— Это не то, что заказывала! — процедила. — Неужели так сложно запомнить? Бездарь ты! Недоучка!

Говорит холодно, а глаза вопреки воле хозяйки, радостью и теплом согревают. Но не может она иначе, не умеет, да и по статусу не положено. А гном стерпит, привык, да и… главное, что она ничего не заподозрила и снова придет к нему, а он снова заказ не выполнит. Пусть злится, пусть обзывает — он привычный, но так для нее будет лучше.

Подавил смутный вздох, а пока фея крутилась у зеркала, не удержался и прощупал карман своего смокинга. Надежно спрятана его тайна, а на сердце неспокойно, будто случиться что-то должно, но задерживается.

По его душу, по его…

И песчинки вон, в часах замерли…

А пока смотрел на фею, любовался лицом безупречным, фигурой божественной, вдыхал запах подснежников и знал, что прощается. И спешил запомнить ее такой, как сейчас, холодной, но притягательной, с поджатыми показной злостью губами, но призывающей их раскрыть, говорящей ложь с изумительной правдивостью.

Кожу ее ласкал свет свечи — нежно, едва прикасаясь, с придыханием. Как мечтал о том Рыжий. И как запрещал себе. И как уже никогда не сумеет…

— В общем, гном, — фея закрыла зеркало, приблизилась почти вплотную, склонилась над Рыжим и начала тыкать в него длинным пальцем. — Принимаю я твой неумелый подарок, но хватит с меня побрякушек! Слышишь, гном? Хватит! Дай мне брошь, чтобы рядом с сердцем носить можно, из камня, который меня отражает, и свободен! Запомнил на этот раз? Сделаешь?

Близко фея к гному стояла, так близко, что ее дыхание согревало впалые щеки… И Рыжий давил в себе возмущение от ее речей и пытался унять внутренний голос, повторяющий в сотый раз:

— Не увидишь ее, не увидишь…

— Насмотрись на нее и забудь…

— Дурачок! Твой секрет раскроется…

Гном вдруг дернулся, и прощупал карман снова. Нет, на месте, да и фея пока еще рядом. Примерещилось и послышалось, старый стал, впечатлительный…

— И что ты там прячешь? — недовольно спросила фея. — Ну-ка, покажи! Слышишь?

Гном покачал головой. Нет! Не возможно! Она не должна… Но фея уже протянула руку к карману — секунда и догадается, а тогда…

— Нет! — решительно выдохнул Рыжий и неожиданно для самого себя потянулся к губам феи.

Она вздрогнула, пальцы запутались в волосах Рыжего, но едва стон пронзил тишину, потянули с силой, наказывая за блажь.

— Мразь! — отчеканила, сплевывая в отвращении. — Карлик! Пустое место!

— Поверь, я… — пытался все объяснить гном, хотя слова от него разбегались.

— Ты смеешь со мной еще спорить? — возмутилась фея. — Сотру! Весь род, по седьмое колено! Всех тех, кто шептал в подземелье обо мне дикие сплетни!

А такие слова даже он не спустит, потому что их не бросают на ветер.

— Не сможешь, — прервал ее Рыжий и чтобы смотреться на равных, опять взобрался на табуретку. — Ты на моей территории!

Усмехнулась фея.

— Ну что же, — прищурилась в предвкушении. — Не я, так другой за меня заступится. Как думаешь, что скажет Аид о разврате своих маленьких подданных? А? Опишу ему поцелуй твой в подробностях — пусть посмеется! Со смехом он проще на убийство решается.

Прокрутив на безымянном пальце перстень из золотой пыльцы, фея исчезла.

Вот и сбылись предчувствия, вот все и сталось…

Но менять, даже если бы мог, ничего не хотел. Поцелуй… Ее поцелуй… И ее тайна останутся с ним… Мастером истины, говорящим с камнями… Последним из своего рода…

Но не страшно…

Дождался наступления сумерек и чтобы не подставлять ни в чем неповинных товарищей, уверенно поднялся из гномьего царства. Сел у озера, чтобы к звездам поближе, и улыбкой без слов прощался…

А фея Недовольства тем временем сама не своя по коридорам замка Повелителя блуждала. Что-то сломалось в ней после поцелуя гнома, треснуло, и больно стало дышать, непривычно. Когда у трона Аида сидела, разрешение на убийство выспрашивая, когда в ложе его пойти согласилась, недовольство не отпускало. Недовольство ли? Взгляд Персефоны кнутом обжег, объятия Аида клубок змей напомнили, но в теле ее поселилось нечто, что грызло и давило сильнее совести.

