Во-первых, отбросив в сторону брезгливость, переодеться в форму немецкого коллеги. Благо застрелили лейтенанта вермахта в голову, форма не испачкалась. Почти. После этого можно не прятаться, ходить открыто.

Ещё через час ремонтный эшелон вползает в депо. Вместе с гражданскими спецами, машинистом и рембригадой, лейтенант успешно отбрехался от охраны. Акцент плохо заметен, когда энергичная речь насыщена ругательствами и эмоциями. Со своими гражданскими договорился заранее и быстро.

— А если немцы нас за помощь вам к стенке поставят? — осторожно интересуется бригадир ремонтников, пожилой пышноусый железнодорожник. И не хочется ему вылезать вперёд, но положение обязывает, и взгляды бригады подталкивают.

— А если мы вас прямо сейчас к стенке поставим? Измена Родине, сотрудничество с фашистами, — резонно спрашивает лейтенант и через паузу меняет кнут на пряник. — Вы как думаете, зачем мы туда лезем? Некому вас будет к стенке ставить…

И не удержался от напоминания.

— …кроме нас.

Причину возвращения лейтенант обозначает сразу. Перемежая словами «шайсе», «думкопф» (по адресу тупых штатских) и прочими. Выезжать на ремонт путей, где с рельсов сошла платформа, без мощного тягача и, соответственно, аппарелей типичная русиш глупость.

Начинается неторопливый захват ремонтной базы железнодорожников. Командованию уходит короткая шифрограмма. Пленных загоняют в один угол. Некоторые из них раздеты до белья, зато в сторону вокзала уходит пара отделений «немецких» солдат с двумя «фельдфебелями» и самим дважды лейтенантом.

Уже в начале перрона им попадается пехотный гауптман с ординарцем. На глазах немногочисленных гражданских лейтенант после отдания чести старшему по званию наносит ему резкий удар в бок. Следующий удар по затылку — неожиданное изменение траектории козырнувшей руки. Двое подскочившим к ним солдат быстро разбираются с ординарцем. Впавшую во временное беспамятство парочку волокут в здание вокзала.

Через полминуты немногочисленная публика забивается по разным углам. Основные выходы блокируются. Отделение «сошедших с ума солдат вермахта» с жестоким азартом избивает ногами разоруженный военный патруль.

Лейтенант смотрит в окно на привокзальную площадь, суживает глаза.

— Петрищев! Саенко! Быстро сюда!

Через пять минут тяжёлой работы, вышедший в сторону города лейтенант оглядывает шесть тел немецких солдат, валяющихся в пределах тридцати метров от здания вокзала.

— Немного кроваво получилось, — вышедшие за ним два бойца неуверенно улыбаются. — Соберите оружие, документы и пусть пленные ими займутся. Отволоките их вон к тем кустам.

Могло получиться намного кровавее. Первая мысль именно такого плана была — уложить всех из пулемёта. Заодно опробовать немецкую машинку МГ-34. Природная брезгливость, — возись потом с трупами, — помогла найти более ловкое и, — что скрывать? — безопасное решение.

Выйти из вокзала и приказать унтеру, что-то втолковывающему своим солдатам, немедленно разместиться в здании вокзала недолго. Не получится? Пулемёт вот он, за спиной, готов к бою. Подтолкнуть немчуру очень просто.

— Быстро, быстро! Русские диверсанты близко! Немедленно возьмите вокзал под охрану!

Дисциплинированные немцы после лающих команд обер-фельдфебеля колонной по два побежали к входу.

— По одному, по одному! — командует незнакомый им «лейтенант».

По одному они и забегали в здание, там их заворачивали направо, где очередной влезший в ловушку бравый зольдатен получал прикладом по забронированной каской голове и падал на пол. Заботливые руки тут же избавляли его от оружия и амуниции.

— Аларм! Цурюк! — До этого момента работа спорилась, ей мешает заподозривший неладное обер-фельдфебель. Поздно. Сухой автоматный треск прерывает попытку оставшихся шестерых вместе с командиром солдат отступить и занять оборонительную позицию. И асфальтовое покрытие исключает наличие естественных складок местности, за которыми можно укрыться.

— Один живой! — кричат солдаты лейтенанту.

