Пауль глядел на скалы, думая: «И это никак не может быть Гурни… или Дункан. Кто-то рангом ниже?.. Нет, невозможно. Они все происходят из семей, которые были нам верны в течение поколений — и по веским основаниям».
Джессика потерла лоб, ощутив навалившуюся усталость. Сколько же тут опасностей!.. Она рассматривала ландшафт, желтый от цветного стекла. За герцогской землей раскинулись складские территории — позади высокой ограды виднелись бункеры, где хранилась меланжа, вокруг — сторожевые вышки-треножники, похожие на испуганных пауков. Отсюда можно было увидеть по меньшей мере двадцать таких складских дворов, протянувшихся до самых скал Барьерной Стены.
Окрашенное светофильтром солнце медленно утонуло за горизонтом. Сразу же высыпали звезды. Одна яркая звезда висела так низко над горизонтом, что ее свет как бы дрожал — она мерцала в четком, размеренном ритме: тик-тик-тик — тик-тик-тик — тик…
Она почувствовала, как Пауль пошевелился в темноте рядом с ней.
Но Джессика сосредоточилась на этой яркой одинокой звезде, осознав вдруг, что та висит слишком низко — что свет ее исходит из точки, расположенной ниже кромки скал.
Кто-то подавал сигналы!
Она попыталась прочесть сообщение, но код был совершенно незнакомым.
На равнине под скалами зажигались новые огни — желтые точки на темно-синем, почти черном фоне. И один огонек — левее и чуть в стороне от скопления — вдруг стал ярче и замигал в ответ первому: тик-тик — тик — тик-тик-тик-тик… очень быстро.
И погас.
Тотчас погасла и фальшивая звезда в скалах..
Это были сигналы… и они наполнили ее дурными предчувствиями.
Зачем потребовались огни? — спросила она себя. Почему они не могли воспользоваться обычными коммуникаторами?
Ответ был очевиден: коммуникационная сеть наверняка прослушивалась сейчас агентами герцога Лето. Следовательно, использование световых сигналов могло означать только то, что сигналили его враги — харконненские агенты.
Раздался стук в дверь, и они услышали голос человека Хавата:
— Все в порядке господин… миледи. Мы готовы немедленно проводить молодого господина к его отцу.
~ ~ ~
Говорят, что герцог Лето, закрыв глаза на опасности Арракиса, безрассудно вошел прямо в западню. Не будет ли более основательным предположение, что, долго живя в условиях крайней опасности, он недооценил изменение ее интенсивности? Или, быть может, он намеренно пожертвовал собой, чтобы сын его мог найти лучшую жизнь? Все данные ясно свидетельствуют, что герцог был человеком, которого нелегко обмануть.
Герцог Лето стоял, опираясь о парапет диспетчерско-контрольной башни космодрома, расположенного на окраине Арракина. Над южным горизонтом сплюснутой в овал серебряной монетой висела Первая луна. Под ней, сияя словно глазурь, сквозь пыльную дымку проступали зубчатые скалы Барьерной Стены. Слева от герцога во мгле светились огни Арракина — желтые… белые… синие.
Он думал об уведомлениях, разосланных за его подписью: во все населенные пункты планеты: «Наш великий Падишах-Император поручил мне вступить во владение этой планетой и положить конец всем спорам».
Ритуалистическая формальность этой процедуры вызвала у него прилив чувства одиночества. Кого обманула эта глупая видимость законности? Уж конечно, не фрименов. И не Младшие Дома, контролирующие внутреннюю торговлю Арракиса… почти все до одного остающиеся харконненскими тварями.
Они пытались убить моего сына!
Он с трудом справился с нахлынувшей яростью.
Герцог увидел огни машины, ползущей из Арракина к посадочному полю. Он надеялся, что это — транспортер охраны, везущий Пауля. Задержка раздражала, хоть он и понимал, что она объяснялась мерами предосторожности, принятыми службой Хавата.
Они пытались убить моего сына!
Он потряс головой, отгоняя гнев, и оглянулся на посадочное поле, где по периметру монолитными часовыми стояли пять его фрегатов. Словно древний кромлех.
