— Любопытно, — пробормотал Ульпиан. — Это под диктовку? Больно гладкая речь.

— Нет. Я переписала с их слов. В меру… своего понимания. Убрала несущественное. Уточнила значимое.

Ульпиан хмыкнул, прищурился. Положил лист и строго вопросил:

— А что бы ты им сказала?

Елена сглотнула, потянулась было к собственному носу, чтобы потереть его, сообразила, что это жест неуверенности, попытка выиграть время, оттянуть момент ответа.

— Ничего.

— Хм? — Ульпиан воззрился на писца, через толстые линзы его глаза казались гротескно громадными, как у жабы.

— Я бы написала ответ, потому что буквы окончательны. Написанное нельзя переврать или забыть. Можно лишь исказить толкование. И прочитала его.

— Хм, — мэтр повторил тот же односложный звук, но уже с совершенно другой интонацией.

— А написала бы я, что притязания господина и землевладельца, к сожалению, справедливы. Они обоснованы давним и повсеместным обычаем. Дарение первой свиньи из помета есть крепостная повинность. Если дед ее исполнил, значит, он признал себя крепостным. И его потомки тоже суть крепостные. К сожалению. Поэтому в суд подавать можно, но состязание выйдет непростым. И определится произволом судейского решения.

Елена вздохнула. Подумала, что неплохо получилось. Не уверена в способности изъясняться длинными фразами — говори короткие, делай паузы, обдумывая слова. Заодно и прозвучит весомее.

— Ну почему же «к сожалению», — не понял юрист. — Это данность, естественное положение людей. Кмиты, крепостные, арендаторы — каждому свое.

— Людьми владеть нельзя, — нахмурилась женщина. — Обращать их в рабство…

Она не закончила, решив, что оборот в стиле «по замшелым правилам» юрист не поприветствует.

— Конечно нельзя, — тоже сдвинул брови Ульпиан. — В законах четко и ясно сказано, что крепостничество не есть право владения. Эх, учиться тебе еще и учиться… Ладно, пиши отзыв, потом я его скину этому… который ушастый и все время ломает перья. Он доведет дело до конца и отчислит долю малую. Что у нас там насчет узурпации дворянства?

— Кавалер цин Ребьер и его претензии? — уточнила Елена. — Придется идти на храмовое кладбище, искать там могильные камни с именами предков. Если не найдем, то ему следует отказать.

— Прямо-таки отказать?

Она скривилась, задумавшись на мгновение, не слишком ли много берет на себя. Затем решила, что, почему бы и нет? Ты либо уверен в своих делах и словах, либо не уверен, вот и все.

— Да, отказать, — упрямо и твердо повторила женщина. — У него нет ничего. Никаких подтверждений. Брачных договоров, записей о рождении, завещаний, ревизий очагов, вассальных присяг, сюзеренных жалований, актов о вступлении в должность и так далее. Вообще ничего, только грамота, какую в суде показывать стыдно. И смешно. Надгробие то по большому счету надо глянуть для очистки совести.

— Согласен, — лаконично приговорил мэтр. — Значит сегодня и посмотри.

Елена с трудом удержалась от дрожи. Мысль о том, чтобы идти в Храм, даже не в само здание, а пройтись рядом, вызывала холодок по спине.

А может я местный дьявол, подумалось ей, неожиданно и трезво. Просто нечистая сила, потому и не могу войти под освященные своды… без эксцессов.

— Хочу закрыть это дело, — Ульпиан снял, наконец, очки, сложил их и вернул в жесткий футляр на поясе. — И еще надо тебе к проституткам северного квартала, там, где канатчики и пивовары.

— К проституткам? — не поняла женщина. На языке плясала, готовая сорваться, короткая и энергичная отповедь насчет того, что…

— Да, к проституткам, — повторил юрист. — Им там юдикат ни с того, ни с сего выписал запрет работать от рыночной площади до колодца, то есть, считай, по всей улице. Чтобы не растравляли богопротивными искусами мораль и нравственность честных граждан. Жители недовольны, хотят опротестовать решение, дескать, негоже лишать падших созданий куска хлеба. Из милосердия. Тем более, что, не имея другого занятия и ремесла, они просто умножат порок в иных местах. Поспрашивай, вызнай, что и как. Мне этим заниматься невместно, но посоветуем, кому и как взяться за дело. А если честные горожане готовы раскрыть мошну, то, как знать, может быть и вместно…

— Сделаю, — кратко пообещала Елена. — Но сегодня не успею. Если только могилы на потом оставить.

— Сначала надгробные надписи, — решил мэтр. — Хочу, в конце концов, отказать этому самозванцу. Затем девицы и сердобольные горожане. Однако на неделе все надо порешать.

