- Нам надо поговорить, я все объясню…

- Мы не будем сейчас говорить.

- Пойдем в машину…

- Нет! Альбина Алексеевна и так задержалась. Если хочешь разговора, жди, когда Оля уснет.

- Хорошо… - у меня даже выдохнуть получается, - только, Яна, знай ничего не было и быть не могло… Это подстава.

Яна.

Подстава…

Это слово держит меня на плаву, не дает затеряться в буре отчаяния, не позволяет захлебнуться болью, что захлестывает черной волной.

Если это правда… Если все было спланировано его секретаршей, Майклу придется постараться, чтобы я в это поверила.

Ужинаем мы молча. Хорошо, что Оля, в силу возраста, не замечает моего состояния и повисшего между мной и ее отцом напряжения.

На Майкла стараюсь не смотреть. Он же, напротив, не сводит с меня хмурого взгляда.

- Не стоит делать ей такие дорогие подарки, - говорю, когда, поужинав, Оля убегает играть.

- Ей понравился…

- Мне тоже, Майкл. Но она для драгоценностей еще слишком мала. Она может ее потерять или порвать… Это же ребенок.

- Мне не жалко.

- Я буду надевать ей подвеску на праздники.

- Как скажешь…

После этого он уходит к дочке, а я остаюсь на кухне. Тяну время, вытирая каждую вилку насухо, а все потому, что не могу находиться с ним рядом.

Картина, как он склоняется над Александрой, сидящей на столе в откровенной позе, все еще стоит перед глазами. Аромат ее сладких духов все еще раздражает слизистую носа.

Сука. До чего же мерзкая особа!

Часы показывают девять, и я иду готовиться к вечернему купанию. Беру в комнате пижаму с розовыми хрюшками и заглядываю в гостиную.

- Малыш, пойдем купаться…

- Можно я? – спрашивает Майкл, на что я лишь пожимаю плечами.

- Если Оля не против…

Она не против. Наоборот, очень даже за.

Я стою у двери ванной, пока Майкл, следуя моим инструкциям, моет дочь. Она восторженно щебечет, знакомя его с каждой своей резиновой игрушкой, а он смотрит на нее с каким-то благоговейным трепетом, осторожно намыливает нежную кожу и смеется с ней, когда пенные брызги летят в лицо.

Если бы не боль в груди, как от автоматной очереди, я бы смеялась вместе с ними. От счастья.

Наконец, накупав Олю, Майкл заворачивает ее в махровое полотенце и несет в спальню.

- Я сам… - шепчет, проходя мимо меня.

Мне остается лишь отдать ему пижаму и показать, где лежит книжка со сказками.

Через двадцать минут, в течение которых я чуть не сгрызаю свои ногти до мяса, Майкл входит в кухню.

- Уснула? - спрашиваю шепотом.

- Уснула, - подходит, вынуждая вжаться поясницей в столешницу, - поговорим?..

- Говори…

- Ян, это было не то, что ты подумала.

Я сглатываю и отвожу взгляд. Мне было бы проще, если бы он не давил своей близостью. Не чувствую себя с ним на равных, когда он вот так возвышается надо мной.

- Не молчи, Яна…

- Что мне сказать?.. Что ты хочешь услышать? – желая отгородиться, складываю руки на груди, - что увидев вас в этой позе, подумала, что ты после работы подрабатываешь гинекологом?

- Упаси Боже…

- Ну а что?.. Я видела ее четыре раза, два из которых с раззявленной вагиной.

Надо мной раздается смешок.

- Тебе смешно?! – вскидываю на него глаза.

- А тебе?..

- Мне нет.

Он серьезнеет.

- Что ты почувствовала, когда увидела ту картину?

- Ничего хорошего.

- Скажи мне, - требует, глядя пристальным взглядом.

- И не подумаю.

Уворачиваюсь, пытаюсь пролезть между ним и столом. Не выходит. Поставив руки по обе стороны от меня, Майкл пресекает попытку бегства на корню.

- Тебе было больно?..

Было? Да у меня до сих пор в груди как будто нож проворачивается. Как представлю, чем могли закончиться их игрища, если бы я не вошла, все вокруг крушить охота… в щепки… в осколки… И орать в голос.

- Яна… скажи мне.

Закусив губу до легкого привкуса крови во рту, упрямо молчу.

- Или у тебя пусто внутри? Ни сердца, ни чувств… - я вздрагиваю, - ты живая, вообще?

- Что?..

