— Матерь песка, отец Времен, Жизни начало — пусть он придет, пусть явится и пройдет путем своим…

Усевшись на плоский камень, Айдахо глядел в Пустыню. Ночь схоронила следы, нельзя было понять, куда ушел Пауль.

«Теперь я свободен».

Айдахо громко проговорил эти слова, удивленный звуками своего голоса. На миг он отвлекся, вспомнив, как на Каладане взял Пауля с собой на приморский базар, тот был еще совсем мал. Ослепительно сверкало солнце, лучи его отражала вода, повсюду грудами были навалены на продажу дары моря. Айдахо вспомнил Гурни Халлека, треньканье балисета… радость и смех. Стихи увлекли его, словно раба, напомнили о былом счастье.

Гурни Халлек. Гурни винил бы в этой трагедии его.

Музыка в памяти стихла.

Он вновь вспомнил слова Пауля: есть во Вселенной и такие загадки, что не имеют ответа.

Как умрет Пауль в этой Пустыне? — размышлял Айдахо. — Погибнет ли он быстро, убитый червем? Или его медленно убьет солнце? Там, в сиетче, некоторые из фрименов начали поговаривать, что Муад'Диб никогда не умрет, что он уже вступил в тот мир Рух, где одновременно существовали все возможные варианты грядущего, и что отныне он будет пребывать в Алам аль-Митхаль, вечно странствовать там и после прекращения существования плоти…

Он умрет, а я ничем не могу предотвратить этого, — думал Айдахо.

Дункан уже начинал усматривать в подобной смерти изысканность: умереть, не оставив следа… ничего вообще… так, что вся планета станет ему надгробием.

Ментат, разреши собственные загадки, — подумал он.

Вдруг припомнились слова — ритуальные фразы лейтенанта федайкинов, расставлявшего караул возле колыбели детей Муад'-Диба.

— Да будет караульный офицер помнить долг…

Напыщенное пустословие возмущало его. Власть совратила фрименов, как она совращала любого. В Пустыне умирал человек, великий человек, но речи продолжались… продолжались.

Что случилось, — думал он, — кто сокрыл ясный смысл покровом всей этой чепухи? Должно быть, в тех забытых краях, где создавалась империя, его завалили камнями, засыпали песком, чтобы не откопали случайно. Ум его по привычке ментата жаждал решений. Там блистали познания… Словно волосы Лорелеи… так, должно быть, светились они, завлекая зачарованного морехода в изумрудные пещеры.

Вздрогнув, Айдахо очнулся от неподвижной задумчивости.

Ну вот! — думал он. — Чтобы не видеть собственной неудачи, прячусь в себя.

Мгновение несостоявшегося погружения задержалось в его памяти. Анализируя, Дункан ощущал, что жизнь его становится больше самой Вселенной. Пусть истинная плоть его оставалась в изумрудной пещере конечного бытия, но бесконечное все же посетило ее.

Айдахо встал. Он чувствовал, что Пустыня очистила его душу. Ветер поднимал песок, шуршал им по листьям сада. В ночном воздухе запахло сухой и колючей пылью. Полы его плаща хлопали в такт внезапным порывам ветра.

Где-то там, на просторах Пустыни бушевала мать-буря, вздымая шипящие вихри пыли… исполинский песчаный червь обретал силу, способную отделить плоть от костей.

И он соединится с Пустыней, — думал Айдахо. — Пустыня наполнит его.

Эта дзенсуннитская мысль прохладной водой омыла его разум. Он знал — Пауль не остановится на пути. Атрейдес не может полностью покориться судьбе, даже представляя ее неизбежность во всей полноте.

И в пророческом порыве Айдахо подумал, что люди грядущего будут говорить о жизни Пауля, как о воде. Пусть вся жизнь его топала в пыли — вода всюду будет сопутствовать памяти о нем. Плоть его потонула, — скажут они, — но сам он уплыл.

За спиною Айдахо кто-то кашлянул.

Айдахо повернулся, увидел Стилгара на мостике через арык.

— Его никогда не найдут, — проговорил Стилгар, — но потом — разыщет каждый.

— Пустыня забирает его, делает из него бога, — отвечал Айдахо. — И все же он был здесь чужаком. Он принес на эту планету чуждую ей воду.

