— Как далеко завело нас с тобой пустословие, — решительно изменил направление беседы старший брат. — Ни королевская власть, ни предстоятели, разумеется, не могли запятнать себя бессудной расправой, верно ведь?

— Да! — горячо выдохнул младший Блохт, опять тряхнув косичками, в которые были вплетены крошечные медные колокольчики как символ «бедного» служения. — Истинно так! Но…

Он вспомнил, что в молчании благо и буквально проглотил слова, крутящиеся на языке.

— Вернемся к досужему вопросу, — решительно предложил граф. — Я правильно понимаю, что те тупые черти схватились за оружие?

— Да. Свидетели высказались категорично, — хилиарх проигнорировал упоминание чертей. — С клинками наголо полезли в драку.

— То есть они поступили не как богобоязненные горожане, которые передоверяют решение тем, кто сведущ, — отметил граф. — И, собственно, приняли вызов оружно, не так ли?

Хилиарх качнул головой в знак согласия.

— Тогда я не вижу повода отказать девчонке в ее требовании, — подвел итог старший брат.

— Да какая там девчонка, — проворчал младший. — Дылда с меня ростом. Ей не меньше семнадцати-восемнадцати! Но…

— Я видел ее, — напомнил граф. — Что “но”?

Хилиарх не поднял глаз, уставился на тапочки брата, обшитые мехом.

— Сообразно давним обычаям обвинитель может призвать к ответу не только лишь обвиняемого, но и свидетелей, — выдавил он, в конце концов. — Хель обвинила троих в лжесвидетельстве и бросила вызов скопом. Всей четверке.

— Ну, так и что? — поморщился граф. — Она затребовала помощника для уравнивания шансов?

— Нет. Но бретер сам вызвался к ней в пару.

— Вот этого не нужно, — граф в очередной раз поднял палец с видом знатока вселенской истины. — Он их всех покрошит. Разве что позволить им напасть толпой, скопом, иначе шансов нет. Но это лишнее. Хель хочет правосудия? Пусть получит. Хочет драться с четырьмя? Пусть бьется. По жребию или выбору. Это будет честно, это справедливо.

Церковник мотнул головой, на лице его отобразилось глубочайшее сомнение.

— Подумай сам, — Блохт склонился вперед и участливо предложил. — Представь, что может случиться? Они ее прикончат. Первый же боец. Ну, может быть, второй, ежели она в самом деле что-то там умеет с клинком и ухитрится свалить первого. Что с этого Храму и Церкви? Какой вред? Никакого. Бог глянул — и девицы не стало. Я не понимаю, что гложет тебя? Ищешь решение, которое полностью угодило бы тетрарху и Эйме с Карнавон? Вот оно, пользуйся. И руки Церкви чисты.

Хилиарх поднялся, резко, шатнув столик, сделал несколько порывистых шагов, нервно тиская ладони без мозолей и с полированными ногтями.

— А что, если… — прошептал он. — Если…

— Что? — не понял граф.

— Скажи, — повернулся к нему церковник с такой силой, что полы фиолетового халата взметнулись как юбка. — А ты задумывался?... над тем… — каждое слово давалось хилиарху с большим трудом. — Ведь Пантократор видит все.

— А, вот ты о чем, — граф нахмурился, поджал губы.

— Я понимаю твое неверие, — заторопился младший. — Я тоже никогда не видел чудес, на меня не сходила благодать, не прозревал я ни прошлого, ни будущего. Иногда мне даже думалось… может быть правы еретики, которые верят, что Пантократор давно пренебрег нами? Что Бог оставил людей наедине с их собственными грехами и … дьяволом? Но все же…

Хилиарх набожно схватился за кольцо и сделал движение, будто намеревался пасть на колени. Однако не пал.

— Она не может победить, — твердо указал граф. Почти твердо. Младший Блох слишком давно знал родича и безошибочно определил легкую, можно сказать легчайшую нотку неуверенности.

— Брате! Это Суд Божий! Божий, не людской. А сила Господня поистине велика. И если правда впрямь на ее стороне… а мы то знаем, что так и есть… они падут словно колос под серпом.

