При виде военной формы на обоих братьях Ганнибалах и на паре наших соседей, урядник подтянулся, принимая бравый вид и преисполнился почтения. А купец, из его сопровождения, лишь присвистнул, когда оглядел собирающийся отряд.
— Этакой силой и городишко какой впору на шпагу брать, — довольно громко шепнул он своему соседу. Неужто и вправду с нами целый генерал с гусарским подполковником будут!
Кавалькада и в самом деле случилась знатная. К Павлу и Петру Исааковичам прибыли слуги в количестве четырёх человек, Лошаков, если что — аж целый генерал в отставке, был с сыном и их егерем, четверо дворян, из соседей — помещиков тоже взяли с собой по одному сопровождающему, явно из бывших служивых, и со мной был дядька, вооружённый кирасирским ружьём и пикой. По его словам, он тем и другим владеет неплохо, так что дед охотно вооружил моего слугу из своих нескромных запасов.
Мне же была доверена пара кавалерийских пистолетов, весьма неплохой работы.
Со слов урядника разбойничья ватага расположилась верстах в двадцати от нас, неделю назад захватив небольшой отдалённый хуторок, где раньше проживало четыре семьи пасечников.
Мужиков варнаки перебили, а баб и детишек оставили в живых. Один-то оголец и сумел убежать, упав в ноги первому встречному полицейскому.
Местечко тати выбрали глухое, вдали от дорог и других поселений, а самих пасечников вряд ли кто хватится до окончания сезона.
Я уже оценил, как уверенно мой Пушкин держится в седле. Мне даже думать не приходилось, тело само работало, выдавая в нём достаточно опытного наездника.
Наш отряд шёл на рысях. Люди все в возрасте, никто лишнего не лихачества себе не позволяет, и в галоп не срывается. Многие успели с французом повоевать, оттого ведут себя почти беззаботно, наслаждаясь погодой и компанией. Даже в разговорах на ходу особого напряжения не чувствуется.
Тот же Лошаков уже успел всех соседей на бал пригласить, который он устраивает на следующих выходных в честь дня рождения дочери.
Да-да, той самой Лошаковой, из-за которой Пушкин, в моей истории, чуть с Павлом Исааковичем дуэль не устроил, даром что девица была дурна собой. Но Павел Исаакович, прекрасно понимая, что шансов у молодого Пушкина против него, боевого офицера, не так-то и много, сумел всё свести к шутке. Недоразумение разрешилось через десять минут объятиями и плясками.
Затем дядя тут же выдал экспромт:
— Хоть ты, Саша, среди бала
— Вызвал Павла Ганнибала;
— Но, ей-богу, Ганнибал
— Ссорой не подгадит бал!
А Пушкин… А что Пушкин — поэт потом творчески переложил эту историю в «Евгении Онегине»:
— Поэт конца мазурки ждет
— И в котильон ее зовет.
— Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
— Да Ольга слово уж дала
— Онегину. О боже, боже!
Вот мне было сначала непонятно: подумаешь, пошла танцевать с другим. Стоит ли из-за этого стреляться? Разгадка таилась в котильоне — бальном французском танце. В пушкинскую эпоху приглашение на котильон считалось сигналом окончательного выбора дамы. И если та соглашалась на котильон, значит, была не против.
Осваиваю понемногу местный этикет, бальные интриги и даже язык веера. Это только со стороны кажется, что у барышень и дам на руке он, как средство от духоты на шнурке болтается. Как бы не так! Та же барышня легко может им показать, что она готова к флирту, а то и чему более серьёзному, так и обрубить все надежды в её отношении, решительно отвергнув кавалера. С помощью веера барышня может и в любви признаться, и прощения попросить. А всё почему?
Этикет и требования морали, чёрт бы их побрал! Открыто говорить нельзя, а вот с помощью веера — почему бы и нет.
Так что, если желаешь быть ловеласом — будь добр, следи за веером своей избранницы внимательно. Долго позировать ей приличия не позволят, но мимолётный взгляд и одновременно поданный знак может о многом сказать.