— У Пустыни свои законы, — возразил Стилгар. — Мы приветствовали его, назвали своим Махди, своим Муад'Дибом, дали ему тайное имя — Основа Столпа, Усул.

— И все же он не был рожден фрименом.

— Это ничего не меняет, он стал нашим — и стал окончательно. — Стилгар положил руку на плечо Айдахо. — Все мы, люди, чужаки в этом мире. Так, старый друг?

— Ты у нас мудрец, Стил, а? Глубокая мысль…

— По мне — достаточно глубокая. В своих скитаниях мы загадили всю Вселенную. Муад'Диб дал нам хоть что-то чистое. Люди запомнят джихад его уже хотя бы за это.

— Он не сдастся Пустыне, — уверенно проговорил Айдахо. — Да, не сдастся, пусть он и слеп. Он человек чести и принципа. Таким его воспитывали Атрейдесы.

— И вода его выльется на песок, — проговорил Стилгар. — Идем, — он мягко потянул за собой Айдахо. — Алия вернулась и спрашивает тебя.

— Она была с тобой в сиетче Макаб?

— Да, — помогала кнутом сгонять в караван размякших наибов. Теперь они повинуются ее приказам… как и я сам.

— Каким приказам?

— Она распорядилась казнить предателей. Превозмогая головокружение, Айдахо поднял глаза на утес.

— Каких предателей?

— Гильдиера, Преподобную Мать Мохийам, Корбу… еще кое-кого.

— И ты убил Преподобную Мать?

— Да. Муад'Диб распорядился, чтобы этого не делали, — он пожал плечами, — но я ослушался его, и Алия знала, что я так и поступлю.

Айдахо вновь поглядел в Пустыню, ощущая себя целостной личностью, способной разглядеть все, что создано Паулем. Стратегия суждений, — так называлось это в учебниках Атрейдесов.

Народ подчиняется правительству, но и покорные массы влияют на властелина. Интересно, подумал он, представляли ли эти самые массы хоть в малой мере, что творилось их руками?

— Алия… — проговорил Стилгар, снова откашливаясь, — ей нужны твои утешения.

— Значит, она и есть правительство, — пробормотал Айдахо.

— Регент, не более того.

— «Фортуна проходит повсюду» — так говорил ее отец, — пробормотал Айдахо.

— Все мы вступаем в сделку с завтрашним днем, — молвил Стилгар. — Ты идешь? Ты нужен там, — в голосе его слышалась неловкость. — Она… расстроена. То ругает брата, то плачет.

— Я скоро приду, — пообещал Айдахо. Он слушал, как удалялись шаги Стилгара. Потом встал, обратил лицо к ветру, и песчинки забарабанили по дистикомбу.

Сознание ментата проектировало последствия в будущее. Возможности ошеломляли его. Пауль сумел создать вихрь, обладавший такой силой, что преградить ему путь не мог никто.

Бене Тлейлаксу и Гильдия своим участием в заговоре скомпрометировали себя. Квизарат потрясен предательством Корбы и других высших сановников. А последний поступок Пауля, предельная покорность его обычаям Вольного Народа обеспечила верность фрименов и ему самому, и его Дому. И он стал навечно одним из них.

— Пауль ушел! — сдавленным голосом проговорила Алия. Почти неслышно она подобралась к тому месту, где стоял Айдахо. — Дункан, каким же дураком он был!

— Не говори так! — резко ответил он.

— Это же говорит вся вселенная, — возразила она.

— С чего бы, во имя любви небесной?

— Не небесной, а из любви к моему брату.

Проницательность дзенсуннита ограничивало его восприятие. Он чувствовал, что после смерти Чани Алию не посещали видения.

— Странная эта любовь, — проговорил он.

— Любовь? Дункан, ему надо было только шагнуть в сторону! И пусть вся вселенная рушится за его спиной. Он был бы жив… а вместе с ним Чани!

— Тогда… почему он не пошел на это?

— Ради любви небесной, — прошептала она. И уже громче добавила: — Пауль всю свою жизнь старался избежать джихада и обожествления. Теперь он хотя бы вырвался из всего этого. Он выбрал такой путь.

— Ах да… он все знал, — Айдахо в удивлении качал головой. — Даже про смерть Чани. Его луна упала.

— Теперь видишь, Дункан, каким он был дураком.

Горе вновь стиснуло горло Айдахо.