– Я дал себе слово, пока поднимался к тебе по лестнице, что сегодня же отправлюсь к де Сартину и расскажу о своей находке. А де Сартин мне ответит, что человек с непокрытой головой, без чулок, в ботинках без шнурков, да еще макающий хлеб в фонтан, должен проживать неподалеку от того места, где его видели в таком неряшливом виде, после чего он займется его поисками.

– Что он может здесь делать без копейки денег?

– На посылках, должно быть.

– Он? Этот необузданный философ? Да что вы!

– Должно быть, отыскал какую-нибудь родственницу, старую богомолку, и она его подкармливает корками, слишком черствыми для ее мопса, – предположила Сильви.

– Довольно, довольно, сложите белье в этот старый шкаф, Сильви. А вас, дорогой брат, я прошу заняться наблюдениями.

Они подошли к окну с большими предосторожностями. Андре оставила вышивание, небрежно положила ноги на кресло, потом протянула руку за книгой, лежавшей неподалеку на стуле; она раскрыла книгу и стала читать нечто весьма увлекательное, как показалось зрителям, потому что она сидела не шелохнувшись.

– С каким увлечением она читает! – заметила Шон. – Что же это за книга?

– Вот что прежде всего необходимо! – отвечал виконт, достав из кармана зрительную трубу; он разложил ее, укрепил в углу подоконника и навел на Андре.

Шон с нетерпением за ним следила.

– Ну как, она в самом деле хороша собой? – спросила она виконта.

– Восхитительна! Изумительная девушка! Какие руки! А пальчики! До чего хороши глаза! Губы могли бы совратить святого Антония. Ножки, ах, божественные ножки! До чего хороша щиколотка в шелковом чулке.

– Ну что ж, влюбитесь в нее, вам сейчас только этого недоставало! – со смехом воскликнула Шон.

– А почему бы и не влюбиться?.. Мы бы неплохо все разыграли, особенно если бы она хоть немножко меня полюбила. Это несколько успокоило бы нашу бедную графиню.

– Дайте мне трубу и перестаньте молоть вздор… Да, она действительно хороша, не может быть, чтобы у нее не было любовника… Да она не читает, взгляните!.. Она вот-вот выронит книгу… Ну вот, книжка выскальзывает.., падает… Видите, я была права, Жан: она не читает, она мечтает.

– Или спит.

– С открытыми глазами? До чего красивые глаза, черт возьми!

– Во всяком случае, – заметил Жан, – если у нее есть любовник, мы его отсюда увидим.

– Да, если он придет днем. А если ночью?..

– Дьявольщина! Об этом я и не подумал, а ведь надо было побеспокоиться об этом в первую очередь… Это доказывает, до какой степени я наивен.

– Да, наивен, как прокурор.

– Хорошо, что вы меня предупредили, я что-нибудь придумаю.

– Отличная труба! – похвалила Шон. – Я могла бы прочесть книгу.

– Прочтите и скажите мне название. Я попробую отгадать что-нибудь по книге.

Шон с любопытством направилась к окну, но еще быстрее отскочила.

– Ну, что там еще? – спросил виконт. Шон схватила его за руку.

– Посмотрите осторожно, брат, – сказала она, – взгляните, кто выглядывает вон из того слухового окна слева. Смотрите, чтобы вас не заметили!

– Хо, хо, это мой любитель сухарей, да простит меня Бог! – глухо проговорил Дю Барри.

– Он сейчас свалится.

– Нет, он держится за водосточную трубу.

– А куда он смотрит так пристально? Уж не пьян ли он?

– Кого-то подстерегает. Виконт хлопнул себя по лбу.

– Я понял! – вскричал он.

– Что понял?

– Он высматривает нашу мадмуазель, черт побери!

– Мадмуазель де Таверне?

– Да! Вот он, любовник из ее голубятни! Она едет в Париж – он бежит за ней. Она поселилась на улице Кок-Эрон – он сбегает от нас на улицу Платриер. Он смотрит на нее, а она мечтает.

– Могу поклясться, что это похоже на правду, – проговорила Шон. – Взгляните, как он смотрит, как пристально, как горят у него глаза: он влюблен так, что потерял голову.