Совести?

Странные мысли для феи, жуткие…

Просил Аид на всю ночь остаться — ушла. В другой раз — отмахнулась. Солгала с легкостью. Но не будет другого раза, не хочется… Быть может, виной тому обида на Рыжего. Накажет его — успокоится?

И нечего медлить. Сегодня же!

Выходя из покоев Повелителя, с Персефоной столкнулась. Неприятный разговор, злости много, потому почти все слова мимо прошли, только несколько фраз в память врезались…

— Зря я верила, что найдешь свое — успокоишься. Мечешься, переходишь дорогу другим, не задумываясь. А свое в грязь втаптываешь, — выговаривала с достоинством Персефона. Да только что фее Недовольства чужое мнение? Хоть хорошее, хоть плохое не радовало.

— Чего от меня ждешь? — рассмеялась в лицо сопернице. — Покаяния?

— Пустота не стоит моего ожидания.

Странные речи, колкие, но вряд ли значимые. Так, обычная женская ревность. Но сомнения все же закрались, больно уж слова… человеческие…

Не идти, что ли, к гному? Ну его?

Спрятаться хотелось, забиться в угол, но месть требовала насыщения. И вот один коридор подземелья вторым сменился — вот и царство гномов, вот комната… Но в ней Рыжего не было. Потухла и свеча, что уродство его отражала…

Другие гномы топтались у входа.

Другие.

— Нет причин тебе здесь задерживаться, — возмутился один из них и пальчиком пренебрежительно тыкнул, в точь как она себе с Рыжим дозволила. — Заказ твой давно выполнен, а боле ногой не ступай к нам. У нас ходоки свои при Аиде, через ремесло да знания привечаемые, а не через простыни.

Но фея пропустила обидное мимо ушей, только одно взволновало ее равнодушие. Заказ выполнен? Но ведь…

— Никогда жалость гномам к лицу не была, — перебил один из смешных карликов. — И другие чувства для нас лишние. Все о броши своей печешься, о гордости, а того, кто о тебе пекся, на смерть отправила. Прокляты будут твои крылья, волшебная пыльца истощится, недовольство с лица сойдет, внутренний взор откроется, одумаешься, но поздно будет. Поздно и навсегда. Проклята!

— Проклята! — повторили другие гномы.

— Проклята! — отразило эхо.

Почувствовала фея, как крылья замерли, и мертвыми на спину опустились. Увидела, как перстень из волшебной пыльцы песком обернулся и осыпался. Хотела закричать, вырваться, но жестокость слов в душу врезалась, пуще веревок связывая. Душу… Странно все это. Непривычно. Больно. И не заслужено. Был бы он здесь, заступился — мелькнула мысль.

Только кто он?

И тут же увидела… Маленький человечек на берегу озера, смотрит на воду, не шевелясь, словно и не живой вовсе.

Вздох услышала тягостный.

— Рыжий! — окликнула.

Осмотрелся гном, еще раз вздохнул и что-то достал из кармана потертого смокинга.

— Это то, из чего твое сердце, — прошептал проклявший ее гном и вышел.

— Это то, за что ты его сгубила, — прошептал второй и ушел во след первому.

— Это ты и есть. Холодная, острая и уже без чужих для тебя крыльев, — хохотнули другие и оставили фею одну с миражами.

А она смотрела на гнома у озера, на рассвет, подступающий к его огненной шевелюре, и плакала, и рыдала навзрыд, и не верила, что все кончено, потому что как раз сейчас она начинает жить, а он…

— Никогда не узнаешь, любимая, — прошептал гном. — Никогда не увидишь свое настоящее отражение.

И забросил булыжник в озеро. Тихо, пусто, и круги развеялись вместе с криком сожженного гнома.