— Спать пойду, — сдается вдруг девчонка, и я ее не останавливаю.

— Иди.

Сам тоже больше на неё не смотрю. Обхожу ее, подхожу к бутылке, бокалу и забираю все с собой в свою спальню, где опустошаю ещё несколько бокалов прежде, чем меня смотрит беспокойный сон.

Матвей

Проснулся поздно и злой. Ошибкой было брать с собой виски, и ошибкой было на ночь разговаривать с ней.

Мне снилось, что мы занимаемся сексом. Что я беру её, не отказывая себе в этом удовольствии, и она отдаётся мне, молодая и горячая. Порочное и возбуждающее зрелище. Проснулся с таким стояком, что едва уложил его, разгоряченного ночными фантазиями. А хрен тебе, парень, не светит. Ни тебе, ни мне. Слишком сложно все и запутано. Ничего из того, что я испытываю к ней, ненормально. И я даже не знаю, что более неуместно. Отцовские чувства, которые она будит, бешеное желание защитить, или желание заниматься сексом с ней всю ночь напролёт. И то, и то, больное. И лучше бы ей держаться от меня подальше. Жаль, что это невозможно.

Выбрался из своей комнаты уже поздним утром. На улице слышу оживление и голоса и хмурюсь, услышав то, что не хотел бы.

Голос Маргариты.

С ним.

Выхожу на крыльцо и вижу Титова рядом с его мотором, вокруг которого ошивается девчонка. Раздраженная и хмурая ровно до того момента, пока не увидела меня. Стоило ей увидеть, как она тут же вскинула подбородок, подошла к Тимуру и грациозно взмахнула ножкой, перекинув ее через его байк. Ее руки обвились вокруг талии мужчины, который обернулся и что-то ей шепнул. Завёл мотор и, подняв клубы пыли, свалил с территории усадьбы, оставив меня одного стоять как кретина на пороге.

Сука.

Я ей голову откручу, когда приедет. Свяжу и брошу нахрен в спальне, все, баста. Хватит быть хорошим, договариваться, убеждать, надеяться на то, что там есть мозги. Нет их. Поехать кататься на байке в своем блядском красном платье — ну даже намека на интеллект нет. Застудит себе все нахрен, зато красивая и с голой жопой. И Титову железный стояк на весь день обеспечила.

Я редко бываю так зол. Обычно, когда злюсь, я могу импульсивно гавкнуть, все тут уже это знают и не обижаются. Сегодня меня весь день обходят стороной даже собаки. Только старая кошка ходит за мной по пятам и все стремится залесть на руки и помурлыкать, чтоб снять мое напряжение. Но его не снять. Не снять, пока эта безмозглая девка не вернется домой.

Когда я вхожу в дом, я слышу голос Елены из кухни. Тихий и взволнованный.

— Сынок, пожалуйста, едьте домой. Не стоило тебе её так увозить, не спросив, не поговорив с Матвеем. Не просто так же тут все, ты не знаешь нюансов… Возвращайтесь, прошу тебя.

Я громко прочистил горло и Елена тут же закончила разговор. Повернулась ко мне, смотрит виновато и испуганно.

— Матюша, он не знает, что всё так серьезно, она же не сказала ничего, и ты с ним не поговорил. Я уверена, если бы ты ему объяснил, то он бы тебя послушал.

Молчу. Когда я настолько зол, я вообще практически не разговариваю, и Елена тут ни в чем не виновата, поэтому обрушивать на её бедную голову свой гнев я не хочу.

— А они на поляну поехали, недалеко совсем, в окрестностях, разговаривали. Букет, сказал, домой собирали. Цветочки для цветочка.

Усилием воли заставляю себя кивнуть и выхожу из дома. Внутри все кипит раскаленной лавой. И в этот момент слышу вдали приближающийся рев мотора мотоцикла. Резко разворачиваю траекторию движения и встречаю их на въезде.

Этому кретину хватило ума остановиться подле, а не наворачивать круги вокруг. Маргарита спрыгнула с мотоцикла и бросила на меня испуганный взгляд, инстинктивно нырнув за спину Титова и подставляя его под мой гнев. Я итак его убить готов, а эта заноза ещё глубже могилу ему роет.

— Пошла в свою комнату живо, и ни шагу оттуда, — говорю и не узнаю свой голос.

Титов хмурит брови, неприятным взглядом скользнув по мне, а потом посмотрев на девчонку.

— Иди, цветочек. Букет в вазу поставь. Мы с твоим опекуном пока пообщаемся.

