Гаваль был молод, однако не понаслышке знал о печальных последствиях злоупотребления алкоголем. Он присмотрелся к бретеру и все понял совершенно верно.

— Там… — он замялся, буквально пританцовывая. — Там! — он махнул руками, компенсируя неточность экспрессией.

— Там, — повторил за ним бретер, морщась от очередной невидимой иголки, воткнутой в череп. — И что же там?

— Там!!! — воскликнул Гаваль, жестикулируя словно кукла, которую трясет очень энергичный ребенок. Судя по всему, произошло нечто удивительное, лишившее молодого человека дара связной речи. Раньян задумался, не стукнуть ли его, в конце концов, но Гаваль уже превозмог кавардак в мыслях и на языке.

— Хель! — выпалил он.

— Так, — Раньян подобрался, машинально тронул пальцами рукоять ножа. Опыт свидетельствовал, что когда «Хель» и паника оказываются в одной плошке, скучать не приходится.

— Беда! — наконец выдохнул Гаваль.

Раньян возвел очи горе и выругался, про себя, потому что язык распух, а во рту было сухо, как в летний полдень на крыше. Затем уставился на менестреля и приказал:

— Говори. Хотя нет. Куда идти знаешь?

— Да!

— Веди. Расскажешь по дороге.

— Расскажите.

Жена Ульпиана за одну ночь постарела лет на десять, самое меньшее. Она сидела молча, неестественно выпрямившись, одетая полностью в черное. Лишь платок в руках выдавал душевную бурю — старческие пальцы разлохматили и буквально изорвали тонкий батист, словно ветошь.

— Я понимаю, это тяжело, — Елена поджала губы, сообразив, как глупо в сложившихся обстоятельствах звучит «я понимаю». — Мне тоже доводилось терять близких. Внезапно терять… Расскажите, что случилось, прошу.

А я ведь до сих пор не знаю, как ее имя, подумала женщина. Милая безымянная жена, которая угощала сладкими напитками, ватрушками, не жалела добрых слов. А теперь вдова, убитая горем.

Старушка подняла взгляд, и Елену мороз пробрал, столько чистой, незамутненной ярости плескалось в глазах безымянной. Лекарка вздрогнула, затем поняла, что бешеная ненависть адресована не ей. Служанка поправила хозяйке чепец, будто не зная, чем еще помочь, встала позади, сложив руки на животе. Платье на ней оказалось заляпано кровью, видимо пожилая тетка была среди тех, кто раздевал и обмывал тело. Покойник лежал в одной из комнат на первом этаже, но Елена запретила себе искать его и прощаться с мэтром. Она боялась разрыдаться, расклеиться. Не хотела растрачивать решимость и хладнокровное понимание того, что следует делать. Потом будет время проститься с адвокатом. Оплакать одного из немногих людей, которые по-доброму отнеслись к девушке с Земли.

— Расскажите, — повторила Елена.

Вдова покачала головой, искры ненависти, бьющие через край, потухли, угасая пеплом бессилия.

— Я видела, — тихонько сказала, едва ли не прошептала служанка, косясь на хозяйку. — Я могу…

Она умолкла, не сводя взгляд с госпожи. Вдова тоже молчала, уставившись куда-то в пространство, сквозь Елену.

— Рассказывай, — попросила лекарка.

— Так… — протянул бретер, глядя на окна ульпиановской резиденции. Все они были закрыты наглухо ставнями, дверь перекрещена траурными полотнищами, свидетельствующими о большом горе. Вокруг дома носились мальчишки, готовые всего лишь за четвертинку гроша рассказать все про всех. Учитывая, что платили им в основном за красивости, описаниям этим доверять не приходилось.

— Значит, сначала она вернулась в дом Лекюйе, там переоделась и пошла сюда. Верно?

— Да, так и было, — подтвердил Гаваль.

— Смело! То есть для начала она прошла через город, ночью, одна и без оружия.

Раньян только сейчас вспомнил, что не прибран и не умыт, лицо обмела свежая щетина. Бретер быстро перевязал волосы лентой, собрав их в обычный хвост за спиной.

— Наверное, Бог помогал ей, — предположил Гаваль.

— Возможно, — согласился бретер.

