- Привет…

- Матушка сказала, тебе мебель передвинуть надо…

Мне хочется сказать, что я уже сама справилась, но вместо этого отхожу в сторону, пропуская его в квартиру. Наверное, во мне говорит чувство вины за то, что не оправдала его ожиданий и желание прекратить объявленную им холодную войну.

- Че двигать? – спрашивает Антон, а сам смотрит на мой живот.

- Кровать… я хотела ее к этой стенке поставить, а туда кроватку…

Сжав губы в тонкую полосу, он подхватывает одну сторону кровати.

- Помочь?.. – бросаюсь к изголовью.

- Отойди! – цедит парень, разворачивая ее на девяносто градусов, - не мешай!

Я послушно отхожу к дверному проему и стою, обняв свои плечи, пока он устанавливает ее на новое место.

- А че хахаль твой не помогает?.. – ухмыльнувшись, интересуется Антон.

В голосе вроде нет больше злости, и я несмело улыбаюсь.

- Нет у меня никого…

- Бросил?..

- Он заграницу уехал… Навсегда…

- Не хило так обо@рался, что от тебя заграницу сбежал.

Я продолжаю тянуть губы, никак не комментируя его реплику.

Антон все еще злится. На меня и того, перед кем я посмела раздвинуть ноги.

- Одна будешь ребенка растить?

- С мамой…

- Если выкарабкается, - вставляет он.

- Выкарабкается… - говорю увереннее, чем чувствую.

- Ну – ну… мамка говорит, не жилец она…

Часто моргая, разворачиваюсь и бегу на кухню.

Да, он прав. Я и сама это понимаю. В последнем разговоре лечащий врач сказал, что пошли метастазы в легкие, позвоночник и мозг. Но слышать это от посторонних все равно больно.

- Как одна-то будешь? – летит в спину вопрос.

- Проживу как-нибудь… - бормочу под нос, наливая в стакан воды.

- Давай вместе?

Давясь, заглатываю сразу полстакана, и оборачиваюсь к Антону. Тот, не стесняясь, уже располагается на мамином табурете.

- Что вместе?

- Жить.

- В смысле?..

- Тупая, что ли, Янка? – смотрит в глаза, склонив голову набок.

- Поясни, я не понимаю…

Раздраженно выдохнув, складывает руки на груди и закидывает ногу на ногу.

- Пожениться тебе предлагаю.

От такого заявления впадаю в ступор. Глупо хлопая ресницами, наблюдаю, как Антон нервно чешет подбородок.

- Ну?..

- Зачем тебе?..

- Многие чужих спиногрызов воспитывают… и че?..

- Антон, зачем тебе это надо? – глухо спрашиваю я, - ты же можешь другую девушку выбрать…

Я, правда, не понимаю. Он не старый, не страшный и, насколько знаю, отношения у него были. Зачем ему беременная от другого?

- Может, нравишься!..  Родаки не против… Будем жить здесь, они рядом… Матушка с мелким помогать будет… А там через годик своего сварганим…

- Я не знаю… мне подумать надо…

- Думай, Янка, только недолго…

- Сейчас – сейчас, мамуль…

Протираю участок кожи спиртовой салфеткой и точным движением вгоняю иглу в мышцу.

- Болит – дышать не могу… - хрипит она, загребая пальцами одеяло.

- Сейчас легче станет, - приговариваю тихо.

Болезнь нас сблизила. Теперь мы много разговариваем, нередко обращаясь друг к другу ласковыми словами. Наверное, понимаем, что недолго осталось и наверстываем упущенное.

Сейчас я часто думаю, что мешало нам это делать раньше? Чаще улыбаться, созваниваться, чтобы поболтать ни о чем, дарить друг другу объятия…

Почему, только сейчас, на пороге смерти, мы поняли, что ближе друг друга у нас никого нет, и не будет?!

Лицо мамы расслабляется, дыхание выравнивается. Обезболивающее подействовало.

Оформив декретный отпуск, я окончательно перебралась к ней. Она не встает уже месяц, и все это время я почти не отхожу от нее.

Лечение в стационаре, увы, не помогло. Болезнь уверенно прогрессирует и все, что мне остается, скрасить и облегчить последние ее дни.

Деликатный стук в дверь отвлекает меня от поглаживания ее сухой руки.

- Кто там? – одними губами спрашивает мама.

