Священник перекрестился и бросился вон из комнаты.

След сидела на стуле у кровати Дженифер и выглядела словно живая статуя раненой женщины. Сама Дженифер была уже едва различима. Она была похожа на красивую прозрачную оболочку.

Бренан поморщился. Ей, очевидно, не стало лучше.

Он начал было говорить что-то, но След подняла взгляд и потерла ладонями уставшие глаза. Затем она взглянула на Бренана.

– Я нашла ее, – сказала она вымученно. Она потеряна, испугана и скитается. Она не пойдет за мной обратно.

– Ты должна привести ее назад, – сказал Бренан.

След передернула плечами.

– Я не могу. Она мне не верит. – Она изучающе посмотрела на Бренана. – Но, возможно, ты сможешь. Если тебе достанет мужества.

Бренан начал было отвечать, но она подняла руку.

– Не спеши с ответом, – сказала она. – Я знаю, что ты крутой и смелый и все такое, но физическая смелость не имеет с этим ничего общего. – Она сжала губы и строго посмотрела на Бренана. – Когда на вас напали, твоя Дженифер была в фазе глубокого сна. Вместо того чтобы вернуться назад в тело, ее ум каким-то образом соскользнул в другую плоскость – другое измерение. Думаю, это как-то связано с природой ее способностей как туза: когда она теряет материальность, она каким-то образом перемещается в прилегающие измерения.

– И на этот раз, – сказал Бренан, – переместился только ее разум. Ее тело осталось тут, и она не может найти дорогу обратно.

– Верно, – сказала След.

– На что похоже это другое измерение? – спросил Бренан.

– Сейчас это просто серая пустота, но это потому, что сознание Дженифер дремлет. Как только пробудится ее мозг, все наполнится живыми архетипами, стоящими на страже ее разума.

Бренан нахмурился.

– Понятно. Более-менее. Но что в этом опасного?

– Как только ты войдешь в это измерение, оно наполнится живыми образами, символическими фигурами, порожденными твоим подсознанием. Осмелишься ли ты встретиться с ними лицом к лицу?

Бренан помедлил с ответом. Он не горел желанием близко знакомиться со скрытыми тайнами собственного подсознательного. Но выходило так, что у него не было выбора. Он кивнул.

След улыбнулась, но улыбка была невеселой.

– Хорошо, – сказала она. – Полагаю, мы скоро увидим, насколько ты храбр на самом деле.

Кьен встал, подошел к двери кабинета и закрыл ее, отрезая раздражающий звук биип-бууп-бап из предбанника, где Рик и Мик играли в донки-конга.

Кьен никогда не мог понять, зачем так убивать свое время, но оставлял ограниченным людям их развлечения. У него было над чем подумать помимо этого. Теперь в любой момент от Лао могут поступить известия о нападении на клинику. Если Бренан и этот высокомерный инопланетный ублюдок мертвы, отлично. Но Кьен предчувствовал, что все будет не так просто, что ему понадобится более искусная сеть, чтобы поймать их в ловушку. Затем, словно паук, он высосет из них все соки и отшвырнет их опустошенные тела, словно мусор.

Да, сказал он себе, откидываясь в кресле: ноги на стол, пальцы сцеплены за головой – хороший образ. Мне нравится. Я паук, огромный, могущественный императорский паук, который сидит в центре своей паутины, терпеливый и хитрый, чувствуя вибрации, создаваемые жалкими людишками, которые бьются, словно испуганные мухи, от нити к нити. Я выбираю одних, чтоб наградить, других, чтобы использовать и выбросить. Я прошел долгий путь от Вьетнама и лавчонки, которой владел мой отец.

Его отец, вдруг понял Кьен, частенько присутствовал в его голове в последнее время. Это было не похоже на него – столько думать о прошлом. Такие мысли не приводили ни к чему хорошему. Они не могли ничего изменить. И ничего хорошего в том, чтобы постоянно думать об умершем старике, тоже не было. Кьен нашел его убитым на грязном полу их магазинчика. Ребенком Кьен видел не так уж много. Он видел скудную еду и латаную одежду, и издевательства других детей в деревне – следствие как его бедности, так и его китайского происхождения. Но французские ублюдки, убившие его отца, забрали те небольшие деньги, что удалось скопить старику, вырыли сейф прямо из секретного места, в котором спрятал его отец. Они ничего не оставили Кьену. Вот почему он вынужден был взять другое имя и уйти в город. Он не предавал свою семью. Он сделал для нее все, что мог…

Раздался какой-то звук, стук в дверь, и Кьен начал.

