Я прикинула: если сорок пять, грубо говоря, умножить на два, вычесть всякие расходы, получится не меньше восьмидесяти тысяч долларов. Джереми, разумеется, не интересовали подобного рода вопросы. Он с восхищением смотрел на машину, видимо, поражаясь тому, что она не так уж и плоха, как выглядит на первый взгляд. Они с Денби были из тех мужчин, что просто помешаны на машинах. Когда Джереми наконец закончил с вопросами, Денби повернулся ко мне и, не забывая свою доброжелательную манеру общения с дамами, сказал:

– Кстати, я сохранил несколько вещичек, которые могут вас заинтересовать. Идите посмотрите.

Денби наклонился над пассажирским сиденьем и достал какую-то ржавую металлическую коробку, в которой, должно быть, находились инструменты для замены шин. Он достал содержимое и стал складывать в коробку разные маленькие вещицы, которые нашел в машине и в гараже. Он собрал все до последней мелочи, поскольку не имел ни малейшего понятия, какая из вещей действительно имеет некую сентиментальную ценность. Таким образом, в коробке обнаружились старые открытки, шпильки, небольшой позолоченный карандаш с инициалами «П. Л.», спичечный коробок с единорогом из казино Монте-Карло, портсигар цвета слоновой кости, старый наперсток, цепочка для ключей и…

– Вот это, – сказал Денби, разворачивая кусок материи.

– Сережка! – удивленно воскликнула я.

Превосходное украшение – несколько камней цвета красного вина, обрамленных в золото. Я видела эту сережку на фотографии с костюмированного венецианского бала.

– Это рубины? – спросил Джереми, разглядывая большие вишневые камни, которые должны были располагаться как раз на мочке уха.

Еще были камни поменьше и выглядели как бриллианты.

– Несложно будет узнать, – спокойно сказал Денби.

За свои годы он повидал всяческие безделушки и драгоценности, включая яхты, машины, виллы, лошадей, изысканных женщин и тому подобное. Он достаточно бережно отнесся к найденной вещице, но у него не было никакого желания восхищаться одной-единственной сережкой. Он привык, что в Монте-Карло люди ежедневно приобретали и теряли огромные состояния, подобно морским приливам и отливам.

Сейчас ему было интереснее узнать о машине Джереми, который с удовольствием рассказывал, как ведут себя тормоза и рулевое управление, что за звук издает мотор и тому подобное. В это время я успела рассмотреть открытки, которые он нашел. Некоторые, подписанные неким Саймоном Торном, весьма заинтересовали меня. Казалось, этот мужчина отправлял послания из каждого уголка Английской империи. Из Индии он, например, написал забавный стишок: «Жара как в аду, но я все иду. Весь день как во сне, выпил – и лучше мне».

Еще я нашла несколько писем от бабушки Берил, но они все были скучные и однотипные: «Как дела?» да «Все ли у вас в порядке?».

Джереми позвонил Луису, ассистенту Северин, и попросил его взять у Денби сережку. Луис должен был оценить ее и сохранить в надежном месте.

– Ты можешь оставить здесь машину на пару дней? – спросил Денби, и, к моему удивлению, Джереми с готовностью согласился.

Они договорились, что Денби даст Джереми знать, когда можно будет забрать его машину и когда он сможет дать формальную оценку моей.

Подбросив нас до аэропорта, Денби пожелал нам счастливого пути. Мы зашли на борт самолета и заняли места первого класса. Только благодаря Джереми и его регулярным перелетам мы смогли достать эти билеты.

Едва мы устроились, Джереми повернулся ко мне с вопросом:

– Ну? И что случилось? Ты выглядишь как кошка, проглотившая канарейку.

– Я все думаю о той сережке, – ответила я, – бабушка Пенелопа носила ожерелье и эти сережки на костюмированном балу. Я видела ее фото в альбоме.

– Думаешь, она очень дорогая? – спросил Джереми.

– А тебе не кажется странным, что не найдено ни единого украшения бабушки Пенелопы? – спросила я в ответ. – Даже в сейфе ничего не было.

Выдержав паузу, Джереми произнес:

– По-моему, драгоценности есть у всех женщин.

– Вот именно, особенно в те дни, после Первой мировой войны, которая плавно перелилась во Вторую, – сказала я, загоревшись новой идеей, – женщины, как только умели, прятали свое добро.

– Но, дорогая моя, в конце концов, бабушка могла все продать, – предположил Джереми.

