Почему все подонки так трусливы? — подумалось Елене. Почему тот, кто наслаждается чужой болью, так ссыкливо встречает собственную гибель? Загадка…

— Шагай!

Она повела его через арену, не отпуская воротник. Барбазу шатало, он елозил непослушными ладонями по животу, но Елена подгоняла строптивца уколами в зад. В глазах мутнело, женщина чувствовала, как из нее самой с каждым шагом уходит кровь, а вместе с кровью и жизнь. Боль энергично напоминала о себе по мере того как перегорал адреналин, и тело остывало от горячки боя. В конце концов, они дошли, запинаясь, израненные, так, что уже было неясно, кто кого ведет.

Вдова Ульпиана поднялась со скамьи — маленькая, пожилая, одетая с головы до ног в траур. Хотя в эту минуту она не казалась ни старушкой, ни даже женщиной. Вдова стояла молча, с огненным взором, как языческий дух, как воплощение мести. Не правосудия, а буйного, кровавого возмездия, которое взымает плату лишь по самой высокой мере.

Они обменялись взглядами, женщина пожилая и женщина молодая. Барбаза открыл рот, хотел было что-то сказать, пуская кровавые пузыри, но Елена молча, не тратя слов, ударила его сбоку в шею, вонзив обломок граненого клинка по самую гарду. «Бэ» тряхнула судорога, он спазматически задергался, очень быстро щелкая челюстью и не в силах издать ни звука — клинок перекрыл глотку. Елена толкнула его в спину, крепче сжав рукоять, и бандит качнулся вперед, заваливаясь лицом вниз.

Как женщина удержалась, как не упала вслед за умирающим, она и сама не поняла. Наверное, исключительно через немыслимое напряжение воли, а также божьим попущением. Барбаза повалился тяжело, как бревно, громко стукнулся лицом о камень, заколотил ногами в недолгой агонии. Дессоль со слабым криком наконец-то потеряла сознание, упав на руки компаньонки. Вдова с дьявольской улыбкой на морщинистом лице поклонилась мстительнице.

Елена оглянулась с диким выражением, чем то средним между «кто еще не получил свою долю?!» и «что я здесь делаю, кто все эти люди?». Подумала, причем даже серьезно, что надо бы все же вытащить дареный меч из трупа, дабы покинуть ристалище достойно, правильно. Однако со всей отчетливостью поняла, что сил у нее осталось буквально на несколько шагов. Да и благородная арена теперь больше походила на скотобойню, где достоинству с честью места не было. Женщина похромала к выходу, там поджидал Раньян, который даже не пытался держать марку и делать вид, что ему все безразлично.

И вот здесь то, когда прошел запал схватки, боль, наконец, догнала ее.

Елена сумела дойти до ворот, забранных деревянной решеткой с металлическими набойками, даже ни разу не споткнувшись, с трудом переставляя прямые ноги. Там она упала на руки бретера, закусив губы, озираясь невидящим взором. И лишь когда Раньян поднял ее, завернул в плащ, с легкостью, как ребенка, понес куда-то далеко, в темноту и тишину, Елена позволила себе заплакать от боли.

_________________________

Прием против левши:

https://www.youtube.com/watch?v=xqbri57mAII

"Удар Жарнака":

https://www.youtube.com/watch?v=iboe4Fquwrw

Напомню, что кинжал Елены выглядел примерно так:

— На стол ее! — приказал бретер. — Осторожнее! Не бередите раны.

Он корил себя последними словами за то, что не подготовился раньше и лучше. Не предусмотрел, что Хель может быть ранена и придется тащить ее через несколько кварталов домой. Но сделанное — сделано (точнее наоборот, не сделано!), горевать бессмысленно, теперь надо все исправить.

Безвольное тело Хель положили на стол в кухне, он был самым широким и удобным во всем доме, к тому же по требованию лекарки каждый день скоблился и ошпаривался крутым кипятком. Раненую женщину колотила дрожь, тело горело, как в огне, по лицу стекал пот. Она зависла в пограничном состоянии, когда здравый рассудок вышел, хлопнув дверью, но и обморок не торопится в гости. Хель бредила, кусая губы, бормоча невнятное. Судя по интонациям, то жаловалась на что-то, то обращалась с мольбой. Причем Раньян заложил бы собственную душу на то, что доброй половины слов нет в обычном, человеческом языке.