Он подошел ближе к крыльцу, глядя на пятно крови у невысокого порога. Пятно старались замыть, но темно-красная жидкость будто въелась в камень, и остались хорошо различимые следы. Понадобится несколько дождей или щетка и много кипятка, чтобы убрать их окончательно.

— Значит, убийство, — подвел итог бретер с видом человека, отлично знающего суть вопроса. — Подставной поединок… Что ж, это мне знакомо.

Вдова остановила косноязычную служанку, неумело и многословно пытавшуюся описать происшедшее. Жест вышел коротким и властным.

— Они поджидали его у порога, — сказала пожилая женщина. — Будто в точности знали, что Ульпиан приглашен вечером на прием. Он шел один, со слугой, я провожала. Напрасно…

Новая гримаса душевной боли, сдержанный всхлип.

— Они? — уточнила Елена.

— Да. Четверо. Дворяне, на каждом гербовые знаки, но…

Судорога искривила бледное лицо, на несколько мгновений выдержка изменила старой женщине, однако вдова быстро вернула, по крайней мере, внешнее спокойствие. Продолжила столь же рассудительно и деловито.

— Но я их не знаю. Что-то незначительное. Возможно незаконнорожденные.

Елена молча кивнула, принимая к сведению услышанное.

— Я сразу поняла, что они задумали. Но Ульпиан… он был горд и не стал бежать. Было так легко… просто сделать три шага и закрыть дверь, накинуть засов…

Платок, в конце концов, треснул, разрываясь пополам.

— Он был горд, — повторила вдова. — Он не побежал сразу, хотя в том не было бы позора. Наверняка опасался, что я окажусь слишком медленной… Задержался. А они стали оскорблять его веру.

— Веру? — переспросила Елена. Она думала, что убийцы спровоцировали адвоката, задевая супругу. Для тех, кто знал глоссатора и его трогательные чувства к жене, это был напрашивающийся и лучший повод. Но кто-то рассудил иначе… и, видимо, оказался прав.

— Да. Глумились над Двумя. А затем старший сорвал с мужа его символ. Дернул так, что лопнула цепь.

Елена молча ткнула себя меж ключиц, дескать, тот знак, что Ульпиан носил здесь? Вдова слабо кивнула.

— И наступил. Тогда муж бросился на него с бранью и кулаками.

Ее голос прервался. Старушка тяжело глотнула, вытерла глаза обрывком платка. Кожа на ее шее мелко подрагивала, на висках пульсировали темные жилки. Однако пожилая женщина быстро справилась с новым приступом рыданий, снова замерла, глядя в угол комнаты холодно и ненавидяще.

— Оскорбление дворянина, — констатировала Елена, вспоминая уроки адвоката. — Требование немедленного удовлетворения? И дуэль?

— Да. Муж неплохо владел мечом.

— В самом деле? — не сдержала удивления Елена. Она ни разу не видела работодателя даже с кинжалом в руках, не говоря о чем-то более серьезном.

— Он же был студентом, — грустно улыбнулась старушка. — И не из последних!

В ее словах чувствовалась нешуточная гордость, и Елена подумала, что, вероятно, здесь студент тоже по умолчанию дебошир, повеса и любитель драк. Вдова сгорбилась, будто лишь сейчас поняла, что муж действительно «был». Был во всех смыслах. А теперь нет, и никогда уже не будет.

— Значит, дальше дело должно рассматриваться в суде, — рассудила лекарка.

— Не поможет, — покачала головой пожилая женщина. — Там правду не найдешь.

— Посмотрим.

Они посмотрели друг другу в глаза, молча, будто могли общаться мысленно, не прибегая к словам. Сбивчиво забормотала служанка, вроде бы про то, что Бог приговорил и взял, про смирение и что-то еще, но ее никто не слушал.

— Справедливость обходится дорого. Особенно когда неправду творят большие люди, — вымолвила бывшая жена глоссатора. — У нас немного денег в доме, но кое-что найдется, — она прикрикнула на служанку. — Принеси шкатулку!

Елена хотела сказать тривиальные вещи про то, что старается не ради денег и так далее, но промолчала. Вдова была права в каждом слове, отказываться от вспомоществования глупо, а спорить лишь ради того, чтобы обставить согласие каким-то ритуалом уговоров — бессмысленно.