– Сестрица! – сказал Жан. – Мы можем больше не высматривать птичку, влюбленный юнец сделает это за нас.

– Для себя – да.

– Нет, для нас. А теперь позвольте вас покинуть: пойду к дорогому Сартину. Черт побери! Какая удача! Будьте осторожны, Шон: философ не должен вас видеть. Вы знаете, как легко его спугнуть.

Де Сартин возвратился домой в три часа ночи. Он очень устал и в то же время был вполне удовлетворен вечером, который он сумел устроить для короля и графини Дю Барри.

Воодушевление народа было в немалой степени подогрето прибытием ее высочества Марии-Антуанетты, вот почему в честь его величества тоже раздавались приветственные крики «Да здравствует король!». Однако справедливости ради следует отметить, что восторженности народа поубавилось со времен знаменитой болезни короля в Меце, когда вся Франция была в церкви или в местах паломничества, молясь за здравие юного Людовика XV, которого называли в то время Людовиком XV Возлюбленным.

А графиня Дю Барри, которую оскорбляли на улице, выкрикивая словечки особого сорта, была вопреки своим ожиданиям радостно встречена самыми разными слоями зрителей, ловко расставленных в первых рядах. Король был очень доволен и чуть заметно улыбнулся де Сартину; начальник полиции был уверен, что его ожидает щедрое вознаграждение.

Он подумал, что заслужил право не вставать с постели до обеда, чего с ним давно уже не случалось. Поднявшись, он решил воспользоваться нежданным свободным днем, который он сам себе позволил, для того чтобы примерить две дюжины новых париков, принимая доклады о ночных происшествиях. Когда он мерил шестой парик и выслушал треть доклада, ему доложили о виконте Жане Дю Барри.

«Отлично! – подумал де Сартин, – вот и вознаграждение! Впрочем, кто знает? Женщины такие капризные!»

– Просите господина виконта в гостиную!

Уставший за утро Жан сел в кресло. Начальник полиции не замедлил явиться вслед за ним. Он убедился, что встреча не обещает ничего неприятного.

Жан и в самом деле казался приветливым.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Дорогой виконт! Что привело вас в столь ранний час? – спросил де Сартин.

– Прежде всего мне бы хотелось выразить вам свое восхищение тем, как вы устроили вчерашний праздник, – отвечал Жан, привыкший начинать с лести, когда он разговаривал с нужными ему людьми.

– Благодарю вас. Это официальное мнение?

– Что касается замка Люсьенн – да!

– Мне большего не нужно. Разве не там встает солнце?

– А иногда там же и садится.

И Дю Барри грубо расхохотался, что, однако, придало его лицу выражение добродушия, в чем он особенно нуждался.

– Помимо высказанного вам одобрения, я хотел бы попросить вас оказать мне услугу.

– Хоть две, если это выполнимо.

– Да, вы сами мне теперь же это и скажете. Если в Париже что-нибудь потерять, есть ли надежда отыскать эту вещь?

– Да, если она ничего не стоит или, наоборот, стоит очень дорого.

– То, что ищу я, стоит недорого, – отрицательно покачав головой, отвечал Жан.

– Что же вы ищете?

– Я пытаюсь отыскать восемнадцатилетнего юношу. Де Сартин потянулся за бумагой, взял карандаш и записал.

– Восемнадцать лет… Как его зовут?

– Жильбер.

– Чем он занимается?

– По возможности ничем.

– Откуда прибыл?

– Из Лотарингии.

– Где проживал?

– Он был на службе у Таверне.

– Они привезли его с собой?

– Нет, моя сестра Шон подобрала его на дороге, когда он умирал с голоду. Она посадила его к себе в карету и привезла в Люсьенн, а там…

– Что же произошло?

– Боюсь, что этот дурак злоупотребил гостеприимством.

– Что-нибудь украл?

– Я этого не утверждаю.

– Ну так…

– Я хочу сказать, что он сбежал при странных обстоятельствах.

– И теперь вы хотите его изловить?

– Да.

– Имеете ли вы хоть какое-то представление, где он может находиться?

– Я встретил его сегодня у фонтана на углу улицы Платриер и подумал, что он проживает где-нибудь неподалеку. Я даже мог бы показать дом.