Девчонка переводит взгляд с меня на Титова и в обратном порядке. Застывает, когда я впервые за все это время заставляю себя встретиться с ней взглядом, и мой взгляд она не выдерживает. Разворачивается и убегает в сторону дома, не оглядываясь.

— Такое общение с девочкой это норма для тебя, Солов?

— У тебя забыл спросить про нормы общения. Вывезешь её ещё раз без моего разрешения, я сниму колесо с твоего байка и одену его тебе на голову.

Зря он так. Не надо лезть мне за шкуру, он давно в черном списке.

— А ты её?..

— Опекун. Или ты слишком тупой и не понимаешь таких терминов? Если не понимаешь, я сюда завтра команду адвокатов притащу и выбью судебный запрет на твое приближение к этой маленькой идиотке.

Обстановка накаляется мгновенно. Я вижу как в лице изменился Титов, как похолодел его взгляд. Как изменилась его поза. Входит в примерно ту же стадию раздражения, в которой я был с тех пор, как они свалили. И здесь сейчас однозначно быть драке.

— Тимур, дорогой, если ты вернулся мне срочно нужна твоя помощь, — слышу из-за спины голос Елены. — Матюша, я украду его, ладно? Ты не против?

Я едва могу подавить рык. Против. Я хочу надавать ему по морде и выбросить это из своей системы. И Елена прекрасно понимает это, и вылетела только с одной целью — предотвратить мордобой.

Она подходит к сыну, берет его под руку, оттаскивая подальше от меня. По обрывкам фраз слышу, что она говорит что-то, про помощь в поездке в город, куда нужно срочно выехать сейчас. Мы с Титовым перекидываемся неприязненными взглядами на прощание. Это не конец. Мы еще вернемся к теме.

Я разворачиваюсь, оставляя их, и иду к дому. Может и к лучшему, что не удалось сбросить гнев на Титова. Зато остался запал на девчонку.

Матвей

Захожу в её комнату без стука, широко распахнув дверь. Она, увидев мой взгляд, вдруг кидается мне наперерез к двери. Э нет, деточка. Так не пойдет.

Перехватываю ее побег, схватив за талию и впечатываю ее в стену. Остановилась, замерла, дышит глубоко и часто.

— Не сбежишь больше, — хриплю зло, подавляя бешенство.

— Пусти, — трепыхнулась в моих руках.

— Нет, — рычу, вжимая ее в стену, наваливаясь всем телом, чтоб зафиксировать ее ерзание.

— Я буду отбиваться!

Пытается протиснуть ладони и бить кулачками мне в грудь, а я перехватываю ее запястья, тут же прекращая этот бардак. Руками пригвоздил ее руки к стене, чтоб не смела больше драться. И грубо поцеловал.

Я хотел её напугать, но она не из тех, кто легко пугается.

Она ответила на поцелуй, горячо и жадно. Жарче чем в моем дурацком сне. Не оттолкнула, не закричала, вжалась крепче в моё тело, а я чувствовал как оно каменеет, наливается свинцом. По венам циркулирует лава, бешенство, смешанное с желанием, и это дикий коктейль.

Маленькие ладошки стаскивают рубашку и тянутся к ремню. Шельма, совсем ни стыда ни совести.

Отрываюсь от её губ и впериваюсь злым взглядом в её лицо.

— Прикажи мне остановиться, — рявкаю чужим голосом, уходящим в какой-то хриплый рык, взывая к её здравому смыслу. Сам-то точно не в своем уме, раз творю что творю.

— Пожалуйста, — выдыхает, глядя безумным взглядом в мои глаза, безумным и умоляющим.

Стерва, маленькая стерва. Оказывается, знает это слово. И молчит, когда не надо. Такая болтушка обычно, а тут немногословная, всю спесь как корова слизала. Сколько раз намекал ей, что молчание — золото, и она решила промолчать именно сейчас. Сейчас, когда мне нужен диалог, сейчас, когда я должен прекратить это и вложить в очередной раз в ее глупую голову, что это неприемлимо.

В этот момент маленькая ладошка сжимает мой ствол. Вспышка и затмение.

Я не помню, как набросился на неё, как разорвал вульгарную тряпку, которую она называла платьем, как вошёл. Вспышка — и я был в ней, такой молодой, узкой и горячей. По венам пошёл ток и я застыл на долю секунды, давая себе передышку. Боялся, что если шевельнусь, долбанет. Она тоже застыла, глядя во все глаза, привыкая. Уверен, она так же не ожидала таких ощущений, как и я. Чёрт, я уже в ней, а до сих пор верю в её благоразумие. Идиот, жалкий идиот.