— А о чем вы говорили?
Под окнами раздался невнятный шум, похоже, не все полицейские разошлись. Кажется, я преувеличила их стремление к домашнему очагу. Уже темно на улице, а они все копаются…
— Подожди…
Я запрыгнула на стоящую вдоль стены скамейку, подтянулась на цыпочках и выглянула в забранное решетками окошко. Хоть этаж и второй, но потолки тут низкие, и из окна хорошо видно освещенных фонарем полицейских. Их было двое — сержант и наш многоликий чародей Яман-баба. Я поманила джиннию, но она лишь фыркнула и демонстративно отвернулась, дескать, что толку?
Чародей, насылающий чертят из канализации и арестовывающий честных девушек на пляжах, неизвестно как попавший в доминиканскую полицию, сказал несколько слов подчиненному, тот кивнул:
— Будем следить… не беспокойтесь, господин комиссар, запоры у нас крепкие!
Вот исполнительный тип попался… Сержант отдал честь и вошел в здание, загремели ключи в замке. Яман-баба бросил беглый взгляд на наше окошко, я присела, выдержала пару секунд и осторожно выглянула снова. Злокозненный чародей уже садился в полицейскую машину. И тут произошло неожиданное — его вдруг охватило синее пламя, он сдавленно вскрикнул, зажав рот рукой, а в воздухе зазвучал глухой голос:
— Мы наказываем тебя! И напоминаем…
В ту же секунду джинния, вскочив на ноги, кинулась к окну, но Яман-баба уже стремительно сорвался с места и уехал.
— По-моему, это небезопасно — в горящем виде вести машину. Но, может, я и ошибаюсь…
— Не понимаю почему? — Моя подруга была в полном смятении.
— А что это было?
— Мне надо подумать…
— Тогда поделись хотя бы, что он тебе сказал, когда нас вели сюда, ты как раз собиралась мне рассказать.
Опустилась ночь, на небе засияли звезды. «Замерзшие слезинки райских гурий», как сказала бы Акиса. Но она молчала, гладила Найду и задумчиво смотрела на стену.
Хорошо, что, кроме нас, в кутузке никого, повезло. И не особенно грязно здесь, а если повесить на окно красивый тюль, станет даже уютно. Я уже, забывшись, хотела попросить джиннию наколдовать занавеску. Спать совершенно не хотелось, здесь даже почитать нечего на ночь, наверное, я просто устала сидеть. Как заключенные выдерживают это по многу лет?!
Я с грустью посмотрела на мою подругу по несчастью. Похоже, она глубоко окунулась в свои мысли и выныривать собирается неизвестно когда… А делать что-то надо!
— Конечно, некоторые специалисты-психологи сейчас уходят от аутотренинга, но это самый простой способ. Все равно ничего больше мне в голову не приходит.
Акиса без особого любопытства поинтересовалась, что это такое. И после моих подробнейших разъяснений (а в качестве примера я рассказала, что именно так избавилась от навязчивого страха перед кухонными тараканами!) отнюдь не преисполнилась энтузиазма.
— Ладно, все равно же делать нечего, напильник к нам сам не придет, поэтому ты хотя бы попробуй. Тверди что-нибудь вроде: «Я легко плавлю металл! Я имею власть над ним, а не он надо мной! Я уже не чувствую наручников!». Можешь от себя еще что-нибудь добавить. Воспользуйся силой самовнушения, представь, что наручники исчезли.
— Хорошо, я попробую, о верящая в сказочные чудеса…
Кто бы говорил! Она сама была слишком рациональна, чтобы способность перемещаться в пространстве, получать предметы из воздуха, исчезать и повелевать стихиями называть чудесами, это для нее была проза жизни. А вот аутотрениг…
Минут десять она честно что-то бубнила себе под нос, а потом не выдержала:
— Ай, сколько можно! Битый час я повторяю эту чушь и даже…
— Смотри, у тебя наручники плавятся! Как же вышло так буквально?! — Вскочив с места, я забарабанила в дверь. — Помогите-помогите!! Нам нужен врач!!! У моей подруги ожог четвертой степени! Потерпи, пожалуйста… Не умирай без меня!
— Вай! Все получилось! — Джинния восхищенно уставилась на свои запястья. — Успокойся, о сострадательная, мы, джинны, не обжигаемся горячим. Как огонь может обжечься?
К моему ужасу, она спокойно разорвала мягкое красное кольцо металла, а со второй руки просто начала стаскивать гибкий браслет, но сталь уже потекла на пол. Никаких ожогов! Кроме обгорелых дыр в полу, естественно… Когда же я окончательно привыкну к ее нечеловеческому происхождению?
