— Ты понимаешь, что все, что ты рассказываешь, это просто… твоя история? Интересная, занимательная, с убийствами и опасностью, сильным мужчиной-спасителем и прекрасной девой в беде, красивая лапша на уши, одним словом. Что вижу я? Взлом с проникновением и туманное предложение ехать куда-то в ночи с незнакомцем. А отец учил меня не доверять дяденькам, которые зовут ночью к себе в машину.

Последнее ляпнула из вредности и ожидала, что он ответит какой-нибудь колкостью, но он стал серьезным.

— Не пропащий случай. Включила мозги, лучше поздно, чем никогда.

Он подходит ко мне и извлекает что-то из кармана, а я втягиваю ноздрями аромат его одеколона. Вкусный, мозг зачем-то сразу рисует картинку кровати, подушек и простыней, пропахнувших им, и обнаженной меня там. С ним.

— Вот, читай.

Я смотрю на протянутые мне бумаги. Первая — из папиного завещания. Лист, который я не видела раньше. В котором говорится, что до двадцати пяти лет моим личным куратором является некий Солов Матвей Викторович, который распоряжается завещанием отца и всеми его финансами. А вторая бумажка — письмо, рукописное, в котором сообщается о том, что если этот самый Матвей получил это письмо, значит отца нет в живых и Маргарита, то бишь я, в опасности.

И на той, и на той бумаге стоит подпись отца. Я видела ее слишком часто, и она слишком мудреная, чтоб ее подделать.

— Но что мешало тебе подделать? — атакую тем временем, но он не дает мне закончить мысль.

— Мы теряем время и истощаем мой скудный запас терпения. У тебя пять минут, чтобы собрать сумку, или поедешь в этой вульгарной тряпке без ничего с собой. А в месте, куда едем, бутиков нет. Только природа, умиротворение и безопасность. Время пошло.

Матвей

Девчонка, сквернословя, собирает сумку, я ленивым взглядом слежу за ней, иногда поглядывая на время. Вся ситуация выводит из себя. Но я должен. Я обещал ее отцу, что не дам добраться к ней подонкам, которые хотели устранить его.

Я нашел его в лесу. Его избили, выстрелили добивной и бросили умирать. Я пытался отвезти его в больницу, но он умолял этого не делать, ведь тогда его найдут. И я выхаживал его как мог, но те, кто сделал это с ним, обработали его знатно. Так, что промучавшись несколько месяцев, он так и не смог встать на ноги и все же не выдержал и покинул этот мир. Уходил спокойно, улыбался и говорил, что его ждет жена там и вообще у него все под контролем. Эта картина останется у меня перед глазами на всю жизнь. Я такого самоконтроля и выдержки не видел, а видел я всякое.

Правда, это спокойствие пришло к нему не сразу. Лишь когда я пообещал, что позабочусь о его дочери, и когда привез нотариуса, чтоб заверить лист, который держу в руке. Не знаю, сколько в нем юридической силы. Не мое дело. Эти деньги и бизнес, если я правда имею на него какие-то права пока, меня не интересуют. Главное, что он сработал с этой молоденькой строптивой козой.

Юрий Васильевич был очень умным человеком. Я таких за всю жизнь не встречал и за непродолжительный отрезок времени, что мне довелось знать этого человека, прикипел к нему. Он был необыкновенным. Интересным, приятным собеседником, прозорливым и мозговитым. И он видел свою дочь насквозь. Молодая, строптивая, родилась с золотой ложкой во рту, и думает, что все на планете происходит для нее одной. Я сделал выводы за первые минуты нашей встречи на кухне, и я редко ошибаюсь. Обещая защитить ее, я не знал, во что я впутываю себя. А сейчас смотрю на нее и понимаю — с ней мне не светит ничего, кроме неприятностей.

— Куда мы едем вообще?

Голос требовательный, капризный. Привыкла, что ей смотрят в рот и не слышала “нет” в качестве ответа.

— В целях твоей безопасности тебе лучше не знать. Бери минимум удобной одежды и все. У тебя две минуты осталось.

Отбрасывает сумку в сторону и сверлит меня злым взглядом.

— Хочешь терять время на игру в гляделки — твое право, — пожимаю плечами, присаживаясь на кресло. — Насмотришься еще. Лучше собирайся.

