Ну и что с того, что Лиса мечтает увидеть настоящего пожарного? Покажу кино, ей хватит.

— Как вас зовут? — прерывает мои терзания.

— Юна.

— Красивое имя. Юна, послушайте, так бывает. — Он улыбается мне, но лишь губами, глаза по-прежнему остаются холодными и отстраненными, и теперь я вижу усталость в каждом жесте. Господи, ну зачем я здесь?

— Как так?

Мозг выдает немыслимые кульбиты.

— Когда пострадавший испытывает симпатию к тому, кто его спас. Это пройдет. Вы красивая юная девушка, пригласите на свидание того, кто этого заслуживает. Кого-то явно моложе.

Хочу возмутиться, что мне самой не восемнадцать — двадцать четыре, но очень скоро суть доходит, и, кажется, краснеют даже пятки. Как он мог подумать, что я… Господи.

— Нет, я не…

Язык не слушается, но меня спасает дребезжащий, противный звук сирены и открывающихся механических ворот.

— Здоровья вам и дочери, — чеканит и в следующий миг испаряется в воздухе под громкий голос диспетчера, который объявляет адрес в нескольких кварталах отсюда и третий ранг пожара.

Вжик, и отовсюду появляются пожарные. Вжик, и все бойцы в полном обмундировании рассаживаются по машинам и спешат кому-то на помощь. А прошло меньше минуты. Невероятно.

В больницу я возвращаюсь почти вовремя на радость моим девчонкам: Лиса повисает на шее, как детеныш коалы, Ася быстро собирается и убегает, потому что, по словам сестры, если задержится еще хоть на минуту, ее прикончат и спрячут там, где никогда не найдут.

— Я привезу тебе свой старый телефон, — уже будучи одной ногой за порогом, бросает мне. — Это же невозможно! Как жить в двадцать первом веке без телефона?

Сложно, но приходится — мой мобильный сгорел при пожаре. Без него, конечно, неудобно, но я справляюсь, правда, Аську это не волнует.

Чуть позже я рассказываю Лисе, что видела ее героя, и она выспрашивает все-все подробности, которые я выдумываю на ходу. А вечером, когда нашей соседке по палате муж приносит небольшой телевизор и та щелкает каналы, я прошу остановить на выпуске новостей: вижу пожарные машины, и меня против воли бросает в дрожь.

Картинка на экране отличается от киношной. Она реальнее и оттого страшнее. Ведущий новостей называет адрес, который я уже слышала сегодня, перечисляет количество задействованной техники и пожарных расчетов. Тогда я и узнаю, что третий ранг пожара, перерастающий в четвертый, штука, мягко говоря, опасная. Намного опаснее чем то, что было у нас, а мне такое представить сложно.

— Больше шести часов продолжается тушение пожара в торговом центре. Люди эвакуированы, но здание может обрушиться в любую минуту. Пожарные со всего города… — вещает журналистка с места происшествия, пока я, почти не дыша, смотрю кадры оперативной съемки, где один из пожарных машет руками и раздает приказы на фоне пылающих факелами зданий.

Это кажется невозможным — узнать кого-то во всей одежде, каске, но я верю, что это он. Жив. Спасает людей и тушит пожары, работает. «Это моя работа», — так он, кажется, сказал? А я еще жалуюсь на свою, когда спину ломит.

Дыма без огня не бывает: внезапно всплыв в голове, поговорка вызывает улыбку. И пока в телевизоре меняются лица, которые говорят о местном зоопарке и приближающемся отопительном сезоне, я продолжаю улыбаться собственным мыслям. Сущая правда ведь!

Дым

— Ну он правда придурок, — Дэн ржет в трубку. — Так и до пожара не дойдет, убьется по дороге. Споткнуться о рукав и голову разбить — это еще умудриться нужно!

Да, наш стажер Леонид или Леон, как он просит себя называть, заставил понервничать. Спасибо, все случилось без камер, при смене расчетов, когда этот дурак скатывал рукава — оступился и приложился затылком об асфальт.

— Сотрясение не подтвердилось, отделался переломом руки, но с протоколами нас теперь Арс затаскает.