— О неожиданно умная, благодарю тебя, что открыла мне такую могущественную магию сама… самовнушения!
В эту минуту с грохотом открылось окошко на двери и показалось заспанное заросшее лицо:
— Че сл-чилось?
— Ничего! — Я быстро заслонила сидящую на скамейке Акису, которая сложила ручки вместе и зажала их между коленками. — Нам просто показалось, что у нашей собаки начался бзик, она, знаете ли, подвержена эпилептическим припадкам, особенно когда ее запирают в четырех стенах, а у вас тут еще и воздух несвежий…
Окошко с грохотом закрылось. А в следующий миг мы трое покинули это негостеприимное место, а вообще… если бы там были на скамейках хотя бы восточные подушечки с кисточками, я бы, пожалуй, осталась переночевать…
Мы вернулись домой усталые и голодные, я сразу повалилась спать, хотя на небе ярко светило полуденное солнце. Когда я проснулась, первое, что увидела, были Найдины задние лапы и хвост у меня на груди, остальную часть туловища она разместила по центру кровати.
— Ай-яй, нельзя так баловать собак, — тут же высказалась джинния. — Мусульманам их вообще нельзя держать в доме.
Она, разодетая в новые синие шальвары и балахонистую с золотистыми узорами рубашку, каких я еще на ней не видела, стояла посреди комнаты, уперев руки в бока.
— Ну, я-то не мусульманка, — отозвалась я, выбираясь из-под Найды. Первая мысль была вообще скинуть эту наглую собаку на пол, но у нее была такая невинная морда и она так крепко спала или притворялась, что спит, что у меня рука не поднялась.
Акиса была полна энергии и решимости:
— Собирайся, всласть поспим тогда, когда добудем тебе мужа! Успели бы вчера, если бы не происки Яман-бабы. И посмотри, видишь, я беру железную вилку! Это еще не все. И вместе с ней становлюсь невидимой! А?! Такое чудо не всякому джинну по плечу!
— Браво, но время от времени повторяй установки, а то страх вернется, — посоветовала я, обыскивая холодильник на предмет съестного. Был найден шпротный паштет и плавленые сырки. Я быстренько перекусила, джинния, не нуждавшаяся в пище, но готовая съесть что-нибудь вкусное ради удовольствия или спокойствия Марты Ивановны, отказалась есть со мной без повода.
Заваривая чай, я решилась спросить то, о чем давно хотела спросить:
— Слушай, я читала, существует мнение, ты только не обижайся, что джинны — это и есть шайтаны.
— Мы к шайтанам не относимся, они служат злу, а мы приняли ислам. По крайней мере, многие из нас… Объяснить это трудно, вот если бы ты попала в Ирем, ты больше узнала бы о джиннах, увидев, как мы живем.
— Я не против, мне даже интересно, а нам, людям, можно туда?
— Конечно, нет, — отрезала Акиса, насыпая корм пробудившейся и оголодавшей Найде.
Осталось только полить цветы, и все. Мы отправляемся! И куда? А в Голливуд! К Бену Аффлеку! С самыми приятными фантазиями в голове, предвкушая нечто волнующее и прекрасное, я вышла на балкон полить любимую бабушкину герань. И тут в меня выстрелили… Кто, кто, враги, конечно! Мне едва удалось увернуться…
Да, лучше бы цветы усохли и я получила нагоняй от родного существа, а не шаровую молнию в цветочный горшок от злобного чародея, совершенно чужого мне к тому же! Тем более что его целью была совсем не я…
— Думала, сбежишь от меня, хитрая женщина?! Не знаю, как ты освободилась от кандалов, но больше ты не сумеешь меня одурачить! Я вызываю тебя на поединок, один на один, и обещаю не привлекать моих слуг. Ты уверяла, что у тебя прибавилось могущества, может, так ты избавилась от железных кандалов, посмотрим!
С этими словами Яман-баба завис в воздухе перед нашим балконом и, паря в своем черном балахоне, запустил в меня еще одну шаровую молнию. Ну, прямо как в кино, подумала я, быстро пригнувшись, расскажу Бену Аффлеку — не поверит, он такое вряд ли видел, даже когда в «Армагеддоне» снимался. Огненный шар угодил в стену, хорошо не в стекло (кто бы покупал и вставлял новое?), и рассыпался искрами. За ним последовал второй! Он их просто выпускал из ладони, выкидывая вперед руку.
