Уничтожена.

– Нет! – закричал я в громкой после автоматного огня тишине.

– А теперь слушай сюда, губернатор, – сказал Шер, хотя грохот выстрелов наполовину оглушил всех нас. – Останови их, или следующий выстрел будет сюда, – он кивнул на Кафку.

– Я не могу, черт подери! Послушай меня…

Он не дал мне закончить.

– Пока, таракан, – услышал я приговор Шера. Видел, как палец медленно нажимает на спусковой крючок, и знал, что он сделает это.

Я знал.

– Нет! – закричал я снова.

Слизь стекала словно густая лава с моих боков. Я был болен – болен от смерти, болен от разрушения, болен от моей собственной неспособности сделать что-либо. Гнев и ненависть создали во мне новое продолжение. С ним… пусть будет с ним, пришло то же самое чувство, что уже было однажды, когда я создал пещеры. Только на сей раз растущая власть была чувством более глубоким и темным. Сильнее, чем в прошлый раз, и более подконтрольным мне, если вы понимаете, о чем я. Это походило… Я не знаю, как вообразить что-то в своей голове, а потом «выдумать» это наружу.

И оно появилось.

Абракадабра. Пуф.

Все произошло в тот момент, когда я кричал «Нет!». Это произошло, когда я знал, что, если я не сделаю чего-то теперь, я буду наблюдать, как умирает Кафка, точно так же, как смотрел на смерть Арахиса, на смерть Пингвина, на все смерти по всему Роксу этой ночью.

– Нет! – Я закричал, и это что-то выпрыгнуло из меня как дикий зверь. Я знал, что я хотел, и я создал его.

Я не сожалею о нем. Я действительно не сожалею.

Я хотел создать смерть. Я хотел создать месть. Я хотел сделать жен этих солдат вдовами, а детей – сиротами. Я хотел, чтоб они, мать их, страдали.

Фрагменты «Искушения» зашевелились на полу. Толстый зеленоватый туман циркулировал на уровне лодыжек, сворачиваясь и вырастая. Стоны и крики отзывались эхом, как будто доносились из глубокого колодца. Движение и звуки заставили Шера качнуть дуло в сторону от Кафки. Глаза парня расширились при виде того, что проявлялось в тумане, вырастая вместе с ним, как будто шагая из его глубин.

Мальчишка кричал.

Он нажал спусковой механизм, выпустив длинную громкую очередь.

Рука потянулась из тумана и схватилась за дуло, не обращая внимания на выстрелы. Рука дернула автомат на себя, а потом оружие снова выстрелило.

Тело Шера затанцевало в смертельной пляске, двигаясь под нервную музыку пуль, врезающихся в его тело. Он кричал бессловесно, но я мог услышать его мысли, и мне было все равно. Именно моя рука выхватила оружие из его рук и направила его обратно, хотя рука, явившаяся из тумана, была зеленой и чешуйчатой. Это была моя рука – потому что я создал его. Я управлял его действиями, и он слушал меня.

Шер был мертв задолго до того, как тело прекратило дергаться и упало на пол. Его команда смотрела неподвижно, ошеломленная на мгновение.

Этого момента промедления хватило, чтобы они умерли так же. Тропический ураганный ветер, ревущий снизу, раскромсал туман, и я взял каждую его часть и сделал его, создание Босха.

Джокера. Демона.

Они побежали наружу, мстительно вопя: человек с головой жука; водяной в полной средневековой броне, оседлавший металлическую рыбу; птица без перьев с зубами тираннозавра; жаба размером с человека и с когтистыми лапами; демонический кот; свирепая крылатая рыба с рогом во лбу; летающие дьяволы всех мастей…

Они вырывали у солдат оружие и бросали его нам, назад. Войска отступали под роящимся натиском нападавших.

Мои демоны оторвали конечности у еще живых, корчащихся жертв. Они умирали медленно и ужасно, и я…

Я смаковал каждый момент их боли.

Пол буквально струился красной кровью.

Я смеялся. Я выл. Я хихикал.

Мои джокеры ликовали вместе со мной.

– Вперед! – кричал я им, и мое фантастическое воинство отзывалось эхом нечеловеческих голосов. – Гоните их! Убейте всех!