— Да, сделаю, — повторила Елена, стараясь, чтобы отсутствие энтузиазма выглядело как деловая сосредоточенность.

«А не слишком ли я перерабатываю за три копы в неделю?»

Вопрос был риторический, Елена отлично понимала, что получает великолепное даже по столичным меркам жалованье, которое не каждый мастер видит. Учитывая, что она не платила за кормление и постой во всех формах, начиная со стирки. Но эти хождения от кладбищ до проституток крепко утомляли.

— Ступай, — поторопил ее мэтр, но замер, прислушиваясь. За окнами прозвенели колокола — полдень, начиналась дневная стража.

— Хотя нет, — пробормотал Ульпиан, внезапно переменившись. — Это подождет. Совсем забыл… Сейчас придет один весьма скандальный юноша… то есть я полагаю, он будет скандальным. Присядь ка там, сделай умный вид. И записывай тезисно. Хочу потом составить экстракт и разослать коллегам. А то дел таких число все множится, будет еще больше, но во мнениях сплошной разброд и шатание. Хотя, казалось бы, вопрос то не стоит ботвы от репы.

Елена молча кивнула, сняла уже надетую, было, кепку, что помнила еще Мильвесс. Чинно села в углу за стол-конторку, раскрыв перед собой церу.

— Бумагу возьми, — брюзгливо приказал мэтр. — Чай, не купчишку принимаем.

У Елены снова зачесался язык упомянуть: вообще то сам юрист дворянской цепью не звенит и, по сути, записан в то же сословие, будучи наравне с презираемым «купчишкой». Но женщина снова удержалась, памятуя, что мэтр ей не друг, а работодатель, хотя и не злой. Но временами очень вредный.

За последующие четверть часа или около того Елена заточила все перья в красивом кувшинчике, долила чернил в склянку. Мэтр просмотрел пару толстых книг, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Его супруга принесла на маленьком подносике две плошки с травяным настоем. Жена юриста казалась старше мужа лет на десять, а то и все пятнадцать, она в полной мере соответствовала определению «добрая старушка». Тем удивительнее, что Ульпиан, кажется, супругу вполне искренне любил. Не уважал, не признавал за ней значимое положение в фамильной иерархии, а именно что любил, весьма трогательно и мило.

Старушка поначалу восприняла Елену с некоторой настороженностью, надо полагать, опасалась какой-нибудь легкомысленности. Но, убедившись, что юриста и писца связывают исключительно деловые интересы, и рыжая девица не совершает поползновений, начала относиться к Елене чуть ли не по-матерински. Спокойно, не суетливо, с теплой доброжелательностью, которая свойственна лишь очень добрым людям.

Пока длилось ожидание, Елена потягивала напиток и думала, как все забавно и непросто повернулось в непростой жизни. Вот прибыли они сюда, в королевскую столицу, немногим меньше пяти месяцев — то есть около четверти местного года — назад, и…

И тут пришел клиент.

Молодой человек с труднопроизносимой фамилией носил все признаки мелкого и скоробогатого дворянчика, который пребывает в постоянной неуверенности, комплексует из-за худого происхождения и все время порывается доказать миру, что занимает свое, правильное и заслуженное место. Кроме того, юноша, видимо, страдал чем-то нервным, его лицо бил тик, пальцы дрожали в треморе. Глядя на все это, а также на несчастные, замученные лица двух слуг, сопровождавших господина, женщина поняла, зачем она в действительности понадобилась мэтру здесь и сейчас.

Ульпиан был очень хорошим и очень дорогим юристом, который мог выполнять обязанности, как адвоката, так и прокурора, готовящего частные обвинения. Публика, преступавшая порог небольшого двухэтажного особнячка, относилась к «чистой», куртуазной и благовоспитанной. По большей части, однако не всегда, так что время от времени — надо заметить, очень редко, и все же — приключались, так сказать, «эксцессы», когда Ульпиана хотели поставить на место или даже побить. В таких случаях Елена откладывала в сторону перо и вытаскивала на свет божий навыки бретера, умеющего в борьбу. Причем борьбу экстремальную, поскольку наука Чертежника требовала, чтобы любой прием, по крайней мере, доставлял сильнейшую боль, а в идеале калечил оппонента. Женщине уже дважды приходилось выполнять функции телохранителя пополам с вышибалой, что благотворно сказалось на ее зарплате и премиальных. Интересно, будет ли сейчас третий эпизод?.. Глядя на придурковатого и дерганого дворянчика Елена решила — скорее всего, нет. К мэтру пришла та свинья, что громко хрюкает, однако не более того. Избивать беззащитных и бессловесных слуг — его потолок.