— Другие мероприятия по маскировке будут проводиться централизованно. Поэтому никаких в этом направлении действий самостоятельно не предпринимать. Кроме одного. Скрытной подготовки резервного аэродрома…

— У нас есть, — несмело замечает комполка Ершов.

— Даже не знаю, хорошо это или плохо. Все строения должны быть защищены и замаскированы. Весь аэродром сверху и с земли должен быть незаметен. С целью сэкономить ваше время, советую запастись некондиционными пиломатериалами, горбылём, а также прочным шпагатом, любыми верёвками.

— Вопросы есть? — обвожу всех тяжёлым взглядом.

— Товарищ генерал армии, — тяжело вздохнув, обращается ко мне комдив Черных, — мы выполняли все указания командования. Все проверки проходили успешно…

— И вдруг вас наказывают? — заканчиваю за него, — дайте-ка мне материалы двух последних проверок. Саша, выпиши оттуда результаты, кратко, и состав инспекционных комиссий. Проверку, проведённую генералом Мерецковым, выписывать не надо. На словах он мне сказал, как дела обстоят.

— Инспектора тоже будут наказаны, — извещаю после паузы, — так что не волнуйтесь. Все получат честно заслуженное. Про свои звания особо не переживайте. Исправите недостатки, восстановитесь. Но исправить вы должны с запасом и попасть в число лучших.

В другие авиаполки этой дивизии я не полетел. И так дел полно. Меня ждут ещё шесть авиадивизий и несколько отдельных полков. Это, не считая отдельного авиакорпуса и корпусных авиаэскадрилий. Глядский потрох! Не буду по эскадрильям таскаться. Поручу какому-нибудь толковому офицеру. Тому же Сурину. Хотя нет, Черных пусть помотается, звание назад отработает. И не дай бог ему что-то упустить! Авиакорпус на Копца спихну, а уж после него загляну, проверю по-быстрому.

Историческая справка.

*Командир 9-ой САД.

С. А. Черных, генерал-майор (08.08.1940–1941), арестован 8 июля, 16 октября 1941 года расстрелян после расследования и суда. Реабилитирован в 1958 году.

**Командир 41-ого ИАП

Майор Ершов Виктор Сергеевич.

Приказом Командующего Волховским Фронтом № 019/н от 20 февраля 1942 года, будучи командиром полка, награждён орденом Ленина. Есть и другие награды. Провоевал до конца войны.

***Иван Денисович Чулков (1918 — 2 февраля 1942) — командир звена 41-го истребительного авиационного полка, старший лейтенант. Герой Советского Союза. Погиб в воздушном бою, будучи в составе сил ПВО Москвы.

22 июня бомбовыми ударами, огнём артиллерии и малой частью в воздушных боях было уничтожено 347 самолётов авиадивизии из 409. Лётчики 9-ой САД смогли сбить не более 10 самолётов противника. 25 июня уничтоженное соединение было отведено на переформирование. Расформировано 3 августа 1942 года.

27 марта, четверг, время 9:25.

Район 68-го Гродненского УРа.

— Почему не замаскирован? — оглядываю внушительное бетонное сооружение. Что-то меня при виде его, несмотря на весь его основательный и надёжный вид, начинает в желудке холодеть.

— Планируем закрыть маскировочной сеткой, товарищ генерал армии, — бодро докладывает полковник с шаблонной фамилией Иванов. Энергичный мужчина, с усиками, как у Павлова, пока я ему их не сбрил. Интересно, Иванов после того, как увидел меня без усов, сбреет их или нет? При взгляде на его лицо возникает навязчивая ассоциация с треугольником, хотя и подбородок не узкий и форма головы правильная. Скулы резкими очертаниями вниз сходятся.

Смотрю на него, не мигая, холодным взглядом. Обалдуй! — не собираюсь скрывать этого выражения. Устало вздыхаю.

— Зря вы это планируете, товарищ полковник. Сетка скрывает только от воздушного наблюдения, а ваши огневые точки для чего предназначены? Для непосредственного огневого контакта. Вас и с земли не должно быть видно. Поэтому делайте обваловку, сверху дёрн, какие-нибудь кусты посадите. Не перед амбразурами, конечно.

Остальные командиры пока стоят в стороне. Вызвал сюда командование 56-ой стрелковой дивизии и командарма Кузнецова, который прибыл с начальником штаба и прочей свитой.

