– В своей комнате.

– Чем занимается?

– Он лег.

– Спит?

– Нет, читает.

– Что именно?

– Одну из тех дурных книг, которые он и меня пытается заставить читать.

– А вы их не читаете? – Нет, – проговорила она.

– Ну хорошо. С этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите, что делает в своей комнате Николь.

– У нее нет света.

– Разве вам нужен свет?

– Нет, если вы прикажете видеть в темноте.

– Да, я вам это приказываю!

– Я ее вижу.

– Что она делает?

– Она не одета… Осторожно толкнула дверь своей комнаты… Спускается по лестнице.

– Так… Куда она направляется?

– Стоит у входной двери. По-видимому, кого-то подкарауливает…

Бальзамо усмехнулся:

– Не вас ли она поджидает?

– Нет.

–Это главное. Когда за девушкой не шпионят ни отец, ни камеристка, ей нечего опасаться, если только…

– Нет, – перебила она Бальзамо.

– Вы читаете мои мысли?

– Да.

– Так вы ни в кого не влюблены?

– Я? – высокомерно спросила она.

– Отчего же нет? Разве вы не можете быть влюблены? Из монастыря выходят не для того, чтобы жить в заточении: вы должны быть свободны душой и телом.

Андре покачала головой.

– Мое сердце свободно, – с грустью ответила она. Душевная чистота и непорочность осветили изнутри ее лицо. Бальзамо восторженно прошептал:

– Как вы прекрасны, дорогая ясновидящая! Он прижал руки к груди в немой молитве, затем обратился к Андре:

– Однако если не любите вы, это вовсе не означает, что никто не любит вас, не так ли?

– Не знаю, – мягко возразила она.

– Как не знаете? – строго спросил Бальзамо. – Узнайте! Когда я спрашиваю, надо отвечать!

Он в другой раз прикоснулся стальной палочкой к ее груди.

Девушка вздрогнула, но не так сильно, как в первый раз.

– Да, теперь я вижу… Сжальтесь надо мной, вы меня погубите…

– Что вы видите? – спросил Бальзамо.

– Это невероятно! – воскликнула Андре.

– Что там такое?

– Я вижу молодого человека, который следит за мной, не сводит с меня глаз с тех пор, как я вернулась из монастыря.

– Кто этот юноша?

– Лица не видно; судя по одежде, он простолюдин.

– Где он сейчас?

– Внизу у лестницы. Он страдает.., плачет!

– Почему же вы не видите его лица?

– Он закрыл лицо руками.

– Смотрите сквозь ладони! Андре сделала над собой усилие.

– Жильбер! – вскрикнула она. – Я же говорила, что это невозможно!

– Отчего же невозможно?

– Он не посмеет в меня влюбиться, – отвечала она в высшей степени презрительно.

Бальзамо усмехнулся: он хорошо знал людей и понимал, что для любви нет преград.

– Что он делает на лестнице? – продолжал он.

– Сейчас, сейчас… Он поднял голову… Схватился за перила… Встал… Поднимается по лестнице!

– Куда он направляется?

– Сюда… Но это ничего, он не осмелится войти.

– Почему?

– Боится! – презрительно усмехнувшись, отвечала Андре.

– Он собирается подслушивать?

– Да, он уже прижался ухом к двери… Он нас подслушивает!

– Вас это смущает?

– Да, потому что он может услышать, о чем мы говорим.

– Он из тех, кто может этим воспользоваться даже во вред той, которую любит?

– Да, забывшись в гневе или в порыве ревности… В такие минуты он способен на все!

– В таком случае давайте от него избавимся! – предложил Бальзамо.

Он решительно направился к двери, громко топая. Очевидно, Жильбер еще был не готов к атаке: услышав шаги Бальзамо и опасаясь быть застигнутым врасплох, он бросился к перилам и торопливо съехал вниз.

Андре в ужасе вскрикнула.

– Не смотрите туда, – подходя к Андре, приказал Бальзамо. – Расскажите лучше о бароне де Таверне.

– Как вам будет угодно, – вздохнув, отвечала Андре.

– Он в самом деле беден?

– Очень!

– Настолько беден, что не способен предоставить вам никаких развлечений?

– Да.

– Так вы здесь скучаете?

– Смертельно!

– Быть может, вы тщеславны?

– Нисколько.

– Вы любите своего отца?

– Да… – поколебавшись, ответила она.

– Вчера мне показалось, что есть нечто, омрачающее вашу любовь к отцу, – продолжал с усмешкой Бальзамо.

– Я не могу ему простить, что он пустил по ветру состояние моей матери. Теперь Мезон-Руж прозябает в гарнизоне и не может с достоинством носить имя своей семьи.

– Кто это Мезон-Руж?

– Мой брат Филипп.

– Почему вы зовете его Мезон-Ружем?

– Так называется, вернее, когда-то называлось наше имение. Старший сын носил имя Мезон-Руж вплоть до кончины своего отца, потом присоединил имя Таверне.

– Вы любите брата?

– Очень.

– Больше всех?

– Больше всех на свете!

– А как объяснить, что вы так горячо любите своего брата, а отца только терпите?

– У брата благородное сердце, он жизнь готов за меня отдать!

– А отец? Андре потупилась.

– Почему вы молчите?

– Не хочу отвечать.

Бальзамо и не собирался принуждать ее к ответу. Вероятно, он и так уже знал о бароне все, что хотел.

– Где сейчас шевалье де Мезон-Руж?

– Вы спрашиваете у меня, где Филипп?

– Да.

– В своем гарнизоне в Страсбурге.

– Вы его видите?

– Где?

– В Страсбурге.

– Не вижу.

– Вы хорошо знаете Страсбург?

– Нет.

– Зато я знаю. Давайте поищем вместе, вы ничего не имеете против?

– С удовольствием!

– Он в театре?

– Нет.

– Нет ли его в кафе Ла-Пласс среди офицеров?

– Нет.

– Может быть, он в своей комнате? Взгляните туда, где он живет.

– Я ничего не вижу! Мне кажется, его нет в Страсбурге.

– Вам знакома дорога?

– Нет.

– Неважно, я знаю ее хорошо. Давайте проследим его возможный путь. Нет ли его в Саверне?

– Нет.

– Может, он в Саарбрюкке?

– Нет.

– А в Нанси?

– Погодите-ка!

Девушка попыталась сосредоточиться; сердце ее отчаянно билось.

– Вижу, вижу! – обрадовалась она. – Филипп, дорогой! Какое счастье!

– Что такое?

– Дорогой Филипп! – сияя, повторяла Андре.

– Где он?

– Он проезжает город, который хорошо мне знаком.

– Какой же это город?

– Нанси! Нанси! Там мой монастырь.

– Вы уверены, что это ваш брат?

– Да, конечно: его лицо хорошо видно при свете факелов.

– Каких факелов? – удивился Бальзамо. – Откуда там факелы?

– Он едет верхом, сопровождая чудесную золоченую карету!

– Ага! – удовлетворенно воскликнул Бальзамо. – Кто в карете?

– Молодая дама… О, как она величественна! Как грациозна! Боже, до чего хороша! Странно: мне кажется, я ее где-то видела… Нет, нет, просто у нее есть что-то общее с Николь.

– Николь похожа на эту даму – столь гордую, величественную, красивую?

– Да, но только отчасти – как жасмин похож на лилию – Так… Что сейчас происходит в Нанси?

– Молодая дама выглянула из кареты и знаком приказала Филиппу приблизиться… Он повиновался… Вот он подъехал, почтительно склонился.

– Вы слышите, о чем они говорят?

– Сейчас, сейчас! – Андре жестом остановила Бальзамо, словно умоляя его замолчать и не мешать ей.

– Я слышу! – прошептала она.

– Что говорит молодая дама?

– С нежной улыбкой на устах приказывает пришпорить коней. Говорит, что эскорт должен быть готов завтра к шести утра, так как днем она хотела бы сделать остановку.

– Где?

– Об этом как раз спрашивает мой брат… О Господи!

Она собирается остановиться в Таверне! Хочет познакомиться с моим отцом… Столь знатная особа остановится в нашем убогом доме?.. Что же нам делать? Нет ни столового серебра, ни белья…

– Успокойтесь! Я об этом позабочусь!

– Да что вы…

Привстав, девушка снова в изнеможении рухнула в кресло, тяжело дыша.

Бальзамо бросился к ней и, несколько раз взмахнув руками, заставил ее крепко уснуть. Она уронила прелестную головку на бурно вздымавшуюся грудь.