– Так, значит, вы не уверены в том, что человек, который правил лошадьми, сейчас в фургоне?

– Напротив, сударыня. Я пришел в себя и видел ясно, как он туда поднялся.

– Не могли бы вы убедиться в том, что он все еще там?

– То есть как?

– А вот как. Если он в карете, вы услышите два голоса.

Молодой человек спрыгнул с подножки, подошел к стенке фургона и прислушался.

– Да, сударыня, – вернувшись, сообщил молодой человек, – он там.

Молодая женщина кивнула головой, словно желая сказать: «Хорошо!» – и несколько минут просидела неподвижно в глубоком раздумье, опустив голову на руку.

Тем временем молодой человек успел разглядеть ее.

Это была молодая женщина лет двадцати трех – двадцати четырех. Лицо у нее было смуглое, но того матового оттенка, который бывает ярче и красивее розового и румяного лица.

Прекрасные голубые глаза, устремленные ввысь в немом вопросе, сияли, словно звезды. Темные волосы были не напудрены; вопреки тогдашней моде, они ниспадали черными как смоль завитками на смуглую шею.

Будто решившись на что-то, она спросила:

– Сударь! Где мы находимся?

– Это дорога, ведущая из Страсбурга в Париж.

– А какое место дороги?

– Мы в двух милях от Пьерфита.

– Что такое Пьерфит?

– Предместье.

– А что за ним?

– Бар-ле-Дюк.

– Это название города?

– Да, сударыня.

– Большой это город?

– Кажется, четыре или пять тысяч жителей.

– А нет ли здесь проселочной дороги, которая вела бы прямо к Бар-ле-Дюку?

– Нет, сударыня, во всяком случае, я о такой не слыхал.

– Peccato6, – прошептала она, скрываясь в кабриолете. Молодой человек выждал некоторое время, чтобы убедиться, не хочет ли она еще о чем-нибудь спросить. Она молчала, и он собрался уходить.

Это его движение, по-видимому, вывело ее из состояния задумчивости; она снова выглянула из кабриолета.

– Сударь! – позвала она. Молодой человек обернулся.

– Я слушаю, – приближаясь, сказал он.

– Вы позволите еще один вопрос?

– Пожалуйста.

– К задку фургона был привязан конь, не так ли?

– Да, сударыня.

– Он все еще там?

– Не совсем так, сударыня: человек, скрывшийся в фургоне, отвязал его, а затем привязал к рессорам.

– С конем тоже ничего не случилось?

– Думаю, что нет.

– Это дорогая лошадь, я ее очень люблю. Я бы хотела собственными глазами убедиться, что она цела и невредима. Но как я могу пройти по такой грязи?

– Я могу привести лошадь сюда, – предложил молодой человек.

– Пожалуйста, – воскликнула женщина, – приведите ее! я буду вам так признательна!

Молодой человек подошел к коню, конь поднял голову и заржал.

– Не бойтесь, – проговорила женщина, – он добрый, как ягненок.

Затем, понизив голос, она позвала:

– Джерид! Джерид!

Конь, очевидно, узнал ее голос и, признав в ней хозяйку, повел головой и трепещущими ноздрями в сторону кабриолета.

Не теряя времени, молодой человек отвязал коня.

Едва конь почувствовал, что повод в чужих руках, он сделал резкое движение головой и одним махом отскочил футов на двадцать от кареты.

– Джерид! – вновь позвала женщина как могла мягче. – Ко мне, Джерид, ко мне!

Арабский скакун встряхнул умной прекрасной головой, с шумом втянул ноздрями воздух и, пританцовывая, словно под музыку, приблизился к кабриолету.

Женщина наполовину высунулась из кабриолета.

– Сюда, Джерид, сюда! – позвала она.

Конь послушно потянулся к знакомой ласковой руке.

В это мгновение изящная ручка ухватилась за конскую гриву, и, держась другой рукой за кожаный фартук кабриолета, женщина прыгнула в седло с легкостью валькирии из немецких баллад, взлетающих на круп коня, обняв путешественника за талию.

Молодой человек бросился к ней, но она остановила его властным жестом.

