– Ммммм, люблю сюрпризы. – Одежда упала на пол, послышались шаги и скрип кроватных пружин. – О’кей, дорогая, покажи, какая ты плохая девочка.

Зельда первой вошла в комнату. Она сбросила покрывало на пол и взяла эрегированный член Леффлера в руку как раз к тому моменту, как Нэнси включила свет и навела камеру. Кто-то еще бросил на кровать свежий номер «Нью-Йорк таймс», чтоб зафиксировать дату. Леффлеру понадобилось по крайней мере три щелчка затвора, чтобы отбросить Зельду прочь и спросить:

– Вероника, что, черт подери, тут творится?

Вероника покачала головой. Тони, став в ногах кровати, предъявила ему список требований. Они не требовали от него закрыть «Игродом» или превратить его в журнал освобождения женщин. Они хотели, чтобы «куколка месяца» стала «женщиной месяца», любой случайно выбранной женщиной-профессионалом старше тридцати. Тематическую статью, поддерживающую равные права женщин и осуждающую Национальную стрелковую организацию. Беллетристику, написанную женщинами. Короче говоря, завершить десятилетие с хотя бы минимумом социального самосознания.

– И, – сказала Зельда, – я хочу, чтоб на ваших лживых фото больше не было моделей с талиями по двадцать два дюйма. Ни у кого нет талии в двадцать два дюйма. Это чушь собачья!

Вероника неожиданно для себя хихикнула.

Леффлер не был удивлен. Во время лекции он собрал свои вещи и оделся.

– Вы понимаете, с кем вы тут, мать вашу, говорите? – спросила Нэнси. – Может быть, вы не понимаете, кто мы.

– W.O.R.S.E., я полагаю.

– Верно.

– Я вас не боюсь.

– А стоило бы, – сказала Тони. – Мы можем организовать кампанию и забросать чиновников письмами возмущенных граждан, так что ваш журнал снимут с прилавков во всех магазинах страны. Устроить пикеты, мешающие вашим сотрудникам добираться на работу. Обеспечить такое освещение в прессе, что фундаменталисты слетятся на вас, как мухи на дерьмо. Не говоря уже о том, чтобы разрушить ваш брак, – она кивнула на камеру в руках Нэнси.

Леффлер присел обуться.

– Если бы вы пришли в мой офис и изложили все это как вменяемые человеческие существа, возможно, я бы вас послушал.

– Я три месяца пыталась попасть на прием, – сказала Мартина. – Не делайте вид, что вам интересны наши предложения.

– О’кей, не буду, – он пошел к двери, затем обернулся посмотреть на Зельду. Она все еще была обнажена и следовала за ним по комнате. – И наденьте что-нибудь, – сказал он ей. – Меня тошнит от этих мускулов.

Выражение лица Зельды не поменялось. Она просто отклонилась назад и ударила его ногой в голову, сломав ему шею.

Стук его тела, упавшего на пол, был единственным звуком в комнате. Вероника подумала о резне в банке и качающемся трупе Ханны. Ей показалось, что сейчас она рухнет в обморок. Она заставила себя стать на колени перед телом Леффлера и коснуться его горла, проверяя пульс.

Зельда развела руки.

– Он мертв. Поверь мне.

– Иисусе, – пробормотала Вероника.

– Извини, – сказала Зельда равнодушно. – Я не подумала.

– Зельда, бога ради, – сказал кто-то.

– Ты опасна для окружающих, – добавила Тони.

Никто, кроме Вероники, казалось, не был особо шокирован или расстроен. Нэнси посмотрела на Веронику и сказала:

– М-да. Проблема.

Тони взяла Веронику за руку и заставила ее подняться на ноги.

– Дай мне ключ от комнаты. Мы обо всем позаботимся. А ты переходи улицу и езжай домой. Сможешь сесть на поезд?

Вероника кивнула.

– Дерьмо, – сказала Тони. – Нэнси, езжай с ней. Мы сами управимся.

Когда они уже выехали из города, где-то в районе Форест-Хиллс Нэнси спросила:

– Ты в порядке?

– Это так странно. Как будто… как будто это был сон или вроде того.

– Все верно, – сказала Нэнси. – Это он и был. Всего лишь сон.

Это было на всех каналах весь следующий день. Тело Леффлера нашли на аллее рядом со станцией Пенн, очевидно, он стал жертвой ограбления.

