Пять с половиной.

Самой опасной из оставшихся представлялась «кольчужница», и Елена нацелилась вскрыть ей глотку, благо нож был наточен как бритва два дня назад и с тех пор не использовался, а, следовательно, и не затупился.

Шесть.

Хлопок в ладони остановил порыв злобных теток, как боевой горн хорошо обученного коня. Вперед выступила самая пожилая и в то же время незаметная, безлико-серая участница блядского сборища. Настолько незаметная, что прежде она будто терялась на фоне стен, как серый паук, засевший в тенетах, полных мусора и пыли. Однако прочие слушались ее беспрекословно, казалось, что даже без слов, по велению одной лишь мысли.

Все замерли, как гладиаторы, которым вот-вот дадут отмашку на кровь и убийство. Оказавшийся поблизости бретер уставился куда-то вверх, демонстративно держа руки подальше от сабельной рукояти. Это многое говорило о серой тетке, остановившей драку. Безликая, тем временем, сделала несколько быстрых жестов, и побитую жертву споро затащили куда-то в подворотню. Елена чуть расслабилась, опустила ниже плащ, демонстрируя, что драки не ищет, но готова продолжить.

Самое странное и, пожалуй, забавное, что в глазах «гиен» она не видела ненависти или какой-то особенной злобы. На нее смотрели примерно как вчерашние бойцы Дорбо и Карнавон. Дескать, каждый делает то, что дОлжно, и это по-своему правильно.

— Тише, miniog gariad, тише, — подняла сухую, искривленную ладонь «паучиха».

Что такое «miniog gariad» Елена в точности не понимала, но это звучало как искаженное жаргоном и произношением «резкая подруга». А еще она знала, от чего получаются такие кривые пальцы. Руку серой женщины переломал не ревматизм, а тиски палача. Притом работа была очень грубой, неквалифицированной, не ради причинения боли для установления истины, а чтобы целенаправленно изувечить.

— Что тебе нужно? — спросила женщина. Голос у нее был под стать внешности, такой же сухой, невыразительный, как шелест осенней листвы. И жизнь кругом тут же возобновилась, будто повернули невидимый рубильник. Снова застучали подошвы, громко заговорили прохожие, бретер отморозился и заторопился куда-то в сторону. «Гиены» перестроились, вроде и незаметно, однако слаженно, прикрыв явную предводительницу с флангов.

— Мне нужен ваш…

Тут Елена запнулась, поняв, что не понимает, как сказать «сутенер». Иногда ее знание местного языка давало неожиданные сбои.

— Тот, кто здесь всем заправляет.

— Зачем?

Вопрос прозвучал очень предметно, без всяких условностей.

— Есть дело, и есть вопрос, — Елена старалась говорить столь же четко и прямо. — Дело насчет запрета работать у канатчиков и пивоваров. Вопрос личный, о нем после.

Откуда-то буквально вывинтился подросток неопределенного возраста и пола, быстро зашептал на ухо серой тетке. Наговорил, что хотел, исчез так же оперативно и незаметно. Пыльная женщина еще более внимательно посмотрела на Елену. Затем сказала:

— Ступай за мной.

Рыжеволосая оглянулась по сторонам, довольно неуверенно, прикидывая, что выходить из удобной оборонительной позиции как-то… страшновато.

— Не бойся, — безликая сразу и безошибочно поняла причину колебаний. — Если дело того стоит, тебя выслушают. А если нет, то и приходить не стоило.

Елене отчего-то показалось, что ее и узнали, и рассказали об этом серой, но догадку рыжая оставила при себе. Она молча развернула плащ и спрятала клинок в ножны. Подняла с мостовой кепку.

Ударили колокола, странно, в неурочный час. И подействовали они тоже странно, как манок, пробуждающий веселье. Звон разносился по городу, а вслед за ним, словно круги на воде, расходилось нездоровое, какое-то лихорадочное возбуждение. Грязные дети забегали еще быстрее и суматошнее, захлопали двери питейных заведений, откуда-то выволокли бочку с дешевым вином, взломали топором и стали угощать всех прохожих, будто наступил значимый праздник.

