— Сейчас в Ойкумене два самых важных, самых главных человека. Один из них в Мильвессе. Он правит миром и зовется Оттовио.

Елена криво усмехнулась, ей казалось удивительным отсутствие традиции нумеровать королей с императорами. Тезкам давали всевозможные прозвища, но и только.

— Второй здесь, с нами.

Все невольно посмотрели на мальчика, который окончательно растерял ухоженность юного дворянина, обломал полированные ногти, исцарапался, наполучал синяков и теперь был неотличим от рядового оборванца. Хотя нет, осанка у него все еще оставалась королевской. И сохранилась привычка смотреть в разговоре на переносицу собеседника, как бы сверху вниз, однако без прямого вызова.

— Артиго нужен всем, — продолжила Хель. — Был, есть и будет, пока его снова кто-нибудь не захватит. Или пока смерть не окажется подтверждена. Это его тяжкая ноша. Его и тех, кто рядом с ним.

Она потерла пальцы друг о друга, будто стирая капли воды. Дождь за стенами усиливался.

— И у меня дурные новости для тех, кто собрался бежать наособицу, — Хель улыбнулась другой половиной рта. — Думаю, уже поздно.

— А чего на меня уставились, — проворчал Марьядек, хотя специально вроде бы никто на браконьера не смотрел. — На себя зенки поворотите… Я вообще пострадавший. Все у меня было в сале и патокой сверху полито. А теперь ни кабачка, ни бабы… И нога опять ноет.

— Это все от сырости, — обнадежила Хель. — Привыкай.

— Она права, — неожиданно буркнул изувеченный рыцарь, шкрябая по мечу бруском. — Вас видели и запомнили. Десятки, может сотни шпиков и лазутчиков месяцами кропали доносы из Пайта. Подробнейшие доносы. Всех вас, каждого описали, измерили, занесли на пергамент. И будут искать неустанно.

— Так я… мы в истории? — зарумянившись, как девица, спросил Гаваль, которому явно пришлась по вкусу идея насчет известности. — И все-все про нас узнают?

— Вот бестолочь, — пробормотала Гамилла, покачивая склоненной головой. Менестрель покосился на нее и увял, видимо сообразив, какие последствия обещает столь необычная слава.

— У тебя есть предложение? — напрямик спросил Кадфаль.

— Да.

Хель сделала паузу, будто предоставив каждому возможность приготовиться, навострив уши для лучшего понимания.

— Мы пойдем дальше, на север. Как прежде, вдоль границ Столпов, там, где поменьше дорог, больших селений и порядка.

— То есть подставимся под набеги злобных дикарей, — уточнил Бьярн. — Они как раз долины грабить начнут по бескормице.

Марьядек зло покосился на рыцаря-искупителя и проворчал что-то насчет бронелобов, которым исстари наваливали крепкие парни с алебардами. Бьярн ремарку с великолепным безразличием пропустил мимо рубленых ушей.

— Да, — подтвердила Хель. — Но безопасных путей для нас больше нет. Так что следует выбирать менее опасные.

— Разумно, — согласился Кадфаль. — А дальше то что? Куда придем?

— Дальше… Если господа искупители по-прежнему не хотят поделиться с нами целью своей благотворительной доброты… — Хель сделала долгую красноречивую паузу, словно приглашая высказаться, однако искупители не захотели, демонстративно промолчав.

— Слушайте, ну очевидно же, что вас прислали Демиурги, — поморщилась Хель. — Они не хотят помогать открыто, но при этом стараются, чтобы нас не хлопнули совсем уж легко. В чем интерес церковников? Скажите, и будет проще как-то договориться.

— Ты что-нибудь про это знаешь? — Кадфаль повернулся к Бьярну.

— Не. Первый раз слышу, — тряхнул жиденькими патлами изувеченный воин. — Демиурги какие-то… ересь, фу!

— Как скажете, — махнула рукой женщина с отчетливой гримасой «прямо дети, право слово»

В очаге стрельнул уголек.

— Итак, поскольку ждать помощи неоткуда и весь мир нам враги… Отправимся в Пятое королевство.

— Хель… — осторожно, обращаясь к женщине как умалишенной с непредсказуемыми реакциями, вымолвила арбалетчица. — Ты знаешь, что такое «пятое королевство»?

— Разумеется, — фыркнула лекарка. — То, чего не может быть. Фантазия. Сказка.