– Послушайте, – сказала она, – хотя вы молоды, вернее, так как вы молоды, вам, должно быть, еще не чужды человеческие чувства. Не противьтесь моему отъезду. Я бегу от человека, которого люблю. Однако прежде всего я – римлянка и истинная католичка. Так вот этот человек может погубить мою душу, если я останусь с ним. Он – безбожник, некромант, которого Бог только что предупредил, послав на его голову гром и молнию. Если бы он внял предупреждению! Передайте ему все, что я вам сказала. Желаю вам счастья в благодарность за вашу помощь! Прощайте!

С этими словами легкая, словно облачко, она исчезла, уносимая Джеридом, пущенным в галоп.

Видя, что она уезжает, молодой человек удивленно вскрикнул.

Крик этот достиг слуха находившихся в карете и разбудил путешественника.

Крик этот, как мы сказали, разбудил путешественника. Он поспешно вышел из фургона, тщательно прикрыв за собой дверь, и окинул местность беспокойным взглядом. Первый, кого он заметил, был перепуганный молодой человек.

Сверкнувшая в этот миг молния позволила путешественнику рассмотреть его с ног до головы, он устремил свойственный ему пристальный взгляд на того, кто привлек его внимание.

Перед ним стоял юноша лет шестнадцати-семнадцати, небольшого роста, худощавый, подвижный. Его черные глаза бесстрашно устремлялись на интересовавший его предмет; взгляд его, возможно, был лишен нежности, однако был полон очарования. Нос у него был крючковатый, но тонко очерченный, тонкие губы и выступающие скулы свидетельствовали о хитрости и осторожности, выпуклый округлый подбородок говорил о решительном характере.

– Это вы сейчас кричали? – спросил путешественник.

– Да, сударь, – отвечал молодой человек.

– А почему вы кричали?

– Потому что…

Молодой человек запнулся.

– Потому что..? – повторил путешественник.

– Сударь! В кабриолете была дама, не так ли?

– Да.

Бальзамо устремил взгляд на карету, словно пытаясь заглянуть внутрь сквозь стены.

– А конь был привязан к рессорам кареты?

– Да, а почему вы об этом спрашиваете?

– Сударь! Дама, сидевшая в кабриолете, ускакала на коне, которого вы привязывали к рессорам.

Не издав ни единого звука, не произнеся ни слова, Бальзамо бросился к кабриолету, откинул кожаные занавески: полыхнувшая в этот момент молния осветила опустевший кабриолет.

– Проклятье! – издал он вопль, подобный громовому раскату, сопровождавшему его крик.

Он стал озираться, словно ища способ отправиться в погоню, но очень скоро был вынужден признать, что это бесполезно.

– Пытаться нагнать Джерида на одном из этих коней так же невозможно, – произнес он, качая головой, – как черепахе угнаться за газелью. Впрочем, я всегда могу узнать, где она, если только…

С озабоченным видом он поспешно сунул руку в карман куртки, достал небольшой бумажник и раскрыл его. В одном из отделений бумажника он нашел сложенный лист бумаги, из которого выпала прядь черных волос.

При виде волос лицо путешественника просияло, он совершенно успокоился, – во всяком случае, так могло показаться.

– Вот и славно, – проговорил он, отерев со лба пот. – А она ничего не говорила вам перед отъездом?

– Говорила, сударь.

– Что же она вам сказала?

– Просила передать, что покидает вас не потому, что сердится, а потому что боится вас, будучи истинной христианкой, тогда как вы…

Молодой человек остановился в нерешительности.

– Тогда как я…? – подхватил путешественник.

– Не знаю, надо ли продолжать, – произнес молодой человек.

– Да говорите же!

– Тогда как вы безбожник и нечестивец, которому Бог нынешней ночью послал последнее предупреждение. Она желала бы, чтобы вы вняли ему.

– И это все? – переспросил тот.

– Все.

– Что же, поговорим о чем-нибудь другом. Остатки его беспокойства улетучились; казалось, путешественник совершенно успокоился.

Молодой человек следил за всеми движениями души путешественника, отражавшимися на его лице, с любопытством, которое свидетельствовало о том, что молодой человек также не был лишен наблюдательности.