Барнак Гигехайм очень хотел торговать, имея к тому все предрасположенности, обзаведясь нужными знакомствами, даже сколотив небольшой стартовый капитал. Но все-таки не готов был платить за мечту низложением из дворян, потому что удастся ли со временем аноблироваться заново — бог его знает, а простолюдином ты становишься сейчас.

Гигехайм имел по этому поводу беседу с Ульпианом, который вроде бы нашел вполне легальную и приемлемую лазейку, однако погиб, прежде чем успел оформить все надлежащим образом. Теперь молодой рыцарь-негоциант рассчитывал на Хель как на помощницу глоссатора и надеялся, что, быть может, она завершит начатое мэтром.

Елена задумалась. В принципе… в принципе у покойного юриста все было хорошо упорядочено, каждое дело хранилось в отдельном ящичке или кожаном футляре (Елена хотела познакомить мэтра с концепцией картонной папки, однако не успела). Вряд ли вдова откажет Хель от дома, так что для начала можно просто зайти да посмотреть.

Неверно истолковав ее молчание, Барнак смутился и, отчаянно краснея, стал намекать на вознаграждение. Это женщине понравилось, даже очень, и она ответила согласием, оговорив, что ничего обещать не станет, посмотрит, какие шаги можно предпринять, а о цене договорятся после, сообразно выполненной работе. Про себя Елена решила, что если получится, денег она возьмет символически, для порядка. Грешно брать за исполнение мечты, да еще с хорошего человека. Тем более, что в деньгах женщина теперь нуждалась куда меньше прежнего.

С другой стороны, задумалась она, разве мечта не должна стоить дорого? Если нечто легко достижимо, это уже и не мечта вовсе. Тем более, серебро женщине пригодится.

— Не будем откладывать, — решила она. — Сходим сейчас.

Сказано — делано, Елена предупредила Витору, куда слать гонца в случае экстренной надобности, а затем отправилась в первую за много дней дальнюю вылазку из дома. Барнак, разумеется, приехал верхом и в сопровождении конного слуги. Слугу просто ссадили, оставив дожидаться хозяина, и Елена с относительным комфортом поехала верхом. Относительным, потому что конь был не «домашним», а многоцелевым, управлять им оказалось непросто. Женщина быстро утомилась обуздывать норовистую скотину, а нога разболелась еще сильнее. Впрочем, альтернативой было или отправиться пешком (медленно) или на коне Гигехайма, в обнимку с рыцарем (предосудительно). Так что Елена жалела о скоропалительном решении, но держала марку.

Одно хорошо — добрались быстро и без эксцессов. Однако недолгое путешествие оказало на Елену гнетущее впечатление, заодно продемонстрировав, как много она пропустила за время отлеживания. Прежде столица была просто неприятным ареалом, где при некотором желании, а также настойчивости все же находились интересные и приличные места с развлечениями. Теперь же столица откровенно пугала.

Над тесными улицами Пайта сгустилось мрачное ожидание чего-то, а горожане, и прежде не бывшие рекламой дружелюбия, казались еще более тревожными, недовольными. Елена отметила, что слишком много пьяных, учитывая будний день. Вдоль стен буквально толпились мужчины и женщины, плохо одетые и голодные на вид, готовые хвататься за любую работу. Так же отчаянный и в то же время тоскливый вид был у мелких подмастерий и учеников, которые не имели постоянной службы и нанимались на день или единоразовую работу. Судя по всему, каждый в столице проникся новыми веяниями, причем в массе своей люди не ждали ничего хорошего. В противовес печальным и тревожным горожанам, немногочисленные господа жизни (в первую очередь мастера и ученики, имевшие твердую «прописку» в цехе) откровенно радовались и не скрывали этого. Временами кто-нибудь провозглашал здравницу и хвалу Его Высочеству, а также Их Милостям, которые, в конце концов, очистят город от нечистот — во всех смыслах. Подобные «тосты» встречались гробовым молчанием, в котором читалась лютая и в то же время бессильная злоба.

Очевидно мысль о том, что все это может рвануть ежечасно, пришла в голову не только Елене, потому что на улицы вышли, кажется, все до единого дружинники и наемники графов. Притом уживались они вполне бесконфликтно, хоть и глядели друг на друга волками. Надо полагать, и солдаты, и командиры отлично понимали, что сейчас главный враг — не визави с кокардой неправильных цветов, а страшная, молчаливая толпа, собранная из тысяч горожан, каждый из которых ежечасно примеряет на себя тяжкий удел нищего изгнанника.