По личному (и крайне богатому) опыту бретер сказал бы, что у Хель отличные шансы остаться в живых, где-то четыре пятых, может и больше. Однако, во-первых женщины есть женщины, они устроены по-иному и случается, что выживают тоже по-своему. Во-вторых, убить способна и легкая царапина. Поэтому Раньян старался действовать как можно быстрее и точнее.

— Она здесь?! — Дессоль ворвалась в обширное помещение, где все еще висел густой запах вечерней готовки. Баронесса перевалилась с ноги на ногу, опираясь на руку компаньонки, но спешила, как могла.

— Уйдите! — буквально приказал бретер, сразу представляя масштаб грядущих неприятностей. — Вас тут быть не должно!

— Это тебя сейчас тут не будет, — грозно пообещала баронесса, подходя к столу. Увидев, в каком состоянии находится подруга и любовница, Дессоль тихонько вскрикнула, повисла на компаньонке, едва не уронившей драгоценную ношу. Загремела упавшая со стола медная кастрюля.

Раньян скрипнул зубами, но промолчал, решив, что тратить время на ссору и объяснение очевидного сейчас глупо. Хель потеряла много крови, ей требовалась немедленная помощь. Кухня, тем временем, заполнялась народом. О грядущем поединке знали все, кое-кто даже слушал за оградой арены, так что заспанных физиономий тут не было. Взгляд бретера выхватил бледное, однако удивительно спокойное и сосредоточенное лицо служанки Хель.

— Ты! — указал на нее пальцем Раньян. — Ты нужна.

— Да, — очень тихо, но все с тем же спокойствием отозвалась девушка. — Что мне делать?

Но сделать они уже ничего не успели, домашние слуги как-то разом стали исчезать, растворяться в воздухе под звон шпор и громкий стук шагов. Бретер опять скрипнул зубами, понимая, что это значит. Так и вышло — под высокие своды, сложенные из потемневшего от сажи кирпича, шагнул барон Аргрефф. И пребывал он отнюдь не в благостном состоянии духа. Раньян барона вполне даже понимал, на месте супруга он, скорее всего, тоже впал бы в едва контролируемое бешенство. Безжалостная и кровавая резня — не то зрелище, которое следует видеть жене на последних месяцах тягости.

Но, бог мой, как же это все осложняло…

— Ты унизила нашу семью. Опозорила наше имя, явившись туда, где женщинам не место. Ты рискнула жизнью моего нерожденного ребенка. И все ради этой поганой приблуды.

Голос барона казался тихим, но клокотал едва сдерживаемой яростью. Дессоль опустила голову, пряча испуганные глаза.

— Да, мой господин муж, — пролепетала она.

— Ты осмелилась меня ослушаться. Воспользовалась моей отлучкой!

Судя по тону, больше всего Теобальда угнетало именно ослушание жены. Он был одет в дорожное и, очевидно, несколько часов провел в седле. Раньян отметил, что платье барона нарочито скромное, неброское, аристократ даже бриллиантовую серьгу не надел, хотя прежде всегда носил фамильную драгоценность. Очевидно, Теобальд путешествовал инкогнито по срочной и секретной надобности.

— Я приказал тебе не вмешиваться. Я! Приказал! — он уже не говорил, а шипел как разогретая сковорода с каплей воды. Барон посмотрел на окровавленное тело Хель, которую снова начали ломать судороги. — Вышвырните это за ворота, немедленно!

— Нет, — ужасаясь собственной храбрости, шепнула Дессоль. — Она останется здесь!

Окончательно выйдя из себя, барон шагнул к супруге, занося ладонь для пощечины. Компаньонка взвизгнула, слуги — те, что посмелее и не сбежали от барского гнева — отозвались нестройным возгласом. А дальше все случилось очень быстро — Раньян в одно слитное движение шагнул к барону и перехватил руку обозленного дворянина, погасив энергию удара. Продолжая, бретер отступил на шаг и поклонился, быстро вымолвив: