Принцесса горячо молилась перед распятием; Лоренца молча и неподвижно, с открытыми, но словно невидящими глазами, стояла посреди комнаты. Мужчины стояли у окна: граф опирался на оконную задвижку, кардинал был наполовину скрыт шторами.

– Так что же вам угодно? – повторил граф. – Я вас слушаю.

– Я хочу знать, кто вы такой.

– Вам это известно.

– Мне?

– Разумеется. Не вы ли говорили, что я – колдун?

– Превосходно! Но там вас называли Джузеппе Бальзамо, здесь – графом Фениксом.

– Что же это доказывает? Что я сменил имя, только и всего.

– Да, но знаете ли вы, что подобные изменения, да еще со стороны такого человека, как вы, должны весьма заинтересовать господина де Сартина?

Граф улыбнулся.

– Это несерьезный аргумент для того, кто носит славное имя Роанов! Неужели ваше высокопреосвященство собирается делать голословные заявления? Verba et voces16. Никакого другого обвинения мне предъявить вы не желаете?

– Шутить изволите? – спросил кардинал.

– Таков уж мой нрав!

– В таком случае я позволю себе одно удовольствие.

– Какое же?

– Я заставлю вас снизить тон.

– Попробуйте.

– Я в этом уверен, стоит мне только начать ухаживать за будущей наследной принцессой.

– Это было бы небесполезно, принимая во внимание отношения, в которых вы с ней сейчас находитесь, – равнодушно заметил Бальзамо.

– А если я прикажу вас арестовать, господин предсказатель судеб? Что вы на это скажете?

– Я бы сказал, что вы совершаете большую ошибку, ваше высокопреосвященство.

– Вот как? – с уничтожающим презрением воскликнул кардинал. – По отношению к кому?

– К самому себе, господин кардинал.

– Ну так я отдам это приказание: вот когда мы узнаем, кто такой в действительности Джузеппе Бальзамо, граф Феникс, – знатный отпрыск генеалогического древа, ни одного семечка с которого я не видал ни на одном из геральдических полей Европы.

– Неужели вам обо мне ничего не сообщил ваш друг господин де Бретель? – спросил Бальзамо.

– Господин де Бретель не является моим другом.

– То есть он перестал им быть. Однако когда-то он был одним из самых близких ваших друзей. Ведь именно ему вы написали одно письмо…

– Какое письмо? – спросил кардинал, приблизившись к Бальзамо.

– Ближе, господин кардинал, еще ближе. Я не хотел бы громко говорить, дабы не опорочить вас.

Кардинал вплотную приблизился к Бальзамо.

– О каком письме вы говорите? – прошептал он.

– Вы хорошо знаете, о каком.

– И все-таки скажите!

– Я имею в виду письмо, которое вы отправили из Вены в Париж с целью помешать женитьбе дофина. Прелат не смог скрыть своего ужаса.

– А это письмо?.. – пролепетал он.

– Я знаю его назубок.

– Так господин де Бретель меня предал?

– Почему вы так решили?

– Потому что, когда вопрос о женитьбе дофина был решен, я попросил его вернуть мне письмо.

– А он вам сказал?..

–..что сжег его.

– Он не посмел вам признаться в том, что письмо потеряно.

– Потеряно?

– Да. Одним словом, если письмо потеряно, то, как вы понимаете, оно могло и найтись.

– То есть письмо, которое я написал господину де Бретелю…

– Да.

– То самое, о котором он сказал, что сжег его?..

– Да.

– И которое он потерял?..

– Я его нашел. Господи, да случайно, конечно, проходя через мраморный двор в Версале!

– И вы не вернули его господину де Бретелю?

– От этого я воздержался.

– Почему?

– Будучи колдуном, я знал, что ваше высокопреосвященство, которому я желаю только добра, смертельно меня ненавидит. Вы понимаете: если безоружный человек, идя через лес, ожидает нападения и находит на опушке заряженный пистолет…

– То что же?

–..то этот человек – просто дурак, если выпустит пистолет из рук.

У кардинала помутилось в глазах, он схватился за подоконник.

Граф жадно следил за его замешательством.

– Пусть так, – проговорил кардинал. – Однако не ждите, что принц, урожденный Роан, спасует перед угрозами шарлатана. Это письмо было потеряно – вы его нашли. Пусть оно попадет в руки к принцессе. Пусть моя политическая деятельность будет окончена. Но я и после этого останусь королевским верноподданным и надежным посланником. Я скажу, что это правда, то есть что я считал этот альянс пагубным для интересов моей страны, пусть моя страна меня защищает или наказывает.

– А если найдется человек, – заметил граф, – который станет утверждать, что посланник – молодой, красивый, галантный, ни в чем не сомневающийся, с его именем и титулом – говорил все это отнюдь не потому, что считал альянс с австрийской эрцгерцогиней пагубным для интересов Франции, а потому, что, благосклонно принятый ее высочеством Марией-Антуанеттой, честолюбивый посланник оказался настолько тщеславен, что увидел в этой благосклонности нечто большее, чем простую любезность? Что тогда ответит верноподданный, что на это скажет надежный посланник?

– Он станет это отрицать, потому что нет никаких Доказательств существования того, о чем вы говорите.

– Вот в этом вы ошибаетесь; охлаждение к вам будущей наследной принцессы очевидно. Кардинал колебался.

– Послушайте, ваше высокопреосвященство, – продолжал граф, – поверьте, что вместо того, чтобы ссориться, что уже произошло бы, если бы я не был осмотрительнее вас, давайте останемся добрыми друзьями.

– Добрыми друзьями?

– А почему бы нет? Добрые друзья – это те, кто готов оказать нам услугу.

– Разве я когда-нибудь просил вас об этом?

– Это ваша ошибка, потому что за те два дня, что вы уже в Париже…

– Я?

– Да, вы. Господи, ну зачем вы пытаетесь от меня это скрывать? Ведь я колдун. Вы оставили принцессу в Суассоне, примчались на почтовых в Париж через Виллер-Котре и Даммартен, то есть кратчайшим путем, и поспешили к своим добрым парижским друзьям за услугами, в которых они вам отказали. После этого в полном отчаянии вы отправились на почтовых в Компьень.

Кардинал был подавлен.

– Какого рода услуги я мог бы ожидать от вас, – спросил он. – если бы к вам обратился?

– Те услуги, которые можно получить от человека, умеющего делать золото.

– Какое отношение это может иметь ко мне?

– Черт побери! Когда человек должен срочно уплатить пятьсот тысяч франков в сорок восемь часов… Я точно назвал сумму?

– Да, точно.

– И вы спрашиваете, зачем вам друг, который умеет делать золото? Это все-таки имеет значение, если пятьсот тысяч франков, которые вы ни у кого не смогли взять в долг, можно взять у него.

– Где именно? – спросил кардинал.

– Улица Сен-Клод, в Маре.

– Как я узнаю дом?

– На двери молоток в виде головы грифона.

– Когда можно явиться?

– Послезавтра, ваше высокопреосвященство, в шесть часов пополудни, пожалуйте, а потом…

– Потом?

– В любое время, когда вам заблагорассудится. Смотрите, мы вовремя обо всем уговорились: принцесса закончила молитву.

Кардинал был побежден, он не пытался более сопротивляться и подошел к принцессе.

– Ваше высочество! – обратился он к ней. – Я вынужден признать, что его сиятельство Феникс оказался совершенно прав: представленное им свидетельство подлинное, кроме того, меня полностью удовлетворили его объяснения. Граф поклонился.

– Каковы будут приказания вашего высочества? – спросил он.

– Я еще раз хочу поговорить с этой дамой. Граф в другой раз поклонился в знак согласия.

– По своей ли воле вы покидаете Сен-Дени, куда пришли, чтобы попросить у меня убежища?

– Ее высочество спрашивает, – с живостью подхватил Бальзаме, – по своей ли воле вы покидаете монастырь Сен-Дени, куда пришли просить убежища? Отвечайте, Лоренца!

– Да, – проговорила молодая женщина, – такова моя воля.

– Для того, чтобы последовать за своим супругом, графом Фениксом?

– Для того, чтобы последовать за мной? – повторил граф.