А хорошо тут! Вокруг ДОТа всё чисто, но рядом лесок, птицы щебечут. Захожу внутрь, за мной заходят только комендант, комдив и командарм со своим начштаба. Места мало. ДОТ пушечно-пулемётный, оценил сектор обзора и обстрела. Сначала, конечно, пришлось выслушать доклад командира огневой точки. Слегка дрожащим от волнения голосом, но бодрый.

Комендант всё нудит и нудит…

— …степень готовности на данный момент…

— Никакая у вас степень готовности, — обрываю я, — знаю, товарищ полковник.

— Товарищ генерал армии, — комендант волнуется, — строительство отстаёт от плана. Можем ли мы рассчитывать…

— Мы ни на кого рассчитывать не будем, — снова обрываю его, иду на выход. Уже на воле сообщаю. Всем.

— Строить и комплектовать УР будем, — морщусь, будто съел что-то кислое, — раз уж начали. Но планы, схемы и всё прочее надо менять. На данный момент оборонительной линии фактически нет.

Больше я ничего смотреть не стал. Делать мне больше нечего, восемьдесят километров УРа исследовать! Еду со всей компанией обратно в Гродно, в штаб 3-ей армии.

— Ты, полковник, свободен пока, — говорю коменданту напоследок, — но пару дней будь на связи, чтобы тебя долго искать не пришлось.

В штабе я допустил ошибку, позволил выплеснуться наружу всеобщему беспокойству. Понимаю и вижу, как смутная тревога овладевает многими и заверения Москвы, что всё спокойно и хорошо только усиливает её.

— Дмитрий Григорич, вы нам можете прямо сказать, что происходит? — Кузнецову по негласному правилу разрешается обращаться по имени-отчеству. Привилегия генералов и ближнего окружения. Этот тоже с усиками а-ля Павлов двухмесячной давности. Забавный мохнатый перевёрнутый треугольник на его лице они совместно с мохнатыми бровями образуют.

— А что происходит? — беззаботно спрашиваю я.

— Ну, как же, Дмитрий Григорич, — поднимает подбородок Кузнецов. Самолёты немецкие постоянно летают, наверняка с фотоаппаратами. По нашим данным и сообщениям пограничников концентрация войск на той стороне растёт! Неужто Москва не знает?

И хочется им сказать и нельзя. Прерываю нарастающий гомон.

— Вас не это должно заботить. Вы намекаете, что немцы готовятся напасть?

— Конечно!

— К бабке не ходи — нападут!

— А для чего тогда?!

Меня забрасывают насыщенными эмоциями. Поднимаю руку, дожидаюсь, когда волна спадёт.

— Вы считаете, что немцы могут напасть. Замечательно. Тогда у меня вопрос: почему у вас боеготовность на нуле?

Вот тут мне и всыпали, условно говоря. Мой Саша замучился записывать. Лидером, конечно, Кузнецов себя показывает, но и другие камней накидали.

— У наших артиллеристов полтора бэка. Это на сутки боя. Красноармейцам на день боя хватит. Дальше — всё. А склады стоят закрытые…

— Автомашин и тракторов кот наплакал…

— Дивизии не укомлектованы…

— Восемьдесят километров на две дивизии, это как? — Кузнецов бьёт точнее всех, — это тоненькая гнилая ниточка, нашу оборону парой батальонов пробить можно.

И без того знаю, что все присутствующие, исключая высших командиров, смертники. Если ничего не делать, их в мокрый фарш перемелют. Про склады очень точно замечено. С ними отдельная история. Помню, как я за голову схватился, когда узнал, что склады с огромным стратегическим запасом оружия и боеприпасов были уничтожены или достались немцам в первые же дни войны. Два числа запали в памяти. Тридцать миллионов снарядов и мин и шесть миллионов винтовок было потеряно. Это всей стране надо год или два работать, чтобы произвести. Потому нам их и не хватало.

Стратегические склады подчиняются только центру. Только нарком Тимошенко может их открыть. Я — нет. В старых советских фильмах о начале войны можно найти фрагменты, когда военные отстраняют или даже обезоруживают часового, если тот не успел сбежать, срывают пломбы и добираются до несметных запасов. Патроны для всех видов оружия, гранаты, автоматы, винтовки, артиллерия, обычная и зенитная. Всё там было! И всё пропало! Почти всё.