! Ты видел? Надо же, какая красота.

Наконец я замолчала, поскольку слов мне уже не хватало. Я могла лишь смеяться, наслаждаясь красотами, и пыталась удержать в памяти все до мельчайших подробностей.

Джереми снисходительно улыбнулся: ему нравилась моя реакция. Всегда приятно наблюдать с высоты своего опыта за кем-то, кто впервые открывает для себя что-то восхитительное: город, книгу или хорошее вино. Когда я заметила, что он улыбается, я улыбнулась в ответ.

– Это восхитительно! – сказала я. – Я была здесь лишь несколько дней назад, работала, но ничего такого не видела. Я, словно гусеница, вгрызлась в свою работу.

Теперь он смог расспросить меня о портфеле, в котором я держала зарисовки и фотографии о Лукреции Борджиа. Я выдала обычную тираду о работе, которую давно придумала, чтобы побыстрее отделываться от таких вопросов. Обычно, когда люди узнают, что я работаю над декорациями и костюмами для исторических фильмов, они восклицают что-нибудь типа: «О, как это интересно! А чем именно ты занимаешься»? Но пока они кивают и поддакивают во время твоего рассказа, ты видишь, как они высчитывают, много ли ты зарабатываешь, а когда понимают, что не очень, тут же теряют интерес.

Но с Джереми было не так. Он внимательно слушал мои истории о людях, с которыми мне приходилось работать постоянно, такими как Эрик и Тим; и о непредсказуемых типах, с которыми вечно сталкиваешься на съемках: детях, старых ветеранах и новичках. Сначала они сводят тебя с ума своим непрофессионализмом, но к концу съемок удивляют мужеством и преданностью делу. И часто бывает немного печально, когда съемки закончены и ты понимаешь, что со многими из них больше никогда не увидишься.

Наконец у меня вышел пар, а у Джереми иссякли вопросы, и я начала спрашивать о его карьере. Как ни странно, нам обоим оказалось легче говорить об этом сейчас, когда над нами сияло чистое небо, под нами сверкало синее море, а солнце, что по-прежнему ласково грело, медленно опускалось в багровый закат.

– Папа хотел, чтобы я работал в крупной корпорации, – объяснил Джереми. – Больше денег, больше влияния. Но я, если честно, всегда считал, что не смогу переступить через себя. Кроме того, компания, которая хотела нанять меня, была на грани крупного скандала, связанного с ценными бумагами, и после всего любому юристу и экономисту, работавшему там, было бы непросто найти работу.

– Как отец принял твое решение? Смирился? – спросила я нетерпеливо.

Наконец-то Джереми спокойно говорил об отце.

– Ну, он поворчал сколько-то, – ответил он задумчиво.

– В конце концов, ты же не в актеры пошел! Ты остался юристом, – сказала я. Затем я вспомнила о его детских амбициях. – Но ты же, кажется, хотел стать музыкантом?

– Да, рок-гитаристом, – подтвердил он. – Отец никогда не считал, что это одно и то же, что и музыкант. На самом деле мы сделали запись.

– Дай-ка угадаю… – сказала я. – Вы назывались «Псы войны».

– Боже ты мой! – простонал Джереми. – Ни у одной женщины не может быть такой феноменальной памяти.

– Так что случилось с «Псами»? – спросила я.

– Мы дрались, уводили друг у друга подружек и распались, когда пришла пора выпускных экзаменов. – Он усмехнулся. – Кроме того, мы хорошо понимали, что такое шоу-бизнес, и не хотели, чтобы мальчики-колокольчики учили нас музыке. Не это сделало имя «Биттлз». Наверное, я не так сильно хотел стать музыкантом, а чтобы достичь чего-то, нужно очень сильно хотеть.

– А вы с отцом… помирились после всего… – Я понимала, что задаю вопросы на грани фола, но уже не могла удержаться.

Но на мое счастье, ландшафт располагал Джереми к философским размышлениям, и он не возражал против моей бестактности. А главное, он не обижался.

– Разве можно помириться с отцом? – спросил он. – Но мы научились уважать друг друга. Хотя я потерял всякую надежду услышать от него когда-нибудь слова одобрения. Пожалуй, он ко всем так относился – он всегда обращался с людьми с легким презрением, что держало их на расстоянии. Я был его плотью и кровью, но он все равно относился ко мне как к бездельнику, что бы я ни делал. – Джереми покачал головой, вспоминая былые дни. – Если я хотел чего-нибудь, не важно, насколько невинным было мое желание, он говорил, что я не могу заполучить желаемого, просто потому, что хочу этого я, а значит, это не может быть чем-то хорошим. Я научился делать вид, что вещь, которая мне нужна, вовсе не интересна. И это работало с точностью до наоборот. Самое сложное было научиться не вести себя подобным образом со всеми остальными.

– Должна признаться, твой отец немного пугал меня, – сказала я.

– Ты видела его в лучшие дни. Он тогда был значительным человеком, – ответил Джереми. – Даже когда я начал хорошо учиться в школе, он поначалу цеплялся к этому, пока не решил для себя, что наконец-то я начал понимать, чего он от меня хочет. Он был так непреклонен в своем мнении, что мне захотелось ограбить ювелирный магазин или наркотиками торговать. Но я остановил себя, потому что понял, что он именно этого от меня и ждет. Наконец я просто выкинул его из головы. В итоге я уехал в Париж учиться и пробыл там столько, сколько позволяла программа. И это было здорово, потому что теперь я слышал и свой голос в голове.

Я кивнула, соглашаясь с Джереми.

– Но твои родители просто идеальные, верно? Так что ты понятия не имеешь, о чем я говорю? – продолжал он, глядя прямо на меня и улыбаясь.

Его пристальный взгляд так смутил меня, что я невольно отвернулась, чтобы он не прочитал моих мыслей и не понял, как приятна мне его компания.

– Спорить готов, твои родители хорошо к тебе относились, – говорил он тем временем.

Ко мне вернулось прежнее расположение духа.

– Отнюдь, – сказала я. – Отец все время повторял, что парням нельзя доверять и я должна сама найти свой путь в жизни. При этом он и не пытался помочь мне начать карьеру, ни разу не дал мне дельного совета, опасаясь, что я буду буквально следовать ему и не смогу мыслить самостоятельно. Иногда, знаешь ли, хочется, чтобы кто-то решил твою проблему на свежую голову. А мама, так та просто не желает верить в то, что ее маленькая доченька уже не ребенок. – Я скосила глаза на Джереми. – Подожди-ка. Я еще не все поняла насчет твоей работы. Расскажи мне побольше о том, чем ты занимаешься.