— Собирайся, среди ночи, черт пойми куда, — ворчит, бросая в меня гневные взгляды, на которые я не реагирую.

— Предпочитаешь быть вывезенной в лес? Это быстро, эффективно, бесплатно и летально. С твоей смазливой рожицей и острым язычком я боюсь даже представить, какое сексуальное просветление ждет тебя перед неминуемой смертью.

— Кому выгодна моя смерть?

— Хм, действительно. Мой отец, миллионер, умер, оставив меня, маленькую и беззащитную, с кучей денег и полной неприспособленностью к жизни без охраны. Кому же выгодна моя смерть, ммм?

Проговариваю это и в очередной раз поражаюсь, до чего беспечный ребенок. Хотя ребенком ее в этой вульгарной тряпке, подчеркивающей каждый изгиб красивого молодого тела, тоже язык не поворачивается назвать. Она застыла с другой тряпкой в руках и я, присмотревшись, увидел, что в сумку она кидает шмотки ничем не лучше.

— Это тебе там не понадобится.

Девчонка опускает взгляд на ткань, поднимает на меня и удивленно изгибает бровь.

— Заброшенный хутор, только ты, я и старый пес. Ему будет все равно, в Версаче ты или мешковине. А вот комары длине этого платья обрадуются. Столько вкусной крови из ничем не прикрытых длинных ног.

— Ммм, заброшенный хутор, только ты, я и старый пес, — повторяет мою фразу, только с такой интонацией, что я хмурю брови, а она решительно отправляет платье в сумку.

Это в ее понимании сексуально? Охотиться на мужика? Отнюдь.

— Прежде, чем мы покинем стены этой квартиры, одно правило ты должна уяснить железобетонно, девочка. Ты и я, — пальцем указываю на нас поочередно. — Никогда этому не бывать. Поэтому выключи охотницу, включи мозги и бери вещи которые тебе действительно, — выделяю голосом это слово, — понадобятся. Еще раз повторяю — магазинов там нет, и доставка туда не приедет.

— Только ты и я, я уже поняла, — опять выдает не то, что надо, и с тройным подтекстом.

Фразу о том, что между нами ничего не будет, проигнорировала подчистую. Троллить меня удумала? Вперед. Посмотрим кто кого.

— Жду в коридоре, — бросаю устало и выхожу из комнаты, подальше от нее. Скорее бы на улицу, на свежий воздух. В голове набатом стучит мысль, что от нее будут одни проблемы. И голос ее отца.

“Обещай мне, Мот. Обещай, что поможешь ей. Одной ей не выжить.”

Когда давал обещание, представлял себе кроткую овечку, которая при слове опасность испугается, юркнет за спину и попятится к моему авто. Как я ошибался.

Матвей

— Скоро это твое село уже?

— Хутор, — поправляю бесстрастно, на автомате.

— Плевать. Ты специально выбрал этот корч для дальней поездки, чтоб выбесить меня? У меня зад превратится в блин скоро.

— Простите, принцесса. Нужно было арендовать Роллс Ройс, чтоб трон под вашей жопой был комфортным.

— Мерседеса было бы достаточно, — отвечает абсолютно серьезно, а я стараюсь сохранить беспристрастную маску, чтоб она не считала мои эмоции.

Это будет сложнее, чем я думал. В девчонке спеси больше, чем здравого смысла. И она так быстро заигрывается. Забывает, что я ей не папочка и все, что связывает меня с ней, это данное мной обещание ее отцу. Она не знает, что я человек слова и обещаний не нарушаю. И провоцирует, провоцирует, провоцирует.

— Ты всегда такая заноза в заднице, или только я выиграл в лотерею?

— Ну не дуйся, — поворачивает голову и смотрит шальным взглядом. Дурацким, не хорошим. Думает, что флиртует со мной, — мужчине это не по статусу. Я могу быть лапочкой, если со мной хорошо. Будешь хорошим мальчиком, Матвеюшка?

Не сдерживаюсь и закатываю глаза. Сил мне. Сил и терпения.

— Или ты у нас плохой мальчик? — стреляет очередным бесящим взглядом.

Молчу. Пусть треплет что хочет, я в эти игры не играю.

— Уф, от одной мысли аж жарко стало, — продолжает трепаться девчонка.

— Каким способом ты предпочла бы умереть? — спрашиваю резко, перебивая ее ересь.