- Тетя Валя, наверное…

Это я попросила, чтобы в дверной звонок больше не звонили. Иногда, когда мама забывается сном, он  ее будит.

- Открой…

Стараясь передвигаться неслышно, выхожу в прихожую, чтобы открыть дверь.

- Как она? – спрашивает тетя Валя шепотом.

- Лежит… укол поставила…

- Я супа принесла…

- Спасибо…

Мама почти ничего не ест, только пьет. И я с ней. Если бы не тетя Валя, от меня бы уже остались одни глаза и живот.

- Иди, ешь… я посмотрю за ней.

Бросив на маму взгляд, ухожу на кухню. Только есть совсем не хочется. Через силу набиваю желудок и включаю кран, чтобы помыть посуду.

Вот так и живем. Вяло барахтаясь в какой-то вязкой субстанции. Обе мучаемся. Мама от боли физической, я – от боли душевной.

Мне рожать через три недели, а у меня даже сумка в роддом не готова. И на последнем скрининге я не была. Не до этого…

Опустив голову на сложенные на столе руки, какое время смотрю в одну точку и сама не замечаю, как вырубаюсь.

А просыпаюсь резко, от толчка в плечо.

- Ты чего? – спрашивает присевший передо мной на корточки Антон.

Судя по тому, что в полицейской форме, только что пришел с работы.

- Уснула, да? – сиплю, растирая лицо руками.

- Иди к нам поспи… матушка присмотрит здесь…

- Нет, я сама…

- Иди, сказал!

Он поднимает меня за локти и разворачивает лицом к выходу.

- Смотреть на тебя страшно, хуже матери своей выглядишь…

- Ей лекарство надо будет дать, - сопротивляюсь слабо.

Слабо, потому что совершенно нет сил спорить. В отупении переставляю ноги туда, куда он меня толкает.

- Дадим…

- Иди, Яночка… отдохни, - встревает тетя Валя.

- Спасибо…

Это не первый раз, когда они заставляют меня поспать в комнате Антона, поэтому я сразу иду к его кровати и ложусь на бок лицом к стене.

Посплю часок и к маме…

Но, открыв глаза в следующий раз, понимаю, что часком не обошлась. В комнате темно и жарко. Попытавшись пошевелиться, понимаю, что не могу, потому что на мне лежит тяжелая рука, а в шею кто-то влажно дышит.

Поднявшаяся вдруг во мне паника, отступает.

Это Антон.

- Спи… - хрипит его голос сзади.

- Антон, мне в туалет надо…

Он цыкает и нехотя садится на кровати. Я перекатываюсь на другой бок и, неуклюже спустив ноги на пол, пытаюсь встать. Тело затекло, по бедру бегут мурашки.

- Выспалась?..

- Ага…

Включив светильник, скользит хмурым взглядом по моей фигуре. Спотыкается на животе.

- Когда расписываться пойдем?

- Я думаю…

 Давит на меня почти ежедневно. Я сопротивляюсь, как могу, но, кажется, сил на это остается все меньше и меньше.

 Антон тянет меня в свою семью, к тете Вале и дяде Саше, которые знают меня с рождения. Тянет, бессовестно пользуясь моей беспомощностью и невменяемым состоянием.

- Третий месяц?.. Тебе рожать скоро, надо определяться, на кого ты мелкую записывать будешь.

- Сейчас не до этого, Антон, маме совсем плохо…

- А потом тем более не до этого будет, похороны, роды…

Я поднимаюсь и в потемках начинаю искать свои тапки. Антон молча за этим наблюдает, а затем, раздраженно выдохнув, опускается на корточки, чтобы помочь мне их надеть.

- Готовь документы, на следующей неделе пойдем.

Но на следующей неделе не получается, потому что умирает моя мама. Она уходит тихо, во сне, после очередного укола. А я обнаруживаю это только утром, крепко проспавшая ночь без маминых стонов.

Следующие дни до похорон в моей памяти почти не откладываются. Кажется, что я все время или спала, или плакала.

Всю организацию, а также значительную часть расходов Антон и его родители берут на себя. У меня денег почти нет. Все они ушли на лекарства и на погашение кредита, который мне пришлось взять на покупку тех же лекарств.

Похороны я тоже помню смутно. Они остались в памяти смазанным пятном. Находясь в прострации, я даже не сообщила о смерти мамы Мире. Она бы приехала поддержать…