– Войдите, – сказал он.

Это были Рик и Мик.

– Пришли вести от человека из полиции, – сказал Рик.

– Он держал ушки на макушке, как вы и велели, – добавил Мик, – и выдвинулся на место, когда позвонили и сказали, что что-то происходит в клинике в Джокертауне.

– И? – подтолкнул Кьен.

Рик и Мик посмотрели друг на друга, и Кьен понял, что никто из них не хотел озвучивать дурные вести. Они подтолкнули друг друга пару раз, и наконец Рик начал.

– Лао мертв. Застрелен одним выстрелом в лоб. На его теле нашли туза пик.

Кьен стиснул зубы.

– А Бренан и Тахион?

Рик и Мик покачали головами.

– Не думаю, что они пострадали. Лао убил каких-то джокеров и джокера-старикашку. Он также ранил кого-то из докторов. Тахион все еще в клинике, но из того, что говорят свидетели, этот Бренан просто испарился. – Он прострелил колени тем парням, которых нанял Лао, и оставил их копам.

– Но они ничего не знают, – быстро добавил Мик.

– Они не Кулаки, они с тобой никак не связаны.

Они, казалось, ожидали вспышки ярости, но Кьен просто кивнул.

– Я учитывал такую возможность, – сказал он. – Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, – размышлял он вслух, – сделай это сам.

Он встал, сцепил руки за спиной и начал расхаживать по комнате.

– Тахион не проблема, – бормотал он. – Я могу разделаться с этим мелким придурком в любой момент. А вот Бренана мне нужно отследить как можно скорее. – Он пригвоздил Рика и Мика взглядом. – Куда бы он отправился после нападения?

Рик и Мик посмотрели друг на друга, потом снова на Кьена и пожали плечами.

– Он будет беспокоиться о своей сучке. Да. Его сентиментальность – лучшее, что в нем есть, и он бросился бы прямо к ней, чтоб убедиться, что она в порядке. – Он остановился, разглядывая трехъярусную стеклянную подставку, хранившую часть его сказочной коллекции древней и редкой китайской керамики. – Он сказал, что оставил ее в клинике, но он не стал бы размещать ее в открытой палате. Она должна быть где-то, где он считал бы, что она в безопасности. – Кьен прошел обратно к столу. – Где бы это могло быть? – Кто-то позади него чихнул.

– Будь здоров, – сказал Кьен автоматически.

– Я не чихал, босс, – сказал Рик.

– И я не чихал, – добавил Мик.

Кьен обернулся.

– Тогда кто это?

– Кажется, звук шел оттуда, – сказал Рик, указывая на вазу на среднем уровне стеклянной подставки.

Это была ваза периода Юн Чэн, покрытая зеленой глазурью по черному фону. Очень старая и невероятно редкая и по цвету, и по форме, она была одним из угловых камней коллекции Кьена. Он нахмурился, постоял немного, а потом двинулся обратно к стеклянной стойке. И заглянул в вазу.

Внутри сидел карлик, сморщенный, кожистый гомункул, кожа которого, казалось, была на пять размеров больше своего владельца. Обе его руки зажимали рот и нос в попытке подавить еще один чих. Он вырвался наружу с насморочным призвуком. Карлик вытер нос рукой и уставился на огромное лицо, глядящее на него сверху вниз.

– Вот дерьмо, – сказал он.

Город горел, хотя пламени и не было видно.

Бренан никогда не чувствовал такого накала. Воздух искрился им. Он волнами поднимался от мостовой, лизал лицо, словно зловонный язык огромной задыхающейся твари. Он полз по телу, и ручейки пота бежали по спине и ногам. Если б он верил в Бога, он решил бы, что это ад. Он вспомнил девиз, вышивку, часто встречавшуюся на куртках, которые так нравились ветеранам Вьетнама: «Когда я умру, я отправлюсь в рай. Свой срок в аду я уже отбыл».