Елена застегнула плащ, чувствуя, как окончательно успокаивается дыхание. Шагнула вперед, к серой женщине и сдержанно, стараясь держать марку, вопросила:

— Что празднуют?

— Так император подрался в поле, — ответила серая. — Большая, говорят, вышла драка. Гонцы как домчались с известиями, так и гулянка пошла.

Прежде чем Елена успела задать следующий вопрос — кто же кого побил — она строго повторила:

— Иди за мной. Глаз не поднимай, руками больше не размахивай. С тобой обошлись невежливо, это верно. Но ты ответила с перебором, нехорошо. Не усугубляй.

Елена развела руками, дескать, все понятно, и снова подумала про себя: интересно, кто же все-таки победил?..

_________________________

Про подушку для беременных — одна моя знакомая, таким образом, лишилась то ли двух, то ли трех, их реквизировали родственники (ни разу не беременные). Очень удобная вещь. Сам о такой подумываю.

Насчет ужасающего положения матери и ребенка в период до-индустриальной медицины я не преувеличивал, а скорее наоборот. Почитайте доклады медиков относительно детства в дореволюционной России — гарантирую, это будет страшнее любого хоррора. Но и в верхах общества тоже не скучали.

«Обычным делом было швыряться спеленутыми детьми. Брата Генриха IV для забавы перебрасывали из одного окна в другое, уронили, и он разбился. Примерно то же случилось с маленьким графом де Марлем: «Приставленная к ребенку нянька и один из камергеров развлекались, перебрасывая его друг другу через окно... Иногда они притворялись, что не могут его поймать... маленький граф де Марль падал и ударялся о камень, который лежал внизу». Врачи жаловались на родителей, ломавших кости своим детям в ходе «обычной» игры в подбрасывание младенца. Няньки часто говорили, что корсет, надетый на ребенка, необходим потому, что иначе «его нельзя будет подбрасывать». Я помню, как один выдающийся хирург рассказывал случай из своей практики: ему принесли ребенка, у которого «несколько ребер были вмяты в тело руками человека, подбрасывавшего его без корсета». Кроме того, врачи часто с осуждением упоминали другой распространенный обычай — с силой встряхивать ребенка, вследствие чего ребенок оказывается в оглушенном состоянии и некоторое время не доставляет хлопот тем, кто его нянчит»

Ллойд Демоз, «Психоистория. Эволюция детства»

Кстати, если кто-то думает, что трупный мармелад это выдумка — раздумайте. Использование мертвой плоти во всех видах — от крови до «черепного мха» в медицине средневековья и Ренессанса было настолько распространено и развито, что некоторые исследователи пользуются термином «медицинский каннибализм».

Использование плаща в схватке:

https://www.youtube.com/watch?v=DEr4Zq7xhOg

— Примите, Ваше Величество.

С этими словами Шотан протянул юноше стеганую куртку бледно-зеленого цвета, на шнурках. Поддоспешник не предназначался для парада и был полностью лишен каких-либо украшений. Рукава в косую клетку, на плечах широкие кожаные петли для закрепления деталей брони, хребет защищен дополнительными валиками, а под мышками нашиты полотна очень мелкой кольчуги. Простая, полезная вещь, набитая шерстью.

— В плечах широковат, — отметил император и попробовал пошутить. — Ценю вашу веру в мои силы.

— Так и должно быть, — очень серьезно, без тени улыбки сказал Шотан. — У правильно сшитых акетонов рукава в плечах уширены и приподняты, чтобы не сковывать движения. Например, широкий замах.

— Как интересно, — пробормотал юноша, скрывая страх за пустыми словами.

Оттовио было страшно. Безумно, невероятно страшно. Холодный пот, казалось, уже насквозь промочил нижнюю рубашку, пальцы дрожали, да и голос то и дело срывался на противный фальцет.

— Оставьте нас, — приказал Шотан, глядя поверх слуг и оруженосцев. Те немедленно повиновались, императорский павильон опустел. Юноша ревниво подумал, что его приказы выполняются как бы не медленнее, и вообще граф распоряжается в шатре императора как в собственном.