Зачем? Не долетел бы до меня этот суицидник, устроивший себе схрон в яме около тропы.

Короче — у нас первый тяжёлый… И это мой дядька.

Рогатина разбойника ему по бедру прошлась.

Похоже, виной всему была паника.

Наскоро обработав рану Никите рану и перетянув кровоток, я взбычал.

Помню, как взлетали и рассыпались дома пасечников, словно из соломы сделанные, как падали изгороди и разлетались бородатые люди, которые было пытались нам угрожать.

— Александр. Саша. Ты с нами? — услышал я голос Павла Исааковича, который теребил меня за щёки и мял мне уши.

— Достаточно. Опамятовал, — сразу же отказался я от услуг этого доморощенного целителя, как в сознание вошёл, — Мы победили?

Похоже, меня на какой-то телеге везут вместе с дядькой. Сена на неё столько накидали, что мы лишь покачиваемся на колдобинах.

— Если обобщить, то да, — этак витиевато отозвался родственник.

Мне этого хватило. Заснул я тут же, глубоко, исполненный чувством хорошо выполненного задания.

Подъезжали к Михайловскому ближе к вечеру. Никита спал, я валялся и злился на бандита, что ранил дядьку, на себя, да и на Никиту то же.

Ну, зачем он полез на рогатину? Знал ведь, что вокруг меня воздух уплотнён. Мы же вместе с ним перл испытывали перед выездом. Он лично сначала без толку в меня еловые шишки кидал, а под конец безуспешно попробовал пробить мой щит гасилом.

Устав от самобичевания, я уселся в телеге на сене, глянул на дядю, едущего рядом верхом, и прыснул.

— Павел Исаакович, а что это у Вас лицо такое опухшее, что вместо глаз две щёлочки, а за щеками ушей не видно.

— Шутишь? — пробурчал дядя, — Значит живой. Мы своей командой пару ульев опрокинули. Вот нам и досталось. Такое ощущение, что у меня кожа на лице натянута, как на барабане. Того и гляди лопнет. Год теперь на мёд смотреть не буду.

— Зря Вы так, — распирало меня от смеха, — Мёд продукт полезный. Хотите, попрошу Марью Алексеевну, чтобы нам к ужину блины с мёдом подали?

— Нет уж, увольте. Сдам вас с Никитой на руки родным, а сам в Петровское к Петру Абрамовичу поеду, раны залечивать.

Угу. Я даже догадываюсь, как вы лечиться будете. С Павлом Исааковичем подговорите Вениамина выцыганить у деда четверть водки, якобы на чествование победы над бандитами, а завтра будете с похмелья умирать до обеда.

Встречали нас всем сельцом во главе… с настоятелем Святогорского монастыря игуменом Ионой.

Здрасьте, приехали. А это рыжебородое чудо какого лешего к нам припёрлось на ночь глядя?

— Павел Исаакович, мы что-то пропустили? — не сводя глаз со святого отца, негромко поинтересовался я у дяди. — В нашем доме кто-то умер?

— Надеюсь, что нет, — так же тихо ответил дядя. — Урядник, увидев раненного Никиту, послал своего подчинённого в обитель за отцом Ионой. У него есть перл, исцеляющий открытые раны.

О как. Игумен у нас оказывается, не только душевные раны лечит, но и телесные. Хотя, почему бы и нет. Церковь организация богатая и может позволить себе артефакты. Не удивлюсь, если церковники сами источники находят и перлы формируют. Возможно, у них даже есть своя школа артефакторов.

Марья Алексеевна, как-то раз заикалась, что хочет быть погребённой в Святогорской обители, рядом с бывшим мужем в некрополе Ганнибалов. Заодно, как знающая всё обо всех в окрестности, по секрету немного рассказала и про игумена Иону.

Святогорская обитель считается исправительной для проштрафившихся священнослужителей. Все монахи в ней ссыльные — кто за развращенность ума и сердца, кто за прелюбодейство, кто за воровство или какие-нибудь другие большие прегрешения. Все обидчивы, сварливы и злы, как осы осенью. Вот отца Иону церковное начальство и прислало следить за этим осиным гнездом, дабы монахи чего не учудили. На самом же деле, он, как и все остальные, попал в обитель в наказание за свою нерадивость и разные оплошности. Просто должность повыше, да спросу больше. Естественно ссыльные стучат на своего надзирателя, а тот стучит на ссыльных, за то, что те стучат на него. В целом же, отец Иона более чем добр и скромен. Можно ещё добавить, что домашним настойкам и наливкам он предпочитает ром. Любит выпить, но не теряет головы. Но это мне уже Виктор Иванович поведал после бабкиного описания игумена. Откуда он это не знает — не спрашивайте. Видимо что-то когда-то про Пушкина читал и в памяти отложилось.

Не успела телега подъехать к господскому дому, как четверо дворовых мужиков подхватили Никиту, и понесли его во флигель, где Марья Алексеевна, как старому слуге семьи, выделила дядьке маленькую комнатку. Игумен вслед за процессией, скрылся в доме, а я, попрощавшись с Павлом Исааковичем, уселся на террасе у входа и задумался.

Однозначно нужно что-то решать с перлом для бабушки. А то отлучишься на денёк, приедешь домой и не дай Бог попадёшь на отпевание. Решив не оттягивать этот вопрос, я кликнул Прохора и поручил ему бежать в Тригорское к Прасковье Александровне с просьбой принять меня утром. Не буду загадывать, но если не договорюсь с соседкой, то придётся бабушку везти на ту сторону озера, к колодцу на дедовых землях. Можно, конечно и бабкиной кровью обойтись, но не хотелось бы. Вдруг Марья Алексеевна меня за сатаниста примет, если я попрошу её своей крови в пробирку нацедить.

Не успел умчаться Поползень, как на террасе появился Лёва и позвал в гостиную, где накрывают на стол. Оказывается, игумен уже вылечил Никите ногу.

Хм. Быстро, однако. Видать у Ионы сильный артефакт, если он так быстро справился с дядькиной раной. Уж я то, видел, как Никите бедро рогатиной раскурочило. Сам ведь и перевязывал.

Естественно такое деяние требует к себе уважения и потчевания целителя. Нет, с простым доктором, может быть только деньгами и рассчитались бы, но со священнослужителями такое не пройдёт. Те и деньгами примут, если, конечно, дадут, после за стол сядут, а напоследок ещё и что-нибудь съестное с собою возьмут в качестве подаяния. Да и пусть его. Без меня обойдутся. Не хочу никого видеть. Лучше прадедовы фолианты полистаю. Мне из бабкиной сущности артефакт предстоит формировать, а как это делается, я пока ещё с трудом себе представляю.

Устроившись у окна, я зажёг фонарик, который на время отжал у брата и принялся за чтение.

Формирование перла для кого-то мало отличается от того, что я раньше делал для себя. Просто при формировании конструкта необходимо к своей сущности прибавить личную сущность другого человека. При этом, чем больше общаешься с этим человеком, тем проще, и тем большее количество его сущности сможешь внести в приготавливаемый конструкт, поскольку сущности как бы притираются друг к другу и не происходит отторжения. Отдельно стоит отметить. что близкий и родной по крови человек это не одно и то же.

Хорошим результатом считается, когда сущности формирователя и будущего пользователя находятся в конструкте в пропорции один к одному. В случае с близкими людьми пропорция смещается в сторону носителя. В результате ему проще управлять перлом и приходиться меньшее количество эссенции пропускать через себя.

В общем, теория понятна. Осталось её воплотить на практике.

— А что у нас с нарядом для сестры? — взглянул я на часы, а затем на Ларису, читающую через моё плечо.

— Буквально перед твоим приездом закончили, — доложила девушка, — Ольга его теперь снимать отказывается, пока ты не увидишь. Боюсь, и спать в нём ляжет, если тебя не дождётся.

Пришлось идти к сестре в комнату. Ну, не дело это девушкам спать в рединготе. Знать бы еще, что это такое.

Подозреваю, что Лариса в сговоре с женской частью моего семейства, потому что в комнате сестры меня ждала засада. Ольга посреди комнаты кружилась в своем наряде. Около стены на стуле сидела искренне улыбающаяся бабушка, а рядом с кроватью стояла насупившаяся мама.