— Но тогда… — казалось, Гамилла вот-вот разведет руками, но арбалетчица удержалась.

— Что ты задумала? — прищурился Кадфаль.

Артиго молча исподлобья глядел на Хель, Витора мелко-мелко строгала в котел с пшеном солонину и не обращала внимания на энергичный разговор.

— Друзья мои, — улыбнулась фехтовальщица, и от вида той улыбки все почувствовали… нехорошее. Странная то была усмешка. Очень странная, хоть вроде и не имелось в ней ни какой-то злобы, ни обещания дурного.

— Друзья, если вас заковали, попробуйте сломать оковы. Если вы в клетке, сорвите замок, — Хель щелкнула пальцами. — Думайте шире. В тетрархиях мы не найдем друзей и прибежища. Значит, придем на Пустоши, там объявим Пятое королевство. Сделаем сказку былью.

— Что-то бред какой-то! — выпалил менестрель и, кажется, до смерти перепугался от собственной лихости.

Гамилла красноречиво пожала плечами, дескать, любые слова недостойны этакой глупой глупости. Марьядек поджал губы.

— Он прав. Я тут мякотки сладкой не вижу, — наморщил широкий лоб Кадфаль. — Зачем бежать на Пустоши? В чем особый профит, какого не найти в других местах? И на кой хрен там объявлять сказявочную хрень?

— Ты спрашиваешь, в чем особенный профит дикого севера, — рассуждала вслух лекарка, словно предлагая отыскать брешь в логике. — А глядеть надо с другой стороны. Не что там есть, а чего нет. На Пустошах нет законов и нет власти кроме той, что дает сталь в руках. Это обширные, слабо заселенные земли, где верховодят обычаи да право сильного.Этак тянулось бы еще много лет, пока всю землю не растащат естественным образом соседи. Но у нас то условия необычные.

Артиго шмыгнул носом, опустил локти на колени, а подбородок на ладони, замер, внимательно слушая. Очень внимательно, как и все остальные, кроме Виторы. Служанке не было дела до судеб мира, она целиком ушла в домовые заботы и приготовление ужина, стремясь услужить добрым господам.

— Королевства передерутся насмерть, меняя границы, — продолжала развивать мысль Хель, вышагивая от стены к стене под скрип досок пола. — Двор схватит за горло Остров и наоборот. До севера никому не будет дела… на какое-то время. Туда хлынет поток беженцев. Бандиты станут вождями, а вожди захотят власти. Настоящей, которую они смогут передать детям. Причем, не боясь, что наследие отберут произволом более сильного, как они сами делали прежде.

Хель взяла паузу, морща лоб и напряженно задумавшись о чем-то. Едва слышно пробормотала себе под нос короткую фразу, в которой вроде все слова были понятны, но смысл как-то не складывался:

— Происхождение семьи, государства и частной собственности.

— Черт возьми, — пробормотала Гамилла, которая первой сообразила, к чему ведет фехтовальщица. — Закон. Титулы… Дворянство!

— А что-то в этом есть, — пробормотал задумчиво Кадфаль. — Копье рождает власть. Однако на копье должен быть чей-то флаг. Иначе это не власть, а просто банда. И бандитскую силу передать детям-внукам трудновато.

— Вот именно, — кивнула Хель. — Но если тамошние люди меча станут настоящими баронами. Графами. Князьями, — она сделала паузу и проговорила совсем тихо, со значением. — Королями… Если они получат достойные титулы не собственным произволом, а по воле истинного правителя… того, в чьих жилах течет неподдельная кровь императоров Готдуа… избранника Божьего, спасенного волей Пантократора от людей и чудовищ… Это будет уже совсем иной разговор.

И воцарилась тишина.

— Боже мой, — спустя минуту прошептал Гаваль, и в голосе юноши благоговение перемешалось с ужасом. — Боже мой…

— Главное, не обесценить это богатство, — прохрипел Бьярн. — То, что раздается направо и налево, ничего не стоит.

Кадфаль шумно выдохнул, встряхнулся, будто пришел с дождя и отряхивал капли воды с халата.

— Хорошая мечта, — с неподдельной грустью проворчал он. — Красивая и прекрасная. Но… — искупитель вздохнул, как голодный человек, перед которым пронесли блюдо с изысканными яствами. — Но только лишь мечта. Не сладится. Головы сложим.