— Но если ты захватил немецкий танк, что это значит? — Павлов поднял палец вверх. — Во-первых, это безвозвратная потеря. Танка у них нет, и не будет. Но при этом у нас появляется танк, понимаешь? Пусть ты разнесёшь его в мелкие клочки, ты лишишь врага только одного танка. А при захвате — двух! Потому что у нас лишний танк появляется.
— И что в итоге? При захвате выгода в два танка. У немцев на один меньше, у нас — на один больше. А при уничтожении только одна четвёртая, потому что три из четырёх подбитых танков возвращаются в строй.
И вроде просто всё, но как-то сразу не доходит. Вот сейчас дошло, когда сам увидел и пощупал грозные машины.
Есть ещё одна выгода. Когда бойцы видят эту технику вблизи, да ещё изучают её, — кстати, надо озаботиться, — они перестают её бояться. Неизвестное пугает намного больше.
— Запасы консервов куда девать будем? — последний вопрос у интенданта остался.
— Прибережём для тех, кому они нужнее всего, — решение в этом случае на поверхности, — для диверсантов, это первое. У них полевых кухонь на выходе нет. И в полки, в качестве НЗ. На обеспечение передовых частей в случае затяжных боёв.
Спрыгиваем с платформы, ко мне подбегает порученец.
— Товарищ полковник, комбат-3 запрашивает разрешения на штурм немецких казарм…
Перестрелка с переменной интенсивностью постоянно доносится с окраины города. Там засели не меньше двух батальонов, хотя сейчас, может, уже и меньше.
— Штурм запрещаю. Выводите артдивизион на прямую наводку и хороните их там вместе с обломками, — указание Павлова беречь личный состав не забываю. — Но сначала предложите им сдаться.
Уже в штабном вагоне слышу артиллерийскую канонаду. Разберутся без меня. Надо оборону городка организовывать.
— Приступим, товарищи, — оглядываю штабных. Жалкое, надо сказать, зрелище. Основной состав: от лейтенанта до капитана. И это штаб армии, грёбаная скотоферма…
Ничего. Рецепт выстраивания обороны я знаю. Пример Павлова перед глазами. Так что начнём со связи.
5 июля, суббота, время 18:25.
Минск, штаб округа.
— Больше так не делай, — разбор полётов будущего генерала подходит к концу. — Диверсионное подразделение использовать в качестве штурмового? Надо кое-что тебе объяснить.
Размышляю, как это сделать ловчее.
— Вот представь, машина у тебя застряла, надо накидать что-то под колёса, чтобы она выбралась. А в кузове у тебя горбыль, просто пилёные доски и шпунтованные отшлифованные. И ты, вместо того, чтобы кинуть под колёса в воду и грязь дешёвый горбыль, хватаешься за самые дорогие, шпунтованные доски. Вот это ты и сделал, пустив вперёд диверсантов.
Смущается мой полковник, вроде доходит до него.
— И ещё одно. Зачем ты начал захватывать городок, двигая войска сплошным фронтом? Не так это делается. Надо быстро, пока немцы не опомнились, мобильными группами захватывать ключевые места по всему городу. А к казармам танки бы подвёл. У них же артиллерии не было.
— Так у меня ж танков тоже не было, — вскидывается полковник.
— Ну, теперь-то есть, — намекаю на трофейные.
28 июня, суббота, время 09:15.
Район с. Олыка (треугольник Луцк — Ровно — Дубно)
Генерал-майор Рокоссовский К.К. Командир 9-го мехкорпуса (КОВО)
Вместо предисловия: Рокоссовский открывает склады ГАУ.
— Дивизионы готовы к отражению атаки, — докладывает полковник Черняев.
— Вижу, — НП удачно расположен, всё, как на ладони.
Все эти дни действия корпуса напоминают работу сантехника, воюющего со старой ржавой трубой, которую прорывает в разных местах. Трассу Луцк — Ровно мы перекрыли, но теперь немцы пытаются пробиться с юга. Вот это они зря. Второстепенная дорога через Олык проходит по узкому перешейку среди длинной цепи озёр и болот. Мост через речку Путиловка мы взорвать не успели, немецкие мотоциклисты подошли раньше. Зато теперь огромным массам войск придётся тесниться в узком проходе.