Больше, чем ложные вызовы, пожарные не любят только служебные расследования, а с производственной травмой у стажера такого не избежать.

— Самый настоящий шланг, блин, — Дэн не устает возмущаться, но он ко всем новеньким так. Ревностно оберегает наш караул от недостойных, как он считает.

Ни один пока не выдержал прессинга, правда, ни один и не показался достойным кандидатом. И ведь ничего особенного от них не требовалось. Просто тот, с кем несешь службу, должен внушать доверие, но даже это часто оказывается непосильной задачей для многих, если не для всех.

Один из последних малых, например, украл у погорельцев золото. Мужики узнали, во главе с Дэном устроили парню темную, объяснили, как умеют. Тот вещи вернул, вроде бы все понял, но в коллектив уже не влился. Пришлось организовать его перевод в другую часть. Жизнь ему я портить не стал, сделали все по-тихому. И только я выдохнул, как появился новый экземпляр.

Не уверен пока, как комментировать настойчивые уговоры Арса приглядеть за Леоном, блин, киллером, ибо тот беспробудно косячил. Я уже сам начал верить в байки о том, что место стажера в нашей части проклято.

— Ты отлипнешь сегодня от телефона или нет? Суп стынет, сам греть будешь! — слышу через динамик истеричный крик, Дэн обреченно вздыхает.

Ему тридцать, он мужик нормальный, хотя с манерами проблемы и правда есть, а точнее, с их полным отсутствием. Снимал у меня комнату, пока я выплачивал ипотеку, потом съехал к девчонке. И я не лезу в его жизнь, но собачатся они не по-детски, Дэн иногда даже с синяками на работу приходит. А на прошлой неделе я дважды ловил его ночующим в части не в нашу смену — пытался прятаться от меня.

Я не лезу в его жизнь, но эмоциональное состояние караула — моя забота. Мне нужно быть уверенным в человеке, с которым иду в пекло.

— У тебя все в порядке? — спрашиваю его.

— Да. Ладно, Дым, до связи, — быстро сворачивает разговор, но я обещаю себе нормально обсудить с ним то, что происходит.

Мы прощаемся, как раз когда я захожу в полупустой бар, где договорился встретиться с Арсением. Упав за стол, сразу заказываю комплексный обед — таких вкусных баварских колбасок во всем городе не сыщешь.

— Как всегда, ноль пять лагера? — спрашивает бармен, который знает меня в лицо.

— Да, давай.

Я не на работе, но от звука сирены на телефоне у парня за соседним столом, напрягается каждая мышца. Это, наверное, уже профдеформация. Я привык существовать в состоянии постоянного напряжения и тревоги, в ожидании сигнала, по зову которого обязан сорваться и бежать, рисковать, чтобы… что? Не знаю, есть поставленная задача, и она должна быть выполнена. Называйте это долгом или призванием, но жить по-другому я не умею и не пробовал. Да в нашей профессии иначе и не получится. Те, кто приходит геройствовать, мир спасти или заработать денег, в части не задерживаются.

Без лишней скромности скажу, что мне неплохо удается выполнять работу. Когда чувства выжжены подчистую, легче сохранять разум холодным и действовать грамотно.

— Ты же знаешь, что алкоголизм не лечится, да? — раздается знакомый голос над головой.

— Не включай большого босса хотя бы здесь, а? — отвечаю Арсу с претензией, но уже в следующую секунду на пару смеемся.

За десять лет совместной службы мы с ним прошли огонь, воду и медные трубы, вот и общаемся в старой манере даже после того, как он согласился занять место начальника пожарной части. К слову, мне повышение тоже предлагали, майора обещали дать, если соглашусь, но я отказался. Уверен, что перекладывать бумажки — это не мое. Я выживу только на передовой.

Арс заказывает себе такой же жирный обед, но вместо пива берет кофе — слабак! А после бессодержательного обмена репликами наконец переходит к вопросу, из-за которого мы и пересеклись.

— Слушай, насчет этого парня, Лёни…

Я ожидал чего-то подобного, поэтому мне есть что сказать.

— Знаю, о чем ты подумал, но мои парни не трогали его. Этот позер сам себе сотрясение организовал. С камерой же не расстается, внимание рассеяно.