В тот вечер Нэнси пришла сказать ей, что они вне подозрений.

– Тебе не нужно знать, как они это сделали, – сказала Нэнси. Она, казалась, светилась успехом. – Но они избавились от него, и нет ничего, что связывало бы нас с ним.

– Это не беспокоит тебя? – спросила Вероника. – То, что он мертв?

– Слушай. Я тоже не поклонник насилия. Но ты должна помнить. Этот парень был дерьмом. С его смертью все переходит его дочери. Это будет женская корпорация, и в любом случае это лучше для всех женщин.

Вероника вспомнила мальчишескую энергию Леффлера, то, с каким нескрываемым удовольствием он отдавался сексу. Она вспомнила цветы, которые он всегда дарил ей, его чувство юмора.

– Наверное, – сказала она.

В следующую субботу одна из женщин принесла фотографии Зельды и Леффлера, которые она распечатала для себя на работе. Они пошли по рукам со смехом и восхищением. За бравадой скрывалось нервное напряжение. Вероника чувствовала его, и другие, вероятно, тоже, но никто ничего не сказал.

Вероника рано покинула собрание, а в следующую субботу осталась в своей комнате. Никто не пришел позвать ее вниз, и Нэнси больше никогда не говорила о W.O.R.S.E.

Дональд – кто бы он ни был – испортил Веронике все настроение. Она ушла из бара домой, кинула готовый обед в микроволновку и включила новости. Там шел документальный сюжет о Роксе, та история с неудачной высадкой рейнджеров в феврале.

– Признайте, – сказал репортер какому-то человеку в форме рейнджера, – эти детишки могут причинить гораздо больше вреда, если захотят. Создалось впечатление, что они даже не приняли вас всерьез. Несколько человек застрелили, но этим все и кончилось. Они выставили вас дураками.

– Мистер, – сказал рейнджер, – вы не знаете, что творится на этом острове. Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Просто молитесь, чтоб вы никогда не узнали этого.

Вероника сохранила одно фото Ханны. Оно стояло на тумбочке у кровати, потом она убрала его, фото казалось постоянным упреком. Теперь она достала его обратно и установила перед телевизором. Она поняла вдруг, что так и не оплакала Ханну, не пролила ни слезинки за все шестнадцать месяцев со дня ее смерти. С этой мыслью нахлынули слезы.

Джамперы, подумала она. Они выставили дураками всех нас.

Она выключила телевизор. Ей все никак не удавалось прийти в себя после встречи с тем мужчиной в ресторане. Призраки прошлого приходили к ней. Она сама навлекла их на себя, как это и бывает с призраками. Это было нечто, что она оставила незавершенным. Больше года она отталкивала это от себя, но вопросы никуда не делись и боролись за право быть высказанными.

Она нервно прошлась по квартире. Она не думала, что сможет заснуть сегодня, не в таком состоянии. Она должна была сделать что-то, не важно, насколько серьезное, чтобы искупить муки совести.

Она села и набрала номер Нэнси.

– Алло?

– Нэнси?

– Да?

– Это Вероника. – После странных обстоятельств, при которых они расстались, она не знала, как Нэнси отреагирует на звонок.

– Да? – повторила она, на этот раз нервно, неохотно.

– Не хотела тебя беспокоить. Просто… я всегда хотела тебя спросить. Это о… это о Ханне.

– Продолжай.

Вероника представляла, как она стоит на вытертом коврике в коридоре, спина прямая, глаза смотрят прямо вперед, словно ожидая, когда падет невидимый топор.

– Ичико сказала мне, W.O.R.S.E. оплатил адвоката Ханны. Я просто хотела спросить… Я имею в виду… как вы узнали, что она в тюрьме?

– Ты хочешь узнать, использовала ли она свое право на звонок, чтобы позвонить нам, а не тебе? Ты это хочешь знать?

– Думаю, да. Ну, она ведь сказала мне, что покончила со всем этим.

– Да. Она не звонила нам. Лэтхем, Стросс позвонил.

– Они позвонили вам?

– Это был Лэтхем собственной персоной. Он сказал, они оплатят адвоката, который вытянет ее из-за решетки, но не хотят, чтобы об этом стало известно. Он хотел, чтобы мы сказали, что адвоката оплатим мы. Это было не то предложение, от которого я бы в тот момент хотела отказаться.