– Кто же продает одну сережку? И уж поверь мне, ожерелье было куда шикарнее. Она бы никогда не продала его, – настаивала я. – Я хочу сказать, что сейчас ты нигде не найдешь подобных драгоценностей. Я слышала, что пожилые дамы сами голодали, но не расставались с подобными вещами. Дорогие украшения придавали им уверенность в завтрашнем дне.

Джереми старался выглядеть равнодушным, но все же было заметно, что моя идея захватила и его.

– Значит, – медленно начал он, – тот парень, который ворвался в квартиру бабушки Пенелопы – прости, в твою квартиру, – был Ролло или кто-то, кого он нанял, и он думает, что ожерелье все еще там? А следовательно, именно поэтому он копался в ящиках с одеждой. И тебе следует быть внимательнее, мало ли, вдруг ожерелье найдется.

Я чуть не проболталась о богатом воздыхателе бабушки Пенелопы, который делал ей дорогие подарки, но что-то остановило меня. И хотелось бы мне думать, что я не рассказала всего, потому что не хотела сплетничать о личной жизни моей тетушки, но, честно говоря, причиной послужила та злополучная пара перчаток, которая никак не выходила у меня из головы. Я наблюдала за реакцией Джереми, ведь несколько намеков я ему все же дала. Но сейчас я решила уверенно стоять на своем.

– Где ты был в ту ночь, когда я позвонила и сказала о взломе? Дома тебя не было, – с волнением спросила я.

Джереми посмотрел на меня, взгляд его застыл, затем стал робким, даже глуповатым.

– Я думал о том, как выглядит с твоей стороны мое молчание, – неловко начал он. – Мне стало жаль, что я так долго прятался, и я вышел выпить чашечку кофе и проветриться.

Его слова звучали вполне искренне, но я продолжала внимательно за ним наблюдать.

– Как же быть с тем стеклянным кубом, который мы нашли в доме бабушки Пенелопы? Рядом с твоим ботинком, между прочим, – продолжала я, – ты все пытался забавляться по этому поводу. Это была твоя лупа?

– Моя? – переспросил Джереми. – С чего это?

– С помощью этого инструмента наверняка можно было распознать настоящий драгоценный камень, – сказала я, не спуская с Джереми глаз.

Он прищурился.

– Пенни, – сказал он слегка раздраженно, – давай ближе к делу.

– Ну хорошо, – продолжала я, – о чем именно вы беседовали с бабушкой Пенелопой во время ваших чаепитий? Ролло думает, что ты уговорил ее отказаться от адвокатов, нанять твою фирму и сделать тебя исполнителем ее завещания. А сейчас он предполагает, что ты пытаешься повлиять на меня.

– Господи, о чем ты говоришь?! – На этот раз его голос прозвучал обиженно.

– Джереми, – я уже не могла остановиться, – знаешь, мне показалась уж очень странной эта английская традиция надевать перчатки, когда заправляешь машину.

Джереми выглядел смущенным.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он наконец.

Я напомнила ему, что грабитель закрыл мне рот перчаткой, от которой просто разило бензином, и что именно такую я нашла в бардачке у Джереми. Я сказала, что не только у Ролло, но и у него тоже был мотив украсть драгоценности из дома, если он подозревал, что они там есть…

Начала я довольно уверенно, но, приближаясь к концу моей новоиспеченной теории, все больше мямлила и заикалась. Джереми, разумеется, понял, в каком свете я его представила, и тут до меня дошло, что теперь мне придется перед ним объясняться. Благо мы находились в самолете с кучей свидетелей, и сразу убить меня у него никак не получится.

Но Джереми на удивление совсем не выглядел угрожающе. И как только до него дошел смысл сказанного, он откинул голову и разразился смехом, да так, что стюардесса, выглянув в проход, деликатно поинтересовалась, все ли у нас в порядке.

– Превосходно! – воскликнул Джереми, утирая слезы. – Дорогая моя Пенни, – наконец сказал он, обращаясь ко мне, – ну надо же придумать такую историю! Я нисколько тебя не виню. И никакая это не английская традиция, и скорее всего это единственное, чем я похож на Ролло, и я безмерно счастлив, что он не мой родственник. Это единственное, что я могу вынести из всей твоей тирады. У меня нет никаких родственных связей с этим человеком, – он ухмыльнулся, предполагая, что у меня-то как раз есть такие связи, – и, разумеется, я не врывался в твой дом в поисках сокровищ бабушки Пенелопы, хотя, наверное, мне придется всю жизнь сожалеть, что меня не посетила столь гениальная мысль. Что касается куба, я даже представления не имею, как пользоваться этой чертовой штуковиной. Мне в жизни не отличить бриллиант от камня, подобранного на дороге.