- Скажи, почему ты молчишь?

- Я не собираюсь истерить, - проговариваю глухо, на одной ноте.

- Почему? Разве ты не живой человек? – звучит голос вкрадчиво, - разве ты не имеешь право чувствовать?.. Обижаться?.. Злиться?.. Ипытывать боль?.. Тебе когда-нибудь было больно, Яна?

Я неверяще усмехаюсь. Что он несет?! Я, что похожа на гуманоида с батарейкой вместо сердца или на гугловскую Алису?

- У тебя нет сердца, Яна?

- У меня?! Нет сердца?! – не выдерживаю, собрав пальцы в кулак, толкаю его в грудь.

- Я могу позволить себе поступать с тобой, как захочу, и ты даже не обидишься? Так?

- Нет! – ударяю снова. Сильнее.

- Могу  спать с другими, приходить под утро, и ты слова не скажешь?

- Черта с два!

- Тебе никогда не бывает больно?

- Бывает, - шиплю, упираясь кулаком в грудь, - и чаще всего по твоей вине, Майкл.

Сощурив глаза, склоняется ниже, обдает дыханием мой лоб.

- Наверное, недостаточно больно.

- Недостаточно?! Думаешь, только ты такой бедный и несчастный?! – повышаю голос и снова бью в твердую грудь, - только ты имеешь право на страдания?!

- Разве нет?

- Думаешь, я не знаю, что такое, когда от боли дышать не можешь?! А я знаю!

Отталкиваю его от себя, он отступает, но тут же возвращается. Я снова колочу кулаками, в грудь, в живот… куда придется…

- Ты сотню раз обижал меня! Тысячу! И даже не замечал этого. Ты оскорблял, унижал словами и поступками!  - яростно шепчу, выпускаю яд обиды наружу, - Я столько слез пролила из-за тебя! Я терпела!.. Молчала!

- Зачем?!

- Я поверила, а ты предал меня! Ненавижу!..  – начинаю задыхаться от слез, - Будь ты проклят, Бейкер! Я больше не позволю над собой издеваться!

- Яна…

- Трахай свою шлюху, а ко мне не смей прикасаться!

У меня начинается истерика. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает, а взгляд мечется из стороны в сторону в поисках чего-нибудь тяжелого.

- Никогда!.. Слышишь?!

- Яна! – встряхивает, удерживая за плечи и, крепко обхватив руками, прижимает к себе, - успокойся…

- Иди к черту, Бейкер…

- Тихо – тихо…

- Пусти!..

В крови бушует ярость. Я хочу бить посуду… Хочу дать ему пощечину… Хочу орать и материться, как сапожник…

Я хочу, чтобы он на своей шкуре почувствовал, какая я «неживая» и «бездушная». Но он не дает, вжимает меня в себя и начинает тихонько гладить по спине.

- Не. Трогай. Меня. – яростно брыкаюсь, пачкая его рубашку слезами, шиплю, царапаюсь, как кошка.

- Тише, Яночка… Тихо, девочка… Послушай…

- Нет!

- Просто выслушай… - обхватывает затылок пальцами, прижимает мое лицо к груди, - я увидел ее за секунду до того, как ты вошла.

- Она была без трусов!

- Тшш… послушай… - говорит на ухо, - я говорил по телефону с Власовым… после совещания… как всегда, разговаривал и смотрел в окно…

Затихаю. Я знаю, эту его привычку. Даже дома, принимая входящий вызов, он отходит к окну.

- Я не слышал, как она вошла и залезла на стол… клянусь… я даже среагировать не успел.

Молчу. Пусть говорит дальше.

- Кто тебя послал принести договоры?

- Катя…

- Так я и думал… они подруги. Наталья Александровна их уже подписала?

- Нет…

- И тебя это не удивило?

- Удивило… - сиплю еле слышно, - я спросила, но она сказала, что они тебе срочно понадобились.

- Я ничего не просил, Яна… Это спланированная акция.

- Не знаю…

- В моей приемной есть камера, мы можем посмотреть, во сколько Александра вошла в мой кабинет и сверить со временем разговора по телефону с Власовым.

- Зачем?..

Я начинаю успокаиваться. Заставляю включиться логику.

- Яна, я найду способ доказать тебе, что я не виноват…

Похоже на правду. Меня, действительно, насторожило неестественное поведение Катерины. Последний час она строчила сообщения в телефоне, бросая на меня короткие взгляды. Словно чего-то ждала.