Например, чтобы сказать своему поклоннику «да», даме требовалось приложить веер левой рукой к правой щеке, а чтобы категоричное «нет» — открыть его и приложить правой рукой к левой щеке.
И всё это сиюминутно, на лету. Малейшая невнимательность — и ты неправильно «перевёл» послание, отчего легко можно попасть в неловкое положение.
Вот не готов сказать, заинтересуют ли меня барышни так же сильно, как парочка дворовых девок у бабушки в имении. Про тех хоть мне точно известно, что они два раза в неделю в баню ходят, а как у барышень с гигиеной тела всё обстоит, кто его знает. Французская мода, повально сразившая русское дворянство, могла и на умах дворянок всерьёз сказаться.
Отчего меня это беспокоит, так это модные при французском дворе вошебойки…
Пикантная мелочь от французской культур — мультур…
Как по мне, так наши дворовые девки-то, те, что из крепостных, почище иных барышень, считающих себя благородными, будут. Это в буквальном смысле слова. Ибо моются они чаще и со вкусом, а не раз в пару месяцев своё нечто этак пикантно в тазиках полощут, и всё остальное влажным полотенцем проходят, завершая столь несложный гигиенический процесс.
И если говорить о мире, куда я попал, с точки зрения ощущений, то в первую очередь хочу отметить — он пахнет.
И для начала, в этом виноват мой обострённый нюх. В том смысле, что обоняние у этого тела такое, какого у меня в моей прошлой жизни ни разу не было. Я даже представить себе не мог, что человек, словно собака, может по запаху следа пойти. Полноценную собаку я, может быть и не замещу, но запахи различаю очень даже отчётливо. И да – местные дамы пахнут.
— Александр Сергеевич, вы поняли расстановку? — похоже, не в первый раз пробовал уже достучаться урядник о моего сознания.
— Извините, сильно отвлёкся. Оттого всё пропустил, — на голубом глазу выдал я версию, которую не вдруг проверишь.
— Было решено, что вы, со своим служкой, присоединяетесь к моему отряду.
— Да и Бога ради. У нас есть проблемы? — попробовал я поделиться с урядником своим благостным и позитивным настроением.
— Из хутора, что варнаки заняли, есть две дороги. Одна через чащобу, а вторая вдоль озера до реки. Сдаётся мне, что когда мы со стороны чащобы надавим, то их главари попробуют к реке уйти.
— Да ладно вам. С нами маги, у которых опыта боёв, как у Савраски блох.
— Александр Сергеевич, а вы в предчувствия верите?
— Не только верю, но и сам иногда могу что-то внятное предсказать, — обрадовался я коллеге по несчастию.
— Тогда будьте недалеко от меня и слугу своего берегите, — если что, урядник это сказал буквально за минуту до нашего разделения.
Наш отряд разделился на две части.
Мои дядьки и их соседи помчались вперёд, а мы, с урядником и его отрядом, поспешали в обход, чтобы перекрыть татям путь отступления вдоль озера.
Небезуспешно. Рвались по этому пути некие личности, и судя по тем артефактам, что были на них — далеко не простолюдины. Четверых только мне пришлось одолеть. Купец помогал, но он, как маг не особо силён оказался. Пытался пыль перед противниками поднять, да ямы у них под ногами вырыть. И лишь разок Шипами саданул, успев поймать на них одного из разбойников пусть и не до смерти.
Интересное дело, купец наш магичит с помощью необычного перла, но силы он у него не великой. А так-то перл любопытный. Надо будет узнать, где он его заказывал.
Когда шум сражения поутих, мы двинулись вперёд, к той пасеке, крыши домов которой уже виднелись.
Как и почему я не заметил и проглядел ЭТОГО, не спрашивайте. Сам не знаю. Вроде у меня всё чисто было, и никаких опасностей я не отмечал.
Тем не менее, вышло то, что вышло.
Буквально из-под куста на меня выскочил здоровенный лохматый жлоб. Он уже нацелился на меня рогатиной, которую, чуть замешкавшись, сумел вытащить вслед за собой, но дядька поймал его уже в прыжке своим выстрелом, но затем он и под рогатину сунулся, прикрывая меня.