Лучше задержка из осторожности, чем…
Лейтенант, которого Хават послал за Паулем, был хорошим офицером, напомнил он себе. Полностью предан, заслуживает повышения.
Наш Великий Падишах-Император…
Если бы только жители этого прогнившего гарнизонного городка могли прочесть, что написал Император в приватной записке своему «благородному герцогу» — например, вот это презрительное упоминание мужчин и женщин в дистикомбах: «…но чего еще можно ждать от варваров, мечтающих лишь о том, чтобы жить вне упорядоченной надежности системы Фафрелах?»
В этот момент герцог чувствовал, что его собственная заветная мечта заключается в том, чтобы покончить со всеми сословными различиями и никогда больше не вспоминать об отвратительном порядке. Он взглянул вверх — сквозь пыль — на немигающие звезды и подумал: Вокруг одной из них кружит Каладан… но я никогда больше не увижу свой дом. Тоска по Каладану внезапно сдавила грудь. Ему показалось, что она пришла не из глубин его души, а протянула к нему руку с Каладаном. Пока он не мог заставить себя называть эту выжженную пустыню, Арракис, своим домом — и думал, что вряд ли когда-нибудь сможет.
Я должен скрывать свей чувства. Ради мальчика. Если ему суждено иметь дом, то им может стать только Арракис. Я могут думать о нем как об аде, в который попал уже при жизни, но он должен найти здесь то, что будет его воодушевлять. Что-то же здесь должно быть!
Волна жалости к себе — сразу же с презрением отброшенная — нахлынула на него, и почему-то вспомнились две строки из стихотворения, которое любил и часто читал Гурни Халлек:
Легкие мои вдыхают ветер Времени, Пролетевший сквозь падающий песок…
Да, уж чего-чего, а песка здесь Гурни найдет даже больше, чем надо… Земли за теми блестящими под луной скалами были сплошной пустыней — бесплодный камень, дюны, вихрящаяся пыль — не нанесенная по-настоящему на карты Дикая Пустыня, сухая и мертвая, с разбросанными вдоль ее края (а может быть, встречающимися и внутри) поселениями фрименов. И если у рода Атрейдесов и есть сейчас хоть какая-то надежда — то она во фрименах…
Если только Харконнены не сумели опутать даже фрименов своими ядовитыми интригами.
Они пытались убить моего сына!
Металлический скрежет сотряс башню, завибрировал парапет, на который опирался герцог. Загородив обзор, упала броневая заслонка.
Садится челнок, подумал герцог. Пора идти вниз и приниматься за работу.
Он повернулся к лестнице у себя за спиной и направился в зал ожидания, стараясь сохранить спокойствие и подготовить нужное выражение лица к встрече прибывающих.
Они пытались убить моего сына!
Когда перед ним оказался зал с желтым куполообразным потолком, люди уже входили, вливаясь довольно энергичным потоком. На плечах они несли свои сумки и перебрасывались громкими шутками, словно студенты, возвращающиеся с каникул.
— Эй! Чуешь, что у тебя под копытами? Гравитация, парень!
— Сколько здесь «же»? Что-то вроде тяжеловато.
— По справочнику — девять десятых «же». Большую комнату наполнил шум веселой перебранки.
— Ты вниз-то посмотрел, когда мы приземлялись? Вот ведь дыра! И где же обещанные сокровища?
— Харконнены все с собой забрали!
— А мне бы сейчас только горячий душ и мягкую постель!
— Ну, выдал! Душ! А не хочешь поскрести задницу песочком?
— Эй! Заткнитесь! Герцог!
Герцог шагнул с лестницы в разом затихшую комнату.
Чуть в стороне от толпы прохаживался Гурни Халлек. Через плечо у него была перекинута сумка, а другой рукой он сжимал шейку девятиструнного балисета. У него были очень длинные пальцы, способные к тончайшим движениям, и эти пальцы частенько извлекали из балисета такую изящную музыку…
Герцог смотрел на Халлека, любуясь этой уродливой человеческой глыбой с глазами, похожими на осколки стекла, в которых светилось инстинктивное, почти первобытное понимание. Вот человек, который жил вне системы Фафрелах, но выполнял все ее предписания; Как там Пауль назвал его?.. «Гурни Доблестный».