Мои войска утекли как огромное черное облако. Мое воля была с ними. Я посылал их атаковать пришельцев. С их силой я выхватывал вертолеты с неба и рвал корпуса, вспарывая лодки. Они убивали, они калечили, они разрушали.

И новые отряды моей кавалерии падали с неба. Некоторые были джокерами, ездящими на бронированной летающей рыбе и вооруженными (если я мог бы верить глазам Рокса) копьями из носа меч-рыбы. На их флангах ведьмы, и животные, и твари всех мастей резко упали вниз от ложного жара рассвета, сверкая в своем собственном адском свете. Явления сверкали болезненно, на них больно было смотреть.

Демоны приземлились и вырвали оружие из рук натуралов в тот самый момент, когда солдаты стреляли в них. Наездники джокеры спугнули прячущихся бойцов и выгнали их на открытое пространство. Яркие, ужасные орды вскричали и взвыли и накатились на них; наездники пронзали их своими странными копьями.

Солдаты бежали перед ними. Буквально за несколько минут нападение было сломлено. Войска бежали из Рокса любыми путями, как могли, и моя армия – моя армия мечты – преследовала их.

Недолго.

Я быстро устал. С моим истощением созданные моим разумом существа также потеряли силу. Тех солдат, которые сумели добраться до лодок или к своим вертолетам, я отпустил, когда образы Босха, превратившиеся снова в сгустки тумана, исчезли.

Той ночью, как говорят, меньше чем половина войск вернулась на базы. Остальные – тела – были брошены в канализацию Рокса, чтобы сгнить там. Не было никакого места на Роксе, чтобы похоронить их, даже если бы мы захотели.

В сущности я предполагаю, что я в конечном счете съел их. И знаете что? Мне все равно. Фактически я скорее наслаждаюсь этой мыслью.

Лишь несколько часов спустя я начал дрожать.

Над островом Эллис бушевал шторм. Клубились странные зелено-черные облака, иногда угрюмые вспышки молний играли в их прокаженных глубинах. Внезапно высокий смерч поднялся из общей массы и словно змея обрушился одним своим концом на дома внизу.

Создавалось впечатление, что погода стала решающим фактором, поскольку войска начали откатываться назад. Люди бежали к берегу, бросая оружие на бегу. Там они находили суда, отплывающие без них, и вода заполнялась маленькими темными головами.

Черепаха и Тах, втиснувшаяся ему на колени, балансировали в панцире на краю того, что было сражением, а теперь стало бегством. В ушах все еще звенело от артиллерийских залпов, бьющих в стальные плиты панциря. В стальной корабельной броне не осталось ни трещины, ни вмятины.

Пара вертолетов болталась далеко от водоворота и острова. Смерч прыгал как ребенок на ходулях, и один из вертолетов был пойман вихрем. Крутящиеся лопасти потеряли поддержку, были оторваны прочь. Вертолет падал, маленький пропеллер на хвосте беспомощно вращался. Потом он замер, и Томми заворчал с усилием, его телекинетическая сила оборвала падение и держала машину неподвижно.

Черепаха медленно двигалась к берегу Джерси, буксируя подбитый вертолет. Другой вертолет, проскочивший мимо панциря в опасной близости, заложил вираж и вернулся, зависнув точно перед летающим тузом. Они оба знали, что пулеметы, установленные на носу вертолета, не могли причинить им никакого вреда, но Тах все равно чувствовала напряжение. Ее пугали стволы турели. Внезапно вертолет заколебался, а потом отлетел в сторону и направился к Манхэттену. Томми возобновил свою миссию милосердия, опуская вертолет с его командой на берег. Они выбрались наружу, приветственно размахивая руками.

– Теперь нам ничто не мешает, – сказал Томми и полетел обратно к острову Эллис. – Выглядит как война.

– Не знаю, надеяться ли мне на то, что Блез жив, или на то, что он мертв, – сказала Тах, вздохнув.

Когда они приблизились к острову, страх начал вгрызаться в ум Тахиона, обернув свои усики о ее нервные окончания, пока невольная дрожь не охватила все ее тело. Ребенок, чувствуя тревогу Таха, беспокойно вертелся в ее матке. Тахион попытался послать успокоительные мысли младенцу, но было трудно сконцентрироваться на чем-либо, кроме отчаянной потребности бежать.