Граф помолчал, сложив руки так, будто ему стало зябко. Затем посмотрел снизу вверх на брата

— Боишься увидеть доказательство того, что Пантократор, в самом деле, смотрит и видит? — протянул Блохт. — Что все грехи впрямь сочтены и записаны?

— А ты? — ответил вопросом на вопрос хилиарх. — Ты нет?

Тяжкая, неприятная пауза придавила собеседников.

— Что ж, — проговорил, в конце концов, граф. — Ты пришел за советом, и совет я дал тебе. Разреши бой и отойди в сторону. Предоставь им поубивать друг друга, как получится. Любой исход оберни себе на пользу. Себе и семье. Что же до остального, тут я не помощник и не советчик. Как примириться с Богом и совестью, это каждый сам решает.

Барка умер, и Елена отошла в сторону, вытирая пот со лба предплечьем. Ранка на лице саднила, руки отяжелели от усталости. Все-таки размахивать в быстром темпе предметами весом более килограмма каждый — хороший спорт и ощутимая нагрузка. С чистейшего — без единого облачка — неба изливали мертвый свет уходящее солнце и огромная луна, бесстрастно освещая поле боя. Третий “Бэ” — Барбро — шагнул вперед, готовый к схватке. Над трибунами прошла волна тихого, сдержанного ропота — общественность не оценила явного стремления измотать женщину, не дать ей передышки меж поединками. Но распорядитель напомнил: «Тишина!», и недовольство затихло. Началась третья сходка.

Как и предыдущий боец, Барбро использовал комбинацию «баклер плюс длинный клинок», только меч был короче и шире граненого шила Барки. Помимо этого противник оказался левшой. Елена чуть присела и злобно ухмыльнулась, на мгновение поддавшись злорадству — вот муж, который считает, что леворукость наделит его преимуществом. Но лишь на мгновение, памятуя, с кем имеет дело.

Они обменялись пробными выпадами. В отличие от предшественников оппонент не старался подавить женщину с наскока, задавить массой и напором. Барбро атаковал умно, расчетливо, делая ставку на изматывание противницы и свою «неудобность» как левши. Мечи скрипели и звенели, сталкиваясь и расходясь, дрожа словно готовые к броску гадюки. «Бэ» обозначил удар баклером в голову, Елена отступила на шаг, игра клинков возобновилась. Фехтовальщица ловила ритм, стремилась уловить последовательность действий, которая есть у каждого, понять совокупность всех движений убийцы, сложенную из шагов, взмахов, даже дыхания. Елена уже видела, что противник предпочитает не принимать удары на щит, а бить им словно кастетом. Очевидно, он все-таки был переученным правшой, и хоть выучился действовать с левой — причем отменно! — родной для него «зеркальная» манера так и не стала.

Понять…

Подхватить…

А затем использовать.

Барбро был хорош, не намного, но все же ощутимо лучше предыдущих “Бэ”, однако внимательному глазу открывалось, что красавчик с римским профилем — не бретер. Умения у него шли от скорости, силы и практики, а за Елену играла Школа. И поставленные магом-воином приемы, специально заточенные против левши.

— Локоть слишком далеко отведен от тела. Клинок в гвардии перекошен, появляется брешь в защите. Быстрый и правильный выпад пробивает ее.

— Но твой противник быстр и потому отводит его обычной защитой. Скорость на скорость. А что мы можем противопоставить скорости?

Прием, повторила Елена ответ и шагнула вперед, контратакуя. Она широко взмахнула таргой, отвлекая внимание, и в то же мгновение буквально метнула вперед руку с мечом в стремительном выпаде. Барбро мог просто заслониться щитом, однако в очередной раз предпочел оставить правую руку свободной для маневра и удара. Он парировал клинком, быстро и грамотно, защита была идеальна для солдата или просто хорошего фехтовальщика. Однако в ней имелся изъян, понятный и видимый лишь настоящему бретеру, небольшая брешь, тот самый отведенный локоть….

— Клинок начинает движение, словно маятник, торс разворачивается и, кажется, что защита удалась.