— Оказать пострадавшему первую помощь! — немедленно приказывает лейтенант. Он же не зверь какой-то. Поэтому через полчаса тяжелораненый умирает в здании вокзала в окружении камрадов, перебинтованный и утешенный глотком шнапса.

Лейтенант слушает доклады своих сержантов. Здание вокзала под полным контролем, огневые точки оборудуются внутри и снаружи. Находящиеся на путях эшелоны взяты под контроль. Всё в порядке. Можно начинать. Он выходит на перрон к путям и выпускает вверх белую ракету.

Задумка у него простая. Сейчас его люди, уже не замаскированные немецкой формой, начнут продвижение в сторону вокзала, уничтожая всех, кто под руку попадётся. Немцы поневоле начнут стягиваться к зданию вокзала, где он их и примет под своё «командование». Если всё получится. Если не получится — расстреляет, подло, в спину.

По сигналу белой ракетой начнутся действия не только его роты. Штурм всего городка с разных концов.

30 июня, понедельник, время 21:10

ж/д станция Швенчонеляй.

Полковник Анисимов.

Последние четверть часа почти успешно борюсь с глупой улыбкой. Лицо сейчас ощущается полем упорного боя между самообладанием полководца и простым детским счастьем мальчишки, дорвавшегося до редкостной игрушки, которой ни у кого больше нет. А у меня их много! Снова привожу в порядок лицо, расплывающееся в довольной улыбке.

Три эшелона! Три полновесных эшелона с трофеями. Продовольствием, другим имуществом, самыми разными боеприпасами. Пять пулемётов МГ-34 с изрядным боезапасом, это мелочь. А вот дюжина Эрликонов, зенитных пулемётов, щедро заливает в грудь сладкий елей. На пару танков Т-III уже не знаю, как реагировать, пусть они и после ремонта. Две пушки 88 мм Флак на колёсном ходу. Дмитрий Григорич что-то говорил про эти пушки… ах, да! Зенитные и длинноствольные, обладают огромной бронепробиваемостью. Практически единственное средство борьбы с нашим КВ-2.

Залезаю на платформу с этими пушками, оглядываю и оглаживаю гладкие стальные поверхности. Назначение всех устройств не знаю.

Пыхтя, полноватый майор-интендант влезает следом.

— Что будем делать с продуктами, товарищ полковник?

Вот ещё одно дело, приятное, но с опасным душком. Кормятся немецкие солдаты изрядно, нашим генералам на зависть. И даже лётчикам. Ладно, что-то с этим делать надо.

— Фрукты, шоколад и прочий десерт дели на три части. Одну отправить в ближайшие пионерлагеря, пусть детишки хотя бы на зуб попробуют. Вторую — лётчикам. Третью оставим у себя, для диверсантов и штурмовых подразделений.

Майор записывает, распоряжение длинное. Между делом пытаюсь хоть шапочно разобраться с пушкой, не пойму, где у неё прицел…

— Половину в Лынтупы, — городишко по нашим масштабам почти стратегический, местный транспортный узелок, потому наша главная база там. Половину Эрликонов — туда. Всё остальное, — танки, пушки, пулемёты, — оставлю здесь.

Почти сутки выжидал удобного момента. Когда в Швенчоленяй прибудут эшелоны, станция-то промежуточная, стоящие там не успеют уйти или вот-вот ушли. И когда эшелоны только подходили к городку, километрах в десяти от него железнодорожные пути были взорваны. Вот эта любезная парочка и застряла здесь, меня дожидаясь. Иначе, зачем мне захватывать этот никчёмный городишко? Мне и задачу такую никто не ставил.

Вспоминаю, что мне втолковывал Дмитрий Григорич.

— Николай Палыч, усвой простую арифметику. Если мы подбили немецкий танк, какой урон мы противнику нанесли?

— Один танк, — удивляюсь вопросу.

— Нет. Немцы большую часть танков ремонтируют и снова в бой. Думаю, три из четырёх они в строй возвращают. Да и четвёртый… никто не мешает в переплавку отправить. Отличное сырьё для металлургических заводов.

— Дмитрий Григорич, откуда вы это знаете?

— Пленных, Николай Палыч, надо допрашивать внимательно и вдумчиво, — наставительно ответил Павлов. — Танки они постоянно ремонтируют, недаром у них такой большой моторесурс, не то, что у наших.