За эти дни счёт к немцам накопился огромный. Ещё за время марша в район боевых действий. Нагляделись мы всякого. Немецкие юнкерсы бомбили всех подряд. Беженцев, отступающие части, нас. Куда делась наша авиация, стало понятно, когда в процессе боёв обнаружил разбомбленные аэродромы с разбитой и сожженной авиатехникой.
Отмечаю одну приятную странность. Подозреваю, что нам могло достаться значительно сильнее. Не меньше двух бомбёжек в походном строю мы избежали. Уже звучала команда «Воздух!» при появлении юнкерсов, как вдруг, будто испугавшись этого крика, немцы резко сворачивали и уходили в сторону. А откуда-то сверху на них набрасывались краснозвёздные истребители.
Появиться эти неизвестно откуда взявшиеся Яки могли откуда угодно, но после боя всегда уходили на север. Там у нас уцелели какие-то авиачасти?
Не так часто они спасали от изматывающих бомбёжек, как хотелось бы. Так что насмотрелись мы на усеянные трупами и разбитыми машинами дороги. И неоплаченный счёт к врагу всё копится и копится.
С этими 85-мм пушками мне здорово повезло. Их прислали в округ совсем немного и не для меня. Но в условиях начавшегося хаоса я прибрал их к рукам. Оба дивизиона. По назначению зенитные, но раз могут стрелять прямой наводкой, то почему бы и нет? Мощность для наземных целей избыточная, но это как раз тот случай, когда кашу маслом не испортишь.
— Константин Константиныч, — Черняеву смотрит с любопытством, — а вас не накажут? Приказ ведь дан атаковать.
— А мы что, нарушаем его? — нашёл, о чём беспокоиться. Василий Михайлович показал себя инициативным и толковым командиром, так что объяснять ему ничего не нужно. И без биноклей и стереотруб можно легко увидеть превосходство немцев в людях и технике. При таком соотношении переходить в контрнаступление равноценно самоубийству.
— Мы, Василь Михалыч, приказ не нарушаем. Сейчас проведём артподготовку, а потом ударим.
— Началось, — через несколько минут бормочет Черняев. Он наблюдает в свой бинокль.
Накатывающийся ромб немецких войск со всего маху будто наталкивается на огромной толщины невидимую стену. Сначала вижу, как первый залп превращает передовые части в жуткое месиво, затем до нас доносится грохот выстрелов и гул разрывов.
Только первый залп одновременно дружный. Потом стрельба сливается в непрерывную канонаду. Немцы не останавливаются, продолжают переть вперёд. Ничего удивительного. Разворачиваться назад или даже пятиться поздно. Пропускная способность моста не велика. Полдня будут обратно уползать. Так что некуда им деваться.
Для снаряда из 85-мм орудия всё равно, что перед ним: мотоцикл, бронемашина или танк. Хотя нет, танк он насквозь всё-таки не прошивает.
Через пятнадцать минут для немцев всё кончено.
— Всё, Василь Михалыч, беги, прячь свои пушки. Сейчас юнкерсы прилетят, будут с тобой счёты сводить.
Полковник, откозыряв, убегает, а я требую связь с Новиковым.
— Николай Саныч, сейчас немцы по нам отбомбятся, а ты сразу занимай те высотки. Нечего им без присмотра стоять.
Пока юнкерсы не прилетели, любуюсь пейзажем. Пробую высчитать количество подбитых танков, не получается. Дым от передних скрывает те, что сзади. Ладно, пора уходить в защищённый блиндаж, порученец и связист уже переминаются с ноги на ногу. Летят голубчики, сейчас у нас будет шумно. А это что?
Так. Отступление в заранее заготовленный блиндаж отменяется. Лейтенант и сержант-связист пока ничего не замечают, а я останавливаюсь. Да, это они. Давненько вас не было видно. На самом деле всего пару дней, но столько всего за эти дни произошло.
— Воздух, товарищ генерал, — не смело говорит лейтенант. Заботливый, но не внимательный.
— Отставить воздух, — показываю глазами.
Эскадрилья Яков ударила по заходящим на нас юнкерсам с каким-то азиатским, и непонятно почему сработавшим коварством. Пришли с севера и напали снизу. Почему я заметил первым, мне давно ясно. Особое зрение военачальника. Вырабатывается годами. Острота зрения тут ни при чём, какое-то особое чутьё появляется. Одного взгляда на карту или окрестности хватает, чтобы определить, где поставить артиллерию, куда спрятать танки, и как выстроить оборону в целом.