В общем, не осталось и следа от праздника, что начался с победы императора Оттовио черт знает где и непонятно над кем, а кульминации достиг во время торжественного приема у короля. Однако рыцарь есть рыцарь, поэтому на Елену разве что косо поглядывали и уж тем более никто не пытался остановить маленькую процессию.

Заминка возникла только единожды, когда пришлось обождать, пропуская целый конвой из пары десятков конных воинов и нескольких повозок с каретой. Судя по всему, какой-то негоциант решил, что городской воздух ему вреден и покидал столицу, прихватив добро, а также семью. Повозки катились, из-за каретных занавесок виднелись испуганные лица, все девчонки, наверное купчину Параклет сыновьями не одарил. Охрана выглядела очень боевито и сурово, смотрела орлами, воинственно топорщила усы, кавалеристы демонстративно хватались за оружие при любой попытке кого бы то ни было подойти. В общем, все выглядело… вроде бы нормально. Однако Елена никак не могла избавиться от странного ощущения — что-то здесь ненормально, что-то неправильно, хотя пытается казаться обычным.

Примерно как с попытками осознать проблему кесарева сечения, мироздание будто подкинуло женщине тест на внимательность. Посмотри картинку и пойми, что в ней лишнее… или наоборот, чего не хватает. Елене было в высшей степени безразличны и купец, и его семья, и, тем более, наемное сопровождение, но взгляд скользил по конвою, будто намыленный, не цеплялся, как положено. А должен бы. Женщина никак не могла понять, чего не хватает на картине, и потихоньку злилась.

Барнак проводил кавалькаду странным взглядом, где смешались жалость, печальное понимание неизбежного и, как ни странно, презрение. Елена решила, что здесь, наверное, сложные аспекты внутрисословных или даже межсословных отношений и воздержалась от ремарок. Хотела расспросить позже, но тут и процессия закончилась, они тронулись дальше, а потом женщина попросту забыла о мимолетной встрече.

Вдовы не оказалось дома, но слуги впустили гостью сразу и без малейших возражений. Точно также пропустили, даже проводили со всем почтением в святая святых — кабинет и библиотеку покойного мэтра. Дом был темен, весь завешан трауром и пропах можжевельником, его ветви полагалось жечь в память о мертвых и у двоебожников, и у верующих в Пантократора.

Елена уже настроилась на долгий и бесполезный поиск — как раз в общей тенденции мрачного и нерадостного дня. Однако искомое нашлось почти сразу, очевидно дело Гигехайма было среди последних, над которыми работал адвокат. Четверти часа оказалось достаточно, чтобы просмотреть записи, понять суть вопроса и захватить документы с собой.

— Держи, — за воротами она протянула Барнаку несколько перевязанных шнурком свитков. — Здесь все.

— Все? — уточнил слегка растерянный кавалер.

— Да.

Елена два-три мгновения героически боролась с жадностью, и совесть победила.

— Вознаграждение отошли вдове.

— Хорошо, — озадаченно согласился Барнак, глядя на бумаги с тщательно скрываемой, но все же очевидной растерянностью. Очевидно, несмотря на близость с Алонсо, знание правил и законов не относилось к достоинствам юноши.

Елена скупо улыбнулась и кратко объяснила суть лазейки, найденной Ульпианом.

— Есть одна возможность. Старый обычай «усыпления» благородного состояния, — она развернула один из листков, прочитала. — «Дворяне, которые торгуют и с этой целью образуют товарищество, вполне могут сделать сие, однако с обязательным уведомлением королевского судьи, ближайшего к месту их проживания. На время продолжительного совершения торговли и образования товарищества его участники остаются носителями благородных фамилий, однако их привилегии усыпляются, подобно тому, как увядает росток в зимнюю пору. Товарищи облагаются тальей, косвенными сборами и ротюрными податями так же, как если бы они были урождены в третьем сословии. Кроме того хорошо будет, если каждый из них назначит в установленном порядке поручителя и управляющего делами владения на время, пока сам будет заниматься делами товарищества. Ибо отправление означенных действий человеком чести, который, однако же, ведет жизнь, достойную купца, премного